Яблоко Немезиды - Жаренов Анатолий Александрович. Страница 4

Грейвс облизал губы.

— Целое состояние, — буркнул он. — Ведь эта штука в сто раз дороже героина.

Коун подумал, что Бредли знал о пасте. Иначе с какой стати он стал бы заводить об этом разговор с Никльби? Люди крайне редко спрашивают друг друга, какой пастой или каким мылом они пользуются. Мужчинам, во всяком случае, подобные вопросы не приходят в голову. Если, конечно…

В данном случае “если” было налицо. Только почему “Дорис”, а не “Менгери”?

И вот труп Бредли найден в канализационном колодце. В спине — кинжал шаха. Тоже странное обстоятельство. Кричащая улика. Для чего Бен Аюзу потребовалось афишировать себя? Ему вовсе не обязательно было оставлять оружие на месте преступления.

Детальный осмотр останков Бредли не внес ничего существенного в ход следствия. Коун попросил прислать ему карту медицинской экспертизы и заперся в кабинете. Через полчаса раздался телефонный звонок.

— Инспектор Коун?

— Да, шеф.

— Меня осаждают репортеры. У вас есть что-нибудь?

— Они маскируют это под зубную пасту “Дорис”, — сказал Коун. Он подумал, нужно говорить шефу о словах Бредли насчет “Менгери” или нет. Решил, что не нужно. И повторил: — Да, “Дорис”.

— Любопытно. А что вы думаете относительно Бредли?

Коун думал относительно Бредли. Но свои мысли по этому поводу он держал при себе. У него не выходил из головы кинжал шаха. Это было похоже на подсказку. А Коун подсказок не любил. Шефу он сказал уклончиво:

— Пока не ясно, шеф.

— Вы уверены, что убийца — шах? — спросил господин Мелтон.

— Нет, не уверен, — поколебавшись, ответил Коун. — Но мы ищем его.

— Правильно, — одобрил шеф. — Надо торопиться, Коун. Мне очень жаль Бредли. Он был способным агентом.

— Да, шеф, — сказал Коун. — Мы постараемся.

Он опустил голову на руки и посидел так минут пять. Потом позвонил и попросил принести чашку кофе и два бутерброда. “Надо торопиться”, — сказал шеф. Что он имел в виду: поиски убийцы Бредли или спекулянтов наркотиками? Одно, конечно, вытекало из другого. Но убийство Бредли автоматически отодвигало дело о наркотиках на второй план. С исчезновением шаха рвалась тонкая ниточка, за которую случайно удалось зацепиться полиции. Надо заниматься шахом. Это логично вытекало из всего хода начавшегося следствия. И в тоже время это была порочная логика. Она уводила следствие в сторону от дела о наркотиках. Одно понятие незаметно подменялось другим. В свете этих рассуждений требование шефа быстрее искать убийцу Бредли, мягко говоря, противоречило его же требованию ускорить ведение дела о наркотиках. Это была очень странная мысль, и Коун постарался от нее отмахнуться. “Нельзя умничать”, — подумал он. Но мысль не уходила. Память услужливо подбросила Коуну историю с несостоявшимся завтраком шефа, слова Бредли о пасте “Менгери” и кинжал шаха. Коун достаточно долго работал в полиции. Он умел не только подмечать мелочи, но и оценивать их.

Бредли, безусловно, был способным агентом. Если он заметил, что шах пользуется пастой “Менгери”, то ’Этому следовало верить. А на полочке в ванной лежал тюбик “Дорис”. Кто положил его туда? Шах? Сейчас впору бы заняться фирмами “Дорис” и “Менгери”. Или одной — “Дорис”. Пока. Пожалуй, он так и сделает.

Коун позвонил дежурному.

— Никльби на месте? — спросил он и, получив утвердительный ответ, попросил пригласить агента.

— Вот что, Никльби, — сказал Коун, когда молодой полицейский уселся у стола. — Мы с Грейвсом осмотрели номер шаха. Бредли ошибся. Шах пользовался пастой “Дорис”.

Никльби промолчал. Он не понимал, зачем Коун говорит ему об этом.

— В тюбике был “Привет из рая”, — продолжал Коун. — Они маскируют это под пасту “Дорис”. “Дорис”, — повторил он, наблюдая за выражением лица Никльби.

Лицо Никльби отразило работу мысли. Он наморщил лоб, потом резко тряхнул головой.

— “Дорис” так “Дорис”, инспектор, — откликнулся он. — Не все ли равно, в чем они его прячут.

