Вечный ветер - Жемайтис Сергей Георгиевич. Страница 97

Вера страдальчески сморщилась.

— Не посолили! — объявила она трагически. — Где соль?

Даже Биату захватила эта игра в древних людей. Она, заговорщически кивнув Вере, встала и скрылась за оранжевыми стволами пальм. Звезда поднялась над океаном.

Капли жира падали на угли и вспыхивали коптящими огоньками.

Вера сказала, пересыпая в горстях песок:

— Мне начинает мешать эта непрошеная звезда.

Я стал объяснять причину Вериной неприязни к Сверхновой и, кажется, говорил скучно, в то же время прислушиваясь к шуму прибоя, заглушавшему шаги Биаты.

Косте надоели мои сентенции.

— Подкинь лучше дров, — сказал он, — возле тебя их целая куча.

— Да, да, — сказала Вера, — все, что ты говоришь, логично, но не только поэтому у меня такая неприязнь к ней. Звезда должна давать радость.

Вернулась Биата.

— Вот! — К огню покатились орехи. — Вера еще днем говорила, что это необыкновенные орехи. — Сев к огню, Биата сказала: — Она будет светить недолго. И все-таки она удивительная…

— Что в ней удивительного? — спросил Костя. — Просто нахальное светило. Не следует обращать на него внимание. Будто, кроме него, нет звезд на небе! Тави хорошо сказал про него. Ты же сама согласилась с ним?

Все мы невольно подняли головы. На небе не было звезд, их закрыла оранжевая пелена, и только горела Оранжевая.

— На самом деле, — проронил Костя и стал поспешно вытаскивать из песка палочки с жареным мясом.

— Да, она удивительная, — сказала тихо Биата, не замечая Костиной протянутой руки, — ее уже давно нет, тысячи лет назад она перестала существовать как обыкновенная звезда. Мгновенно сгорела. Остался сгусток материи. «Черная яма» или «Черная смерть». Тоже звезда. Небольшая. Всего пять-шесть километров в диаметре, но масса ее так плотно сжата, так чудовищно велика, сила тяжести настолько невообразима, что от этого карлика не может оторваться даже световой луч.

— Ловушка для космонавтов эта головешка, — сказал Костя.

— Да. Все, что попадает в сферу ее притяжения, никакими способами не сможет вырваться, даже…

— Даже световой луч… — начал было Костя и умолк под взглядом Биаты.

— Я начинаю повторяться. Вам все хорошо известно.

Вера сказала:

— Какая возвышенная поэзия: светить — исчезнув. Очень скоро ее оранжевый свет промчится мимо нас и будет летать еще тысячи лет, пока не рассеется в космосе. Но долго еще люди других миров будут ждать появления эфемерной звезды, как ждали мы…

— Вы испортите мне ужин, — возмутился Костя. — Хватит звезды! Да здравствует жареный тунец!

Биата приложила палец к губам:

— Тсс! Смотрите!

К огню ковылял оранжевый краб. За ним другой. Вера вскочила, услышав шорох за спиной. Крабы остановились в метре от огня, их глаза-бусинки отражали отблески пламени.

Костя схватил пальмовый лист и хотел было разогнать крабов, но Биата и Вера попросили не трогать их. Общество крабов придавало нашему пиршеству еще более экзотическую окраску. Так крабы и сидели, тараща глаза, пока мы ужинали.

— Я всегда дружил с крабами. — Костя отбросил в сторону пальмовый лист и стал вибрирующим ножом срезать макушки у кокосовых орехов.

Биата с Верой зашли в воду и стали угощать Тави и Протея.

Тави в знак наивысшего одобрения пронзительно свистнул и сказал:

— Вкусно! Мясо совсем не похоже на тунцовое, у него вкус одного моллюска с большой глубины. Только еще вкуснее!

Протей заметил, что мясо потеряло сочность, но есть его можно, и попросил еще.

Вера, вся перемазанная жиром и сажей, отпила сока из ореха и, вздохнув, сказала:

— Я никогда не ела ничего подобного! Наш стандартно-изысканный стол утратил первобытную прелесть. А сок! Чудо, а не сок! Надо собрать здесь все орехи, посадить на вашем острове, остальные я возьму к себе. Мокимото