Умереть в Италбаре - Желязны Роджер Джозеф. Страница 17

Хейдель зажег сигару и улыбнулся.

Его язык был черен, склеру глаз покрывала желтизна. Очень мало здоровой ткани теперь можно было заметить на его теле. Он стал бесцветной массой язв и припухлостей.

Хейдель захихикал и выдохнул дым, когда его глаза упали на его отражение в увлажнившемся экране слева.

Он прекратил хихикать, и улыбка медленно сползла с лица. Он отложил сигару и наклонился вперед, изучая лицо. Это впервые, когда Хейдель видел его с тех пор – Когда? Где? Италбар, конечно. Где это все началось.

Он рассматривал линии, что выглядели как пожарища, темные рубцы, пересекающие щеки.

Что-то внутри него решалось в тот момент, приближало свои пальцы к его желудку и сдавливало.

Он отвернулся от экрана, дыхание участилось. Внезапно он обнаружил, что болен. Руки задрожали.

«Мое появление не нуждается в крайностях, чтобы достичь желаемого эффекта», – решил Хейдель. – «За три недели до этого я достиг вершины. Можно было также войти в ремиссию и привести себя в порядок».

Он заметил сигару, снова затянулся. Опустил левую руку, чтобы не попадалась на глаза. И не оглядывался назад, на экран.

После того как он вошел в ДС, Хейдель включил экран переднего обзора и оглядел звезды. Центрируясь вокруг точки, расположенной непосредственно перед ним, они закручивались в долгие горящие спирали, некоторые по часовой стрелке, другие против. Он висел там, в абсолютном безмолвии, некоторое время изучая круговое движение вселенной.

Затем откинулся в кресле, закрыл глаза, сложил руки и последовал за долгим следом, который он не брал со времен

…Шел, быстро, через дымку. Голубое, голубое, голубое. Голубые цветы как головы змей. Экзотический аромат в воздухе. Голубая луна сверху, голубые вьюны на низких ступенях.

Вверх, в сад.

Голубые насекомые плавали вокруг него, и когда он отгонял их прочь, то видел свою руку.

«Что-то произошло, – решил он, – Как только я пришел в это место я обновился».

Он продвигался по саду и чувствовал трудно уловимую перемену, хотя не было ничего особенного, что мог бы заметить, чтобы объяснить свое чувство.

Он возвел глаза к небу, но там находилась только неподвижная луна.

Прислушался, но не услышал пения птиц.

Туман полз по щиколоткам. Первый блестящий камень, когда он подошел к нему, отбрасывал свет своими призмами. Бабочки исчезли. Действительно, место частично покрылось коконами из паутины, внутри которых дюжины жирных голубых гусениц висели, приклеенные, сжимались, изгибались в U-образную форму и медленно снова выпрямлялись. Под заканчивающимися шишечками рожками, их фасетчатые глаза вспыхивали как сапфиры. Как он заметил, все они ухитрились повернуться в его направлении и поднять свои головы.

Он не смотрел на другие камни, мимо которых проходил, но продвигался вперед со все более нарастающим напряжением, пробираясь через заросли кустов.

Когда он заметил ее, то заспешил в том направлении; и как всегда свет блекнул при его приближении. Он увидел беседку.

Она имела такой вид, как никогда перед этим. В тени, мирная, холодная, это было всегда. Сейчас, однако, каждый камень четко очерчен языками холодного голубого огня. Внутри стояла абсолютная тьма.

Он остановился. По спине пробежал холодок, перешедший в дрожь.

«Что произошло?» – спрашивал он себя. – «Такого никогда не бывало прежде. Может она сердится на меня? Почему? Возможно я должен войти. А может надо ждать здесь, пока не придет время возвращаться. Или, может, я должен уйти немедленно. Воздух наэлектризован. Как перед штормом…»

Он стоял там, вглядываясь, ожидая. Ничего не происходило внутри тишины. Звон в ушах усиливался. Шея у позвоночника запульсировала, затем это передалось рукам и ногам.

Он решил уйти, и обнаружил, что не может сдвинуться с места.

Пульсация распространилась по всему телу.

Он почувствовал побуждение двигаться вперед. Не по желанию, скорее по принуждению. Дрожа, он двинулся вперед.

