Рука Оберона - Желязны Роджер Джозеф. Страница 15

— Ее добыли, — ответил я. — Это ведь не твоя работа, не так ли?

— Конечно, нет. Я этого парня в глаза не видел. Но это отвечает на твой вопрос, не правда ли? Если будет другое поколение, то твои дети уничтожат его.

— Как мы уничтожим их?

Он встретился со мной взглядом и пристально поглядел мне в глаза.

— Ты что, становишься вдруг нежно любящим отцом? — осведомился он.

— Если не ты изготовил эту Карту, то кто же?

Он взглянул на нее и щелкнул по ней ногтем:

— Мой лучший ученик, твой сын Бранд. Это его стиль. Видишь, что они делают, как только приобретают хоть немного силы? Предложит ли кто-нибудь из них свою жизнь для сохранения королевства, для восстановления Лабиринта?

— Вероятно, Бенедикт, Жерар, Рэндом, Корвин…

— На Бенедикте печать рока. Жерар обладает волей, но не умом. У Рэндома отсутствует смелость и решительность. Корвин… Разве он не впал в немилость и не исчез из виду?

Глава 5

Мысли мои вернулись к нашей последней встрече, когда он помог мне бежать из моей камеры на Кабру. Мне пришло в голову, что он мог бы и раздумать насчет этого, ведь тогда он не знал, при каких обстоятельствах я попал туда.

— Поэтому ты и принял облик Корвина? — продолжал Дворкин. — Это какая-то форма упрека? Ты опять испытываешь меня?

— Он не в немилости и не пропал из вида. Хотя у него есть враги среди семьи, он постарается сделать все, что угодно, чтобы сохранить королевство. Каким тебе видятся его шансы?

— Его ведь долгое время не было поблизости?

— Да.

— Тогда он мог измениться. Не знаю.

— Я считаю, что он изменился. Я уверен, что он готов попытаться на что угодно.

Он снова пристально посмотрел на меня.

— Ты — не Оберон, — произнес, наконец, он.

— Нет.

— Ты тот, кого я вижу перед собой.

— Ни больше, ни меньше.

— Понятно. Я и не знал, что ты знаешь об этом месте.

— Я и не знал до недавнего времени. Когда я первый раз явился сюда, меня привел Единорог.

Его глаза расширились,

— Это чрезвычайно интересно. Это же было так давно…

— Так как насчет моего вопроса?

— Вопроса? Какого вопроса?

— Мои шансы. Ты думаешь, я смогу отремонтировать Лабиринт?

Он медленно подошел и, подняв руку, положил правую ладонь мне на плечо. Посох в другой руке накренился, когда он это сделал, его голубой свет вспыхнул в футе от моего лица, но я не ощутил никакого жара. Он посмотрел мне в глаза.

— Ты изменился, — произнес он через некоторое время.

— Достаточно, чтобы совершить это дело?

Он отвел взгляд.

— Наверное, достаточно, чтобы стоило попытаться, даже если мы заранее обречены на провал.

— Ты поможешь мне?

— Я не знаю, буду ли я в состоянии помочь. Это дело с моими настроениями и мыслями — они приходят и уходят. Даже сейчас я чувствую, что частично теряю контроль. Наверное, виновато волнение. Нам лучше возвратиться.

Я услышал за спиной лязг. Когда я обернулся, грифон был там, покачивая головой слева направо, а хвостом справа налево и выбрасывая язык. Он принялся огибать нас, остановившись, когда занял позицию между Дворкиным и Лабиринтом. Дворкин пояснил:

— Он знает, он чувствует, когда я начинаю меняться, и не позволит тогда мне приблизиться к Лабиринту. Молодец, Винсер! А теперь возвращаемся. Все в порядке. Идем, Корвин.

Мы направились обратно ко входу в пещеру, и Винсер последовал за нами, лязгая на каждом шагу. Я вспомнил:

— Камень Правосудия. Ты говоришь, он необходим для ремонта Лабиринта?

— Да. Его надо будет пронести через весь Лабиринт, вновь чертя первоначальный узор в местах, где он нарушен. Но сделать это может только тот, кто настроен на Камень.

— Я настроен на Камень…

— Как? — остановился Дворкин.

