Последний фаворит (Екатерина II и Зубов) - Жданов Лев Григорьевич. Страница 27

– Хуже, генерал: неуместное вмешательство. И дерзость иногда бывает кстати. А что не впору и не к месту, то хуже всего! Но я больше по указке светлейшего ходить не стану. Можете быть покойны. За свои подвиги он стоит всяких наград. И дело за ними не станет… Но и я хочу быть свободна. Он это скоро поймет из моих действий. А какие вести у тебя из Ясс? Там дела как будто остановились? Сухопутная кампания – не морская. Зима – самое время для боев.

– Я, государыня… Вы знаете мое глубокое восхищение талантами господина фельдмаршала… Но любовь моя к родине и к вашему величеству не позволяет таить и о тех, конечно, неважных слабостях, которые мешают светлейшему достичь высших степеней славы… покрыть славой имя и оружие вашего величества… И я все скажу, что мне пришлось узнать… Хотя бы и пришлось вести обвинение…

– Никаких обвинений. Говори прямо. Я вижу, как ты добр и привязан ко мне… Не виляй только. Со мною будь всегда начистоту… Это первое твое правило быть должно… Что же? От кого получил вести? Наш мальчик пишет, должно быть? Говори…

– Не только Валериан… Генерал Суворов тоже не очень хвалит распоряжения фельдмаршала, находя, что не совсем они к делу и мало говорят об искусстве вождя…

– Суворов порицает?.. Это нехорошо… Хотя… нет ли тут посторонних причин? Он давно заглядывает ко мне в руки: нет ли и для него фельдмаршальской шпаги и жезла у меня наготове? Пусть еще отличится немного… Найдем и для этого чудака… красивую игрушку… Пусть потерпит. А Валериан что пишет?

– Все то же. Кутежи… Дамы без числа и всяких наций… Траты непомерные. Игра на десятки и сотни тысяч рублей… Оргии всякие… Словом, не желаю только оскорблять слуха вашего величества… А вести все те же… Причем, смею заверить, что брат не ищет сравнения с князем… Наоборот, удивляется уму его и сетует, что мало в дело применяются такие большие способности великой души…

– Милый мальчик… Я хотела бы его видеть скорее у нас… Неужели тебе не жаль держать брата там, среди опасностей?.. Поди сюда… Ревнуешь? К нему! К ребенку! Не стыдно? Глупый… Ну Бог с тобой. Батюшки, даже слезы проступили на наших красивых глазах! Генерал, это вам вовсе не идет… Успокойтесь… Все будет так, как есть. А может быть, еще лучше… Я осторожно постараюсь напомнить князю. Если начать очень строго, он все бросит и прискачет сюда. Может быть, ты этого желаешь? Нет? И я тоже… Значит, пошлем ему новые награды… Пообещаем еще… Только бы поступал поживее, не погружался бы в свою лень и беспутство… Да, он не может. У этого человека все на широкую ногу… И хорошее, и плохое… Уж такова, видно, его судьба. Ну, поглядим… А пока удача улыбается нам, надо ловить ее ласку. Она редко улыбается людям на земле…

– Вам ли это говорить, государыня… Столько лет счастливого правления… Победы, успехи, слава… И это не дело удачи… дело рук моей государыни, великой Екатерины… достойной наследницы Великого Петра…

– А ты великий льстец и сладкопевец… Тебе бы с Державиным в конкурс вступить… Но я верю, что искренно.

Зубов горячо поцеловал протянутую руку и получил ответный поцелуй в голову.

– Да, кстати: Державин теперь, я слышала, при тебе… Он хлопочет о своих делах. Там ссорился со всеми по службе, где ни сидел. И дела запутал. Как ты ладишь с нашим Пиндаром? Положим, характер у тебя золотой. Еще получше моего Храповицкого, которому все друзья. Но положения ваши разные… Вот что удивительно. Если и дальше так будет, мне только радоваться остается, что Бог послал тебя под конец жизни…

– Государыня, не говорите этих печальных слов…

– Пустое, друг мой. Ко всему привыкать следует. Обо всем надо подумать. Потому и желательно, чтобы ты с князем нашим светлейшим в ладу был… И…

Екатерина остановилась.

Император Александр I

Осторожная и недоверчивая даже со своими фаворитами, особенно первое время, когда узнавала их, Екатерина не решалась, говорить ли дальше, но слово сорвалось.

Почтительный, преданный по-собачьи, но словно пронизывающий взгляд маслянистых, красивых глаз Зубова она чувствовала у себя на лице и, подняв твердо глаза, заговорила:

– Большую тайну открою тебе. И моя, и всех наиболее опытных в правлении людей такая мысль явилась, что наследовать по мне надо не цесаревичу… Опасность от того большая для царства и для него самого произойти может. От склонности его к русской монархии, как то и у покойного мужа было… Помилуй, Господи!.. И по свойству души, по характеру пылкому, ненадежному, словно бы и непорядочному порою. Я знаю все, конечно, что в Гатчине делается… И жаль мне невестку. Хотя и хитрит она против меня… Да Бог ей простит… С таким мужем еще не то сделаешь! Но империя – не жена. Тут иные потребны качества, кроме увенчания… И с надеждой гляжу я и все близкие ко мне на великого князя Александра. Ты еще мало с делами знаком. Понемногу все узнаешь. Твоя преданность и явная любовь ко мне дает на то права. А пока старайся заслужить милость внука… Чтобы он полюбил тебя. Тогда и смерти моей бояться тебе будет нечего… Вот что хотела сказать тебе.

– Матушка, родная моя… Богиня небесная… Зачем это? Не думаю ни о чем, только бы тебя покоить и тешить… А там…

– Вижу. Тем более мне заботиться надлежит о друге прямом и бескорыстном. Только гляди не проболтайся до срока. И мне неприятно будет, и себе врагов лишних наживешь. Говорят, кто знает тайну, тот ее и ковал наполовину… Так лучше: ничего ты знать не знаешь, ведать не ведаешь, по русской отговорке… А теперь пойдем, партию на бильярде сыграть не желаешь ли? За целое утро засиделась. Хорошо разойтись немного… Кровь пошевелить.

– Плохой я игрок, государыня. Все теряю партии. Охота ли вам с таким?

– Нарочно теряешь, я приметила, чтобы мне угодить… милый друг. Ну, Грибовского позовем. Он там сидит на дежурстве. Дел нет. А ему выиграть ставку всегда приятнее, чем меня потешить. Он уж не станет поддаваться мне… Плут ты этакой… Идем…

Желание чаровать всех, «всем нравиться», как об этом порою говорила сама Екатерина, врожденное ей как женщине и воспитанное потом обстоятельствами, было в ней сильнее других чувств.

Решив совершенно уйти из-под руки своего многолетнего друга, ментора, почти господина, из-под власти Потемкина, которого многие даже считали законным ее супругом, тайно обвенчанным, подобно Разумовскому с Елизаветой, Екатерина тем не менее осыпала героя самыми несомненными знаками внимания. И только делала все как бы по секрету от других.

Посылая ему бриллиантовый лавровый венок за победы, такую же шпагу и аксельбант в двести тысяч рублей, она оставила Зубова в убеждении, что все вещи стоят не более сорока тысяч рублей.

В марте того же, 1790 года светлейший получил назначение, которого в прошлое царствование удостоен был один тайный супруг Елизаветы: князь был пожалован в гетманы целой Малороссии.

Зубов узнал об этом только из ответного благодарственного письма, присланного новым гетманом государыне.

Бледный, взволнованный явился Зубов к Екатерине. И когда она подтвердила фавориту справедливость известия, нарушил даже свое обычное детски-почтительное отношение к нежной покровительнице:

– Значит, справедливы и слухи, что наскучил я… что мне скоро придется вернуться в тот же мрак, откуда извлекли лучи ясного солнца на миг… Что светлейший… «князь тьмы»… так очаровал мою государыню, что и после многих лет на расстоянии тысяч верст хранит над ней силу и власть?.. Что же, я жду лишь слова… Пусть умру от горя… но быть игрушкой ни для кого не желаю… Тем менее для этого выскочки, в ком даже истинной любви не вижу к вашему величеству!.. Одно высокомерие и даже обманы, против вас направляемые, государыня…

– Насчет обманов потом поговорим, если не с досады ты молвил, друг мой. А прочее все вздор. Единым словом успокою тебя. Помнишь нашу беседу последнюю о наследовании трона? Не знаю откуда, но, думается, проведал обо всем мой сыночек сумасбродный. Совсем нос повесил, запечалился. Даже супругу свою меньше тиранить стал… Может, по дурости и на шаг какой решится. Тут нам светлейший особенно и надобен. Изворотлив он на всякие вещи, как никто! Много раз то доказывал и мне, и целому свету… Свои дела порою плохо ведет. А уж мои никогда. И знает он, поди, что тогда я его особливо отличаю, когда нужда в нем бывает особая… Он даже и говаривал о том… В надежде, конечно, что перенесут и тем меня побудят быть еще к нему добрее. Хитер наш князь. Ты и не знаешь как! Я знаю его. Теперь его обидеть – прямо на Павла толкнуть. А вдвоем они мне… стало, и тебе… опасны вдвое. Вот пишет князь, что сюда сбирается… Скоро того не будет. Еще там баталии и дела всякие. Я его позадержу, как смогу… Но если нагрянет, помни: лаской да угождением можно только с ним сделать. Он не первый куртизан, которых так много кругом… Все они мною сделаны. Я их могу и в пыль бросить. Князь не таков. Сам он себя да Господь его поднял. Если и упадет, так сам же да по воле Божией… Осторожно надо поступать. Обещаешь ли помнить и слушать, что сказала? Видишь, на добро, не на вред тебе это.