— Вот именно, — сказал Коун. — Важно, что мы знаем, в чем они прячут. Не правда ли, Никльби? — И, не дав агенту возможности ответить на вопрос, быстро изложил ему суть задания. Никльби должен был осторожно собрать сведения о фирме “Дорис” и ее руководителях.

— Только без шума, — Коун погрозил пальцем. — Чтобы в газеты не попало ни полслова.

Никльби понимающе кивнул. А Коун усмехнулся про себя. Он был уверен, что шеф не смог отказать себе в удовольствии сообщить репортерам о пасте “Дорис”. Материал, конечно, попадет в вечерние газеты. Скандал отвлечет внимание прессы. Коун на пару дней избавится от назойливых журналистов. Этого времени хватит, чтобы спокойно разобраться в обстановке. Туповатый Никльби, по мнению Коуна, как нельзя лучше подходил для роли исполнителя замыслов инспектора. Игра есть игра. Если в ней не хитрить, то можно легко оказаться одураченным. Или трупом, как Бредли.

Ни то, ни другое Коуна не устраивало. Кроме того, дело Бредли разбудило в нем профессиональное любопытство. Куда, в какую клоаку заглянул этот опытный агент? С чем он столкнулся? Или точнее — с кем? Ведь наркотики — не столь серьезный повод для убийства, даже если банде спекулянтов грозит разоблачение. Ну, посадили бы несколько человек из мелюзги. А крупная рыба все равно уплыла бы, откупилась. Разве это первый случай? Ясно, что Бредли, занимаясь наркотиками, напоролся еще на что-то. В его донесениях Грегори на этот счет нет ни одного намека. Он решил вести следствие на свой риск. Почему? Почему он не доверял никому?

Никльби все еще сидел в кабинете. Коун, задумавшись, забыл про него.

— Идите, Никльби, — сказал он. Полицейский встал и двинулся к двери. Он уже взялся за ручку, когда Коун спросил: — Слушайте, Никльби, была ли у Бредли женщина?

— Не знаю, инспектор. Мы об этом не разговаривали.

— Хорошо, Никльби. Идите.

Решив больше не мучить себя вопросами, Коун спустился вниз, сел в машину и поехал на северную окраину города. Ему захотелось побывать еще раз на месте убийства Бредли. Утром здесь было слишком много людей: ремонтные рабочие, обнаружившие труп, полицейские, любопытные. Все галдели, кричали, что-то доказывали друг другу. Шум мешал Коуну. И он только сейчас подумал о том, что следовало сделать еще утром.

Затормозив возле люка канализационного колодца, он подвел машину к тротуару и остановил ее. Потом оглядел улицу, соображая, какой из окрестных домов располагается ближе всего к люку.

Ему пришлось долго звонить. Наконец где-то в глубине дома послышались шаркающие шаги, дверь открылась, и Коун увидел заспанного старика в мятом халате. Старик моргал красными веками и недовольно смотрел на неожиданного гостя.

— Я из полиции, — сказал Коун. — Хочу задать вам несколько вопросов.

Старик отодвинулся и, не говоря ни слова, поманил инспектора за собой.

Коуну за годы службы приходилось много раз вот так заходить в чужие квартиры. Когда-то он с любопытством присматривался к тому, как живут люди. Потом любопытство сменилось равнодушием. Он перестал обращать внимание на мебель и картины на стенах, на планировку квартир и мелкие детали быта людей. Он даже старался не запоминать лиц, если это не было нужно для дела.

Сейчас это было не нужно. Он прошел за стариком в комнату, которая служила хозяину и кабинетом, и спальней, и гостиной. Мельком взглянул на книжные полки и сел в старинное кресло у письменного стола. Старик запахнул полы халата, зябко передернул плечами и устроился на низкой скамеечке у камина.

— За беспорядок прошу извинить, — сказал он, кивнув на развороченную смятую постель и кучу грязных поленьев у камина. И буркнул: — Что там?

Коун объяснил, что хотел бы узнать, не заметил ли хозяин чего-нибудь необычного в прошедшую ночь. Не слышал ли шума на улице? Не мешало ли ему что-нибудь спать?

— Бросьте вы эти подходцы, — покосился старик. — Думаете, я видел убийцу? Черта с два. Я спал, как сурок. Да-да… Лучше спать, чем видеть все это. — Он махнул рукой на окно, пытаясь показать, что подразумевает под словом “это”, наклонился, пошарил под скамейкой, на которой сидел, вытащил темную бутылку и пососал из горлышка. — Если вы хотите выпить, я принесу стакан, — сказал он, облизывая губы.