Вечный ветер - Жемайтис Сергей Георгиевич. Страница 14

— Семь часов! — трагически прошептал Костя. — Бежим! Мы опоздали к завтраку! Меня предупреждали, что здесь морской регламент. В семь уже прекращается деятельность столовой.

— Что значит морской регламент? — спросил я уже на бегу.

— Сейчас узнаешь…

«Что он подразумевает под морским регламентом?» — думал я, едва поспевая за Костей. Столовая здесь получше, чем в университете: можно заказывать что угодно. Вчера вечером Костя, молниеносно проглотив довольно вкусный стандартный ужин, подозвал робота и что-то прошептал ему в ушной микрофон. Робот принес ему древнейший перфоратор и книгу с целлулоидовыми страницами. Костя, придав своему лицу значительное выражение, стал быстро листать поваренную книгу и стучать по клавишам перфоратора. Я заметил, что почти все островитяне, поев, не уходили; некоторые тянули не спеша соки из высоких стаканов, другие, не скрывая любопытства, ждали результатов Костиной импровизации. Наконец появился тот же робот, держа четырьмя руками блюдо неимоверных размеров.

На блюде покоился неплохо выполненный муляж бронтозаврика килограммов на пятьдесят. Робот объявил в наступившей тишине:

— Персональное блюдо! Марсианский заяц!

Мне показалось, круглая физиономия четверорукого робота расплылась в ехидной улыбке. Сделав небольшую паузу, робот дополнил свое сообщение:

— Выполнен за семь минут тридцать четыре секунды по марсианскому времени.

Никогда еще в столовой, наверное, так не веселились, насколько я заметил, здесь постоянно царила сдержанная атмосфера, характерная для мест такого рода.

Нас окружили и с хохотом потянулись к «марсианскому зайцу». Надо сказать, что мало кому удалось проглотить хотя бы кусочек этого «марсианского зверя». Серо-зеленая масса «зайца» была насыщена поваренной солью и сдобрена всеми естественными и синтетическими специями и пряностями, какие попались Косте в кулинарном справочнике.

Костя хохотал громче всех, необыкновенно довольный произведенным эффектом. Правда, его веселье немного поуменьшилось, когда на телеэкране появился Нильсен и сказал с плохо сдерживаемой улыбкой:

— Прошу автора «марсианского зайца» зайти на Центральный пост… конечно, когда он поужинает…

Об этом посещении Костя особенно не распространялся, сказав только, что на острове совершенно «странные порядки». И спросил меня, откуда мог узнать Нильсен о его склонности проводить эксперименты в любых областях науки и прикладного искусства.

— А «марсианский заяц»? — напомнил я.

— Но это же частный случай! Разве можно делать такие поспешные выводы только по одному примеру и не такому уж неудачному?..

Наверное, Нильсен, воспользовавшись случаем, напомнил ему и о «морском регламенте».

В большом прохладном зале столовой с раздвинутыми стенами не было ни души, если не считать четверорукого робота с ехидной физиономией. Робот носился на бесшумных роликах между столами, производя уборку. Он, казалось, не замечал нашего присутствия, всецело занятый своим делом. Мы скоро убедились, что вся кулинарная автоматика выключена и нам не удастся получить даже по тарелке овсяной каши и по чашке кофе.

Костя посмотрел на меня торжествующим взглядом и объявил:

— Вот это и называется морским регламентом! Опоздал на завтрак — жди обеда, на обед — ужина! Ты не находишь, что это возмутительно? И вообще, мне здесь все не нравится. Ты посмотри, что выделывает этот идиот! — Костя кивнул на промчавшегося мимо нас робота. — Что за фигурное катанье!

Действительно, веселый робот делал сложные повороты, часто меняя направление, описывал круги, вертелся на одном месте и неожиданно устремлялся к одной из прозрачных стен. В то же время он ухитрялся собирать грязную посуду и складывать ее в желтый мешок.

— Эй, приятель! — крикнул Костя. — Иди-ка сюда!

Робот повернулся спиной.

— Это его специально запрограммировали, — мрачно сказал Костя, — перед нашим приездом. Ты не находишь, что мы напичканы через край педагогикой? — Он поморщился. — Идем отсюда! Пошли к китодоям! Выпьем парного молочка. Подумаешь, испугали своими порядочками…

В противоположном конце зала показалась тощая фигура академика. Он тоже заметил нас и помахал нам рукой.

— Доброе утро, друзья мои! — крикнул он и что-то сказал роботу.

Тот сбавил темп и подкатил к нему.

— Видал? — Костя повел глазами. — Что я говорил! Ему скучно в обществе людей и даже дельфинов. Он пришел побеседовать с кухонным роботом. О чем это они секретничают? Куда это он его послал?

Робот скрылся в дверях, а наш загадочный наставник подходил к нам, скаля чудесные искусственные зубы. На этот счет не могло быть двух мнений — самые обыкновенные стандартные челюсти, как и у моего дедушки.

— Так, так, — сказал он, щурясь. — «Голод не тетка», говорили в наше время. Я вспомнил этот забытый афоризм, пускаясь на розыски своих учеников.

Костя фыркнул:

— Вторые сутки мы только и делаем, что выслушиваем афоризмы и нравоучения и в результате совершенствуемся. Во всех диапазонах.

— О, это заметно! Рост невероятный, — сказал Павел Мефодьевич, нисколько не обидевшись; казалось даже, что ему понравилась Костина грубость.

Неожиданно с Костей произошла подлинная метаморфоза. Лицо его словно озарилось внутренним светом, глаза засияли.

К столу торжественно подплывал робот, нагруженный пищей. В трех руках он держал по тарелке, а в четвертой — поднос, уставленный стаканами с янтарным соком, в них звенели льдинки.

Наш наставник беззвучно засмеялся, потирая руки.

— Ну, вот и все окончилось или, надо полагать, окончится к общему удовольствию. Прошу! Ставь, братец, да осторожней, не разбей. Можешь идти заниматься своим делом.

Мы не стали дожидаться повторного предложения. Павел Мефодьевич отпил немного из своего стакана и больше ни к чему не притронулся. С видимым удовольствием он наблюдал, как мы уничтожаем завтрак. Робот принялся за прерванную работу, но в его движениях явно чувствовалась какая-то скованность.

Павел Мефодьевич наставлял нас, как поскорее войти в жизнь острова, и исподволь выпытывал наши склонности, но, заметив, что мы посматриваем на робота-фигуриста, спросил: