Парадокс великого Пта - Жаренов Анатолий Александрович. Страница 25

— Так вот, к вопросу о вашем брате. Его зовут Отто. Я не ошибся? Вы в свое время сообщили мне, что он жив и здравствует под именем…

— Молчите! — закричал немец. — Ради всего святого, молчите!

— Вы поздно вспомнили о святости, — сухо бросил Марчелло. — Вам надо было подумать о ней тогда, когда вы продавали свою душу и тело господину Хенгенау.

— О! — простонал немец.

— Я бы мог помочь вам, — произнес Марчелло. — Но дело в том, что я ничего не делаю даром.

Немец хмуро взглянул на Марчелло. Тогда тот вынул из кармана и бросил на стол изумруд.

— Это откуда у вас? — спросил он.

Зигфрид поднял брови, подумал и, покачав головой, сказал:

— Не помню. Я ведь ничего не помню с тех пор, как покинул лабораторию… Может быть… Может быть, по дороге сюда?..

— Попытайтесь вспомнить, — жестко сказал Хозе. — Или мне придется возмещать затраты, произведенные на вас, каким-либо иным способом. И я опасаюсь, что способ этот будет вам не по вкусу.

Ромашов Диомидову понравился. Усики капитана Семушкина вызвали на его лице мимолетную улыбку.

Перебрасываясь незначительными фразами, все трое подошли к небольшому домику, сложенному из белых камней. Капитан Семушкин отпер посеревшую от времени входную дверь, снял печати. Милиционер, сидевший на крылечке, молча проводил взглядом Диомидова. За первой дверью оказалась вторая: свежеокрашенная. Щелкнул английский замок. Диомидов, Семушкин и Ромашов прошли в небольшую прихожую. Отсюда вели три двери: в спальню, гостиную и на кухню. Была еще витая лесенка на мансарду. Ромашов повел Диомидова через гостиную в кабинет Беклемишева.

Дом пустовал после поспешного отъезда Тужилиных. Анна Павловна гордо продолжала отказываться от наследства. Кто-то, по-видимому все та же Дарья Заметнова, пустил слух, что дом самоубийцы околдован и что сам старик Беклемишев приходит туда по ночам.

— Темные люди, — заметил капитан Семушкин по этому поводу. — Просто удивительно, что в наше время могут быть такие темные люди.

— Вот именно, — откликнулся Диомидов, рассматривая Диану-охотницу, точенного из кости слона и раковину-пепельницу. — Вы, капитан, попали в самую точку.

Капитан потрогал усики.

— Баллистическую экспертизу, — сказал он, — я провел аккуратно. Вот так сидел труп. Смотрите. — Он сел, как сидел тогда Беклемишев. — А вот тут лежало оружие.

И капитан стал объяснять, какие факты привели его к мысли о том, что налицо рядовое самоубийство.

Диомидов выслушал его, не перебивая, а потом взглянул на Ромашова. Тот пожал плечами. Блестящие познания капитана в области баллистических экспертиз были ему известны в достаточной степени. Тем не менее Ромашов продолжал кое в чем сомневаться. Полковнику он свои соображения уже высказал. Добавить нечего.

Диомидов стал просматривать беклемишевские бумаги. Ромашов отошел и присел на подоконник. Капитан Семушкин ковырнул ногтем бронзовую богиню и зевнул, прикрыв рот рукой. Минут двадцать в кабинете слышны были только вздохи Семушкина и шелест бумаги.

— Вы правы, — сказал наконец Диомидов. — Здесь действительно ничего интересного нет. — Эту фразу он адресовал Ромашову. Капитан же отнес ее на свой счет и счел долгом откликнуться.

— Научная методика, — сказал он, торжествующе взглянув на Ромашова, — позволяет нам сделать такой вывод.

Диомидов пристально поглядел на капитана, пытаясь постичь смысл столь высокохудожественной фразы, потом кивнул головой.

— Да, — одобрительно отозвался он. — У меня был знакомый, который считал, что каждое время года имеет свои плюсы и минусы. Летом, например, тепло. Это хорошо. Но летом нужно часто мыть ноги. И это уже плохо. Зимой холодно. Это плохо. Но ноги можно мыть реже. Это хорошо. Такие выводы позволяла ему делать научная методика.

Ромашов отвернулся. Его плечи подозрительно затряслись. Капитан Семушкин потрогал усы и надул Щеки. Он не знал, нужно обижаться или следует сделать вид, что ничего особенного не произошло. Поразмыслив, он решил сделать вид и натянуто засмеялся. Шутки старших товарищей, даже обидные, капитан Семушкин умел воспринимать подобающим образом. Но в данном случае полковник пренебрежительно отнесся не к нему, капитану, а к научным методам, которыми он, капитан, руководствовался при изучении обстоятельств дела. Поэтому, посмеявшись в меру, капитан снова надул щеки.

Смена настроений на лице капитана не ускользнула от Диомидова. Он пожалел о неосторожно брошенных словах и мысленно обругал себя. Недалекий капитан с его безапелляционной уверенностью не мог служить мишенью для острот. Правда, эта уверенность раздражала. Но ведь не настолько же, чтобы кидаться на человека. Почему “хладнокровный, как бревно”, по выражению майора Беркутова, Диомидов вдруг ни с того ни с сего вышел из себя? Почему соскочила пружинка? Ромашов? Да, пожалуй. Не будь в Сосенске Ромашова, капитан Семушкин спокойно перекрестил бы дело, и никогда Диомидову не узнать бы о связи беклемишевского дела с тем, что произошло в подмосковном лесу. О том, что кончик из клубка, который он начал разматывать, прячется в этом дачном городке, в этом домике, в этом кабинете с полированным письменным столом на гнутых старомодных ножках и Дианой-охотницей на нем. И даже не в кабинете, а за его окнами, в саду, среди кустов смородины и малины.

В саду, в полутора десятках метров от окна, возвышалась соломенная крыша погреба. Это был обыкновенный рядовой погреб для картошки. А рядом с погребом, среди сочных зеленых лопухов, темнело большое круглое пятно. Диомидов посмотрел на него, прищурившись, и повернулся к капитану.

— Послушайте, — сказал он. — Вы в саду были? Капитан покачал головой.

— Там нечего делать.

— Ну да, — заметил Диомидов. — Я просто забыл про вашу версию.

— Там нечего делать, — упрямо заявил капитан Семушкин. — Окно было закрыто на шпингалеты, д убийства в закрытых помещениях случаются только в романах.

— Это верно, — подтвердил полковник. — Но и в романах им находят объяснение.

— Баллистическая экспертиза, — сказал капитан веско.

— Откройте окно, — попросил Диомидов.