Винсер позади нас издал кудахтающий звук и мы пошли дальше.

— Я следовал твоим письменным инструкциям и устным Эрика. Я взял его с собой в центр Лабиринта и спроектировал себя через него.

— Понятно. Как ты получил его?

— У Эрика на смертном одре.

— Он сейчас у тебя?

— Я вынужден был спрятать его в Отражении.

— Его лучше держать поближе к центру событий.

— Это почему же?

— Он имеет тенденцию производить искажающий эффект на Отражениях, если достаточно долго пролежит среди них.

— Искажений? В каком смысле?

— Нельзя сказать заранее. Это целиком зависит от места.

Мы завернули за угол и продолжали возвращаться сквозь мрак.

— Что это означает? — спросил я. — Когда я носил Камень, все вокруг меня начинало замедляться? Фиона предупреждала меня, что это опасно, но не знала почему.

— Это означает, что ты достиг пределов своего собственного существования, что твоя энергия скоро иссякнет и что ты умрешь, если быстро чего-нибудь не предпримешь.

— Что именно?

— Начнешь черпать энергию из самого Лабиринта, первичного Лабиринта внутри Камня.

— Как этого достичь?

— Ты должен сдаться ему, освободить себя, зачеркнуть свою индивидуальность, стереть границы, отделяющие себя от всего остального.

— Это, кажется, легче сказать, чем сделать.

— Но это можно сделать, и это единственный способ продлить жизнь.

Я покачал головой. Мы двинулись дальше. Дойдя, наконец, до большой двери, Дворкин погасил посох и прислонил его к стене.

Мы вошли и он запер дверь. Винсер расположился прямо перед ней.

— А теперь ты должен скрыться, — заявил Дворкин.

— Но я должен еще о многом расспросить тебя и хотел бы кое-что рассказать сам.

— Мои мысли становятся бессвязными, и твои слова пропадут впустую. Завтра ночью или послезавтра, приходи. А сейчас торопись! Уходи!

— Зачем такая спешка?

— Я могу повредить тебе, когда со мной произойдет перемена. Я сейчас даже едва сдерживаю себя лишь силой воли. Отправляйся!

— Я не знаю, как. Я знаю, как попасть сюда, но…

— В соседней комнате в столе есть всевозможные Карты. Бери свет, уходи куда угодно! Вон отсюда!

Я хотел было возразить, что едва ли боюсь любого физического насилия, какое он мог применить, когда черты его лица начали таять, словно расплавленный воск, и он стал казаться каким-то намного более рослым и с куда более длинными конечностями, чем был.

Схватив свет, я выбежал из комнаты, ощутив неожиданный холодок.

Скорее к столу! Я рывком открыл ящик и выхватил несколько лежавших там вразброс Карт. Тут я услышал чьи-то шаги, чего-то, входившего в комнату за мной, пришедшего из только что покинутого мною помещения.

Они не казались похожими на человеческие шаги. Я не оглянулся. Вместо этого я поднял перед собой Карты и посмотрел на верхнюю. На ней была изображена незнакомая сцена, но я немедленно открыл свой мозг и потянулся к ней. Горная скала, за ней что-то неотчетливое, странно полосатое небо, разбросанные звезды слева. Карта при моем прикосновении попеременно становилась то горячей, то холодной и, казалось, когда я смотрел на нее, через нее задул сильный ветер, каким-то образом перекраивающий перспективу.

Тут справа от меня заговорил сильно изменившийся, но еще узнаваемый голос Дворкина:

— Дурак! Ты сам выбрал землю своей гибели!

Огромная когтистая рука — черная, кожаная, искривленная — потянулась через мое плечо, словно для того, чтобы выхватить Карту. Но видение казалось уже готовым, и я рванулся к нему, отвернув от себя Карту, как только понял, что я совершил свой побег. Затем я остановился и постоял, не двигаясь, чтобы дать своим чувствам приспособиться к новому месту.

И я знал. Из обрывков легенды, кусочков семейных сплетен и общего чувства, охватившего меня, я знал место, куда я прибыл.

С полной уверенностью в его тождестве, я поднял глаза посмотреть на Двор Хаоса…