Теперь мы выбираем лица - Желязны Роджер Джозеф. Страница 15

Я снова поменял ленту, переехал несколько открытых трубопроводов, сошел вниз и прошел пешком два квартала, чтобы срезать путь к дорожке, ведущей к переходнику. Это был очень тихий и почти безлюдный район. Несколько человек направлялись с разных сторон к переходнику, из которого, однако, пока никто не появлялся. Поблизости, возле киоска, где продавались сладости и газеты, слонялись трое мужчин и у меня появилось ощущение что там я смог бы обменять фотографии Лэнджа, или заключить пари, или наверняка сделать какие-либо запрещенные покупки.

Когда я вошел в светящуюся трубу и стал спускаться, меня накрыла волна теплого воздуха. Теперь, вероятно, у меня все было в порядке и я, наконец, оказался в достаточной безопасности после того, как покинул Жилую Комнату. Тем не менее, принимая во внимание цель своего маршрута, я был полон решимости совершать свое отступление как можно осторожнее. Насколько мне было известно, прежде, когда кто-либо из нас уходил в Крыло, Которого Нет, никогда не возникал вопрос о погоне.

Я вышел на следующем уровне в районе Конторы, которая как раз закрывалась. Вид этих людей, готовящихся к выходу на свободу, напомнил мне о том, какая во мне самом накопилась усталость. Некоторое время я прикидывал, не спуститься ли мне еще на один уровень, чтобы избежать толчеи. Но затерявшись в толпе, я смогу еще больше запутать свой след, поэтому я решил идти дальше.

Я поднялся на главную трассу; через несколько минут раздался свисток, и людские волны со всех сторон хлынули в мою сторону. Я ехал по средней линии трассы, и скоро она оказалась забита до отказа; меня толкали, сдавливали, не давали вздохнуть, меня несло, беспомощного, вперед. Однако, повторял я себе, растворение в безликой толпе все это оправдывает.

Повернув голову, я мог разглядывать кажущиеся бесконечными ряды столов, от которых набежали все эти люди, расставленные на этих столах в определенном порядке телефоны, разложенные книги записей, бумаги, мягко отсвечивающие в уже меркнущем свете. Скоро там, среди столов, начнут совершать свои круги автоматические уборщики. Я попытался представить себе, что за работа совершается здесь каждый день, потом быстро отогнал эти мысли. Лучше об этом не задумываться.

Я решил следовать по пути наименьшего сопротивления, и напор толпы переносил меня с одной дорожки на другую в течение, вероятно, минут десяти, прежде чем ослаб, спал, позволил мне снова принимать решения по своему усмотрению. Тогда я, в соответствии со своими прежними намерениями, устремился в глубокий тыл.

Вскоре я ехал по конвейерным лентам, приближаясь к совершенно темному участку Конторы. В качестве эксперимента, я поставил перед собой цель добраться до другого ведущего вниз переходника, находящегося в противоположном конце этой унылой территории.

Когда я зигзагами продвигался в том направлении, я вдруг заметил своего вероятного преследователя. Я не был в этом уверен, но мне показалось, что одна из нескольких находящихся далеко позади меня фигур несколько раз вслед за мной меняла дорожки. Но моя нервозность в значительной степени прошла, словно я располагал только ограниченным ее запасом и уже израсходовал большую часть. Я снова сменил дорожку и стал ждать. И вот, на ней появился некто. Судя по моим часам и по моим представлениям о скорости движения ленты и расстоянии между нами, он вполне мог оказаться тем самым субъектом. Ладно, основываясь на этом предложении, я принял решение о ходе действий: я совершу последнюю попытку ускользнуть от него. Если не получится, подожду в засаде.

Я двигался во тьму, он следовал за мной. Потом я менял дорожки, пока не добрался до короткой и не побежал за ней. Добежав до следующего перекрестка я свернул, прежде чем он появился. Я снова побежал. Эта дорожка была длиннее и, когда я добежал до другого перекрестка, все сорок шест лет моей жизни напомнили о себе. Но я опять изменил направление, и его не было за моей спиной.