Когда вошел, его чувства стали не теми, что он испытывал прежде. На этот раз он надеялся, что не увидит тень улыбки, дрожащий свет зрачков, мочки ушей, необыкновенные волосы, блеск лунных лучей на беспокойных руках, на плечах.

На этот раз он надеялся, что такого не случится.

Он подошел к каменной скамье, что бежала вдоль стены и сел.

– Дра Хейдель ван Химак, – пришли слова, и пробудили желание подняться и бежать, но он не сдвинулся с места. Они были более свистящими, чем обычно, и их дыхание холодом прошлось по щеке. Он отвернул лицо.

– Почему ты не повернешься и не посмотришь на меня, Дра ван Химак? Ты всегда желал этого прежде.

Он не ответил. Она была та же самая – еще отличие. Все и вся переменилось.

– Дра ван Химак, ты не повернулся и ты не ответил мне. Что случилось?

– Леди…

– Будь благороднее. Достаточно, наконец, что ты пришел домой.

– Я не понимаю.

– Ты в конце концов сделал правильную вещь. Теперь звезды вращаются своим курсом, и моря проходят неразрывной цепью.

«Это нежный голос», – решил он. – «Более чем прежде. Эта внезапная перемена, что меня тревожит. Сад слишком привлекателен».

– Ты заметил изменения и посчитал правильно. Это хорошо. Скажи мне, что ты думаешь о своей новой силе.

– Мне она нравится. Люди никчемны, и они заслужили смерть. Если моя сила будет значительнее, их умрет больше.

– О, это будет! Поверь мне. Скоро ты будешь способен испускать споры, что могут умерщвлять на сотни километров. И настанет день, когда тебе будет необходимо только поставить ногу на мир, чтобы уничтожить все живое.

– Только людей, о которых я забочусь. Это они навредили мне. Это человек, который безумен и жесток. Другие расы, другие формы жизни – они меня не беспокоят.

– А, но если ты мне доверишься полностью – ты должен выбирать – все живое станет твоим врагом.

– Я не захожу так далеко, Леди. Так как не вся жизнь атакует меня.

– Но чтобы настичь виновных, ты также должен воевать среди невинных. Это единственный путь.

– Я могу миновать нечеловеческие миры.

– Очень хорошо. На время, возможно. Ты все еще счастливейший из всех, когда здесь со мной?

– Да, Мира-о-…

– Не переиначивай мое имя. Произноси его как должно – Арим-о-мира – когда произносишь полностью.

– Леди, я извиняюсь. Я подумаю, в следующий раз.

– Прекрати думать. Просто делай, как я говорю.

– Конечно.

– С твоей новой силой, которая растет день ото дня, ты имеешь лучшее обоих миров. Это только пока ты здесь твое спящее тело не несет все отметки твоей власти. Оно мирно похрапывает в той маленькой скорлупке, что ты используешь для передвижения между мирами. Когда ты проснешься там, ты будешь нести больше силы и отметки, из-за которых ты столь широко известен, станут выразительнее.

– Почему это? Я могу выбрать другой путь.

– Потому что ты выбираешь не как человек, но как бог, это силы богов позволяют тебе.

– Я думал, что ты можешь очистить меня на время, из-за того, что я очень уродлив.

Она засмеялась.

– Ты? Уродлив? Рядом со всеми Именами, ты более прекрасное создание, чем все живые. Теперь повернись и преклони колени. Поклоняйся мне. Я потребую от тебя сексуального почитания, а потом закреплю за тобой права моего слуги навечно.

Он повернулся и наконец созерцал ее лицо. Затем упал на колени и склонил голову.

Пробудившись, Малакар ввел себе полную порцию транквилизатора, что держал наготове. Первое, что он взял, было дистиллированной водой. Он не разрешал себе в течение всего этого времени смотреть на шар.

Затем поднялся к управляющему соответствующими медсредствами и бывшему без сознания Морвину. Тот, однако, еще не подавал признаков жизни.

«Почему он все молчит, Шинд?»

«Полная колдовская сила смерти – сновидения нахлынула на него, когда он использовал свою власть образования форм. Кажется это придало больше силы.»