Марианна в огненном венке. Книга 1 - Бенцони Жюльетта. Страница 5

Марианна ощутила, как кровь прилила к ее щекам, и благословила ночь, скрывшую этот несвоевременный румянец. Но она не смогла сдержать дрожь в руке, которую ощутила ее спутница. И та сразу поняла, что коснулась чувствительного места.

Когда они пришли на небольшую террасу из белого мрамора, она указала на полукруглую скамью, обильно покрытую подушками, доказательством частой ее посещаемости.

— Посидим немного, — сказала султанша, — здесь мы сможем гораздо спокойней поговорить, чем у меня, потому что никто нас не услышит. Во дворце каждая драпировка, каждая дверь скрывает по меньшей мере одно внимательное ухо. Здесь же бояться нечего. Посмотрите: это место выступает над круговой дорогой и нижними садами. А вам не холодно? — забеспокоилась она, показывая на обнаженные плечи Марианны.

— Нисколько, ваше величество, теперь я чувствую себя совсем хорошо.

Нахшидиль покачала головой и повернулась к облакам, громоздившимся над холмами Скутари.

— Лето заканчивается, — меланхолично заметила она. — Погода меняется, и завтра, без сомнения, будет дождь. Это хорошо для посевов, ибо земля иссохла, но затем придет зима и холод, который часто бывает здесь жестокий и которого я так боюсь… Но оставим это и лучше поговорим о вас.

— Обо мне? Я представляю интерес только в том качестве, каким наделил меня Наполеон, посылая к вам, и…

Султанша сделала нетерпеливый жест.

— Забудем на время вашего императора! Его черед придет позже, хотя я, собственно, не вижу, чем он может нас занять. Что бы ни подумали вы, но в моих глазах вы представляете больший интерес, чем великий Наполеон. Итак, я хочу все знать. Расскажите мне вашу жизнь…

— Мою… жизнь?

— Конечно, всю вашу жизнь! Как если бы я была вашей матерью.

— Ваше величество, это долгая история…

— Не имеет значения. У нас вся ночь впереди, если понадобится, но я хочу знать… знать все! О вас уже ходит столько небылиц, а я хочу услышать правду. И затем, ведь я ваша кузина и хочу стать вашим другом. Разве вам не нужен друг, обладающий некоторой властью?

Маленькая шелковистая ручка султанши легла на руку Марианны, но молодая женщина уже ответила:

— О да! — с пылом, который вызвал улыбку у ее собеседницы и подтвердил родившееся с первого же взгляда убеждение, что это очаровательное и такое молодое существо отчаянно нуждается в помощи.

Привыкшая из-за полной опасностей жизни, которую она вынуждена была вести в султанском дворце, прежде чем стать его полноправной хозяйкой, с особым вниманием замечать малейшие оттенки выражения лиц, Нахшидиль при появлении Марианны поразило напряженное выражение ее прекрасного лица и затаившаяся в больших зеленых глазах тоска. Посланница Наполеона совершенно не соответствовала тому, что она ожидала.

Ходившие уже несколько недель по Средиземноморью пересуды рисовали невероятный портрет дерзкой куртизанки, своего рода будуарной Мессалины, получившей по милости Наполеона, ее любовника, титул княгини, привыкшей к коварству и любым компромиссам и готовой на что угодно, на любую подлость, чтобы обеспечить успех трудной миссии. Но перед лицом действительности султанша без труда поняла, что секретная служба англичан высосала из пальца этот фантастический портрет, просто не имеющую никаких оснований карикатуру. Карикатуру, из-за которой, однако, она чувствовала себя тайно уязвленной. Княгиня Сант'Анна была ее кузиной, и, хотя родство очень дальнее, ей не доставило удовольствия слышать столь одиозные высказывания о представительнице ее рода. Так что желание составить собственное мнение и склонило ее в основном к решению встретиться с обвиняемой. И теперь она хотела знать все об этой необычайно прекрасной молодой женщине, которая, похоже, несла слишком тяжелый для; нее крест, но несла его с достоинством.

Смущенная и неуверенная вначале, Марианна, которая собиралась только кратко и поверхностно изложить историю своей жизни, мало-помалу попала под влияние исходивших от ее собеседницы симпатии и понимания.