Какое-то время я, тяжело дыша, стоял на месте. Я не слышал никаких настораживающих звуков. Здесь было довольно тихо и достаточно темно для моих целей.

Я спустился с дорожки влево. Передо мной простирались владения служебных столов, исчезая за черным горизонтом, за который не проникал мой взгляд, они словно удалялись в бесконечность. Я направился к ним.

Переход все еще был довольно далеко от меня. Я не пошел прямо к нему, а отправился по касательной, пробегая по кажущемуся бесконечным проходу сквозь служебную зону. Я бежал мимо темных, одинаковых столов, пока как следует не углубился во тьму.

Когда я уже больше не мог бежать, я перешел на шаг и оказалось, что мной владеет жуткое, гнетущее чувство Неумолимо тянущееся по обоим сторонам однообразие: небольшое вращающееся кресло, серый стол, зеленая папка, телефон, корзина для входящих, корзина для исходящих бумаг, — все это создавало ощущение неподвижности. Потом возникло чувство неотвратимости, сопровождаемое тем странным намеком на вечность, что иногда возникает при однообразном воздействии на органы чувств, и, пока тянулось это застывшее мгновение, казалось, что я всегда бежал и вечно буду бежать на месте в центре вселенной служебных столов.

Я остановился и прислонился к одному из них, чтобы убедиться а его реальности, а также и для того, чтобы на миг перевести дух. Оглянувшись назад, на освещенную трассу дорожки, я не увидел никого. Даже если кто-то преследовал меня, мне, по-видимому, удалось от него ускользнуть. Среди темнеющих сотен столов, мимо которых я пробегал, не было никакого заметного движения.

Потом, в нескольких дюймах от моей руки, зазвонил телефон.

Я заорал и бросился бежать. Все, что было загнано вглубь, подавлено, отметено в сторону, отвергнуто, забыто, прорвалось наружу в этот ужасающий миг.

Я удирал, обезумевший клубок ощущений и реакций на них; и напирая, подгоняя, ударяя, раздирая на части даже этот клубок, телефонный звонок неотступно следовал за мной.

…Преследовал меня, казалось, двигался рядом со мной, затихая позади и снова раздаваясь на каждом столе, мимо которого я пробегал; мои облаченные в черное медузы-горгоны, обвитые электрическими змеями. И эти мгновения тоже казались застывшей частицей вечности.

Я бежал, как безумный, как бешеный, налетая на мебель, спотыкаясь, изрыгая проклятия, не человек больше, но порыв страха в дебрях угрозы. Казалось, что в какой-то части моего сознания может скрываться понимание происходящего, но это ни в малейшей степени не спасало меня.

Слишком большая тяжесть обрушилась на меня: смерти, угроза, травля, это нападение неизвестности. Я боялся оглянуться. Я боялся увидеть что-нибудь. Или, что еще хуже, ничего не увидеть. Здесь я сломался; каждый звонок кинжалом вонзался в мою открытую рану.

Мое тяжелое и горячее дыхание разрывало мне грудь, с каждым вздохом дышать становилось все больнее. Мои глаза и лицо были мокрыми, и, по-моему, штаны тогда уже были мокрыми тоже.

Сквозь влажный калейдоскоп моего зрения мне привиделся, далеко впереди, огонек, маленький, желтый светящийся ореол, в свете которого виднелась, кажется, склонившаяся человеческая фигурка.

Всхлипывая, я рвался к нему, чем бы он ни оказался, наверно, потому, что он был теплым и ярким, так непохожим на все остальное.

Потом взрыв, лишивший меня всех звуков, вспышка света, отнявшая у меня зрение, потом обжигающий, раздирающий тело удар, разорвавший меня на куски, но за миг до этого отчаянные слова вспыхнули на экране моего разума: Вытащи седьмую булавку!

Потом все кончилось.