Вечный ветер - Жемайтис Сергей Георгиевич. Страница 2
— «Повторение — мать учения». Он кивнул:
— Вот именно: «Повторение — мать учения». Так давайте летом займемся повторением, но уже применительно к практике. Но я не против творческих дерзаний и озарений. Пусть они вас посещают как можно чаще. Повторяя — сомневайтесь! И… — Репнин поднял палец и выжидательно замолчал.
А мы пропели:
— Ниспровергайте блестящие с виду, но ветхие истины!
Он развел руками:
— Совершенно справедливо. Мне нечего больше сказать, кроме как пожелать здоровья и счастья. — Он протянул руку к роботу, тот подкатился к нему, ректор взял бокал из дымчатого хрусталя и высоко поднял его.
Ипполит Иванович что-то еще говорил. Наверное, не стандартные слова — ректор в конце своих коротких речей иногда блистал экспромтом, который потом долго ходил среди студентов, модернизируясь и принимая форму анекдота. На этот раз поднялся такой шум и смех, что мы увидели только его улыбающееся лицо. Все спохватились, что уже давно должны были находиться в студенческой столовой или дома за праздничным ужином. Когда мы спускались в лифте, Костя сказал:
— С паузами полторы минуты! Вот это речь! Человек помнит, что сам был студентом. Жаль, мы не расслышали заключительной и главной части его речи.
Очень высокий студент в модных очках процитировал у нас над головами:
— «Быть полезным — это только быть полезным, быть прекрасным — это только быть прекрасным, но быть полезным и прекрасным — значит быть великим».
Спутница студента заметила:
— Ты и так велик, тебе осталось сделаться или полезным, или прекрасным.
Вся компания разразилась громким смехом, и громче всех хохотал глухим басом студент в модных очках.
Биата даже не улыбнулась. Когда мы вышли из лифта и направились к выходу, она сказала:
— Вместо довольно спорного афоризма он мог сказать о вещах более важных.
Костя спросил:
— Ты считаешь, что он должен был упомянуть о звезде?
— Вот именно! Он должен был сказать, предупредить! Ему известно многое. Высказать опасения.
— Посеять панику?
— Нет, сплотить в дни опасности!..
Костя понимал, что ступил на гибельный путь, но, верный себе, не мог остановиться и поссорился с Биатой. Вечер был испорчен. Она разрешила нам проводить ее только до автокара и уехала в свое Голицыно.
Костя сказал, глубокомысленно хмурясь:
— Вот так глупцы портят жизнь себе и окружающим. — Помолчав, он добавил: — Близким.
Я согласился:
— Довольно верный итог самоанализа.
Костя на этот раз принял как должное все мои колкости и покорно кивал головой, повторяя при этом:
— Ты прав, Ив. Абсолютно прав. Но почему ты не перевел разговор на другую тему, не отвлек?
— Пытался.
— Да, ты пытался. Проклятая звезда! Чтоб она там сгорела раньше времени.
— Слабое утешение.
— Как ты прав. Ив! Мне бы твое благоразумие.
Его искреннее раскаяние и покорность привели к тому, что я сервировал стол, когда мы пришли к себе в общежитие, и ухаживал за Костей, как за больным. Наш робот Чарли все еще покоился в нише у дверей. В первом семестре Костя пытался его модернизировать, разобрал и за недостатком времени не смог собрать до сих пор, так что в довершение всего после «праздничного ужина» мне пришлось еще и убирать квартиру, чтобы не заниматься этим завтра, в день отъезда, хотя делать это должен был Костя: ведь он распотрошил Чарли. Пока я орудовал с пылесосами, Костя, томный, расслабленный и виноватый, сидел перед экраном и смотрел какую-то унылую передачу из серии «Если тебе нечем заняться». Я спешил, потому что к полночи обещал быть у родителей.
И все-таки вечер кончился отлично! Внезапно на экране видеофона появилась Биата. И, как всегда, будто ничего не произошло, спросила:
— Вы дома, мальчики?
— Дома! Дома! — заревел Костя, вскакивая.
— Как хорошо, что я вас застала!
— Поразительная случайность! — нашелся Костя.
— Действительно, мне казалось, что мне ни за что вас не найти.
Костя умолк. Оба мы блаженно улыбались. И она, помолчав и критически оглядев нас, продолжала:
— Как вы думаете, не приехать ли вам сейчас ко мне?
— О-о-о! — было нашим ответом.
— Вот и отлично. А то сидят вдвоем в такой вечер да еще занимаются уборкой!
Костя с деланной скромностью потупился:
— Трудолюбие — одно из наших многочисленных достоинств.
— Особенно твоих. Ну, я жду. Потанцуем. Дома у меня столько народу — гости сестры. Глядя на них, я вспомнила и о вас. Пожалуйста, приезжайте! — Она одарила нас улыбкой и растаяла.
Костя набрал полную грудь воздуха и, как перед глубоким погружением на большую глубину, с шумом выдохнув, сказал:
— Ты заметил — ни намека на эту чертову звезду!