Как ни удивительно было ее существование до сего дня, Нахшидиль значительно превосходила ее, ибо путь от монастыря в Нанте до гарема Великого Повелителя и верховной власти нельзя сравнить с путем от замка Селтона до дворца Сант'Анна, даже если он проходил через альков Наполеона.

Когда она после долгого монолога наконец умолкла, то заметила, что рассказала все до мельчайших подробностей и уже очень поздно, так как вокруг террасы, где сидели женщины, царила более глубокая тишина, чем раньше. Утих шум города и моря, и слышались только шаги часовых у дверей сераля и легкий плеск прибоя.

Султанша сидела так неподвижно, что обеспокоенная Марианна подумала, уж не уснула ли она. Но та просто задумалась, ибо вскоре молодая женщина услышала ее вздох.

— Вы наделали гораздо больше глупостей, чем я, которая, кстати, следовала только велению рока, но я не нахожу никого, кто набрался бы смелости упрекнуть вас в этом. Потому что, если хорошо разобраться, виновна во всем любовь. Это она, раз за разом вызывая страдания и возбуждение, направляла вас по необычному пути, который привел вас ко мне…

— Сударыня… — пробормотала Марианна, — ваше величество не слишком строго судит меня?

Нахшидиль снова вздохнула, затем вдруг рассмеялась.

— Судить вас? Мое бедное дитя! Скажу откровенно, что я вам завидую!

— Завидуете мне?..

— Конечно! У вас есть красота, благородство, знатное имя, ум и смелость, у вас есть самое драгоценное — молодость и, наконец, у вас есть любовь. Я знаю, сейчас вы скажете, что эта любовь не приносит вам много радости и в настоящий момент даже немного утратила свою силу. Но главное, что она существует, толкает вас вперед, наполняет вашу жизнь и кипит в ваших жилах вместе с молодостью. Вы также свободны и имеете право сами распоряжаться собой, даже отправиться, если вам захочется, преследовать эту любовь в необъятности мира, широко открытого перед вами. О, да, я завидую вам.

Вы не можете знать, до чего я вам завидую.

— Сударыня! — воскликнула Марианна, встревоженная болью и сожалением, звучавшими в этом нежном, бархатном, привыкшем к шепоту голосе.

Но Нахшидиль не слышала ее. Признания гостьи пробили брешь в заключавшей ее душу стене, и оттуда, словно море через размытую дамбу, хлынули мучительные желания и сожаления.

— Знаете ли вы, — продолжала она еще тише, — знаете ли вы, что такое двадцатилетней познать впервые любовь, но в объятиях старца? Мечтать о просторах, плыть через океан, проводить ночи под бездонным не бом, слушая песни негров, вдыхать ароматный воздух островов и… оказаться в клетке, стать жертвой внимания презренных евнухов и ненависти и тупости целой армии женщин с рабскими душами! Знаете ли вы, что такое бесконечно мечтать о ласках молодого мужчины, желать объятий и любви такого, здорового и пылкого, оставаясь на шелковых подушках в уединенной комнате, откуда вас иногда извлекают, чтобы отдать существу слишком старому, чтобы пародия любви не была мучительной?.. И это на протяжении многих лет, убийственных, ужасных лет! Тех, которые могли стать богатыми чувствами, самыми пылкими!..

— Вы хотите сказать… что никогда не знали любви? — с огорчением и недоверием прошептала Марианна.

Белокурая головка слегка качнулась, вызвав молнию в украшавшем ее громадном розовом бриллианте.

— Я изведала любовь Селима. Он был сыном моего супруга, старого Абдул Гамида. Он был молод, действительно… и он любил меня страстно, до того, что предпочел умереть, защищая нас, моего сына и меня, когда узурпатор Мустафа и янычары захватили дворец.

Его любовь была пылкой, и я испытывала к нему глубокую нежность. Но огонь страсти, той, что я могла познать с… другим, о котором я мечтала в пятнадцать лет, та любовная лихорадка, потребность давать и брать, — нет… я никогда их не испытала. Итак, малютка, забудьте ваши испытания, забудьте все, что вы вынесли, поскольку вам осталось право и возможность бороться еще, чтобы завоевать счастье! Я помогу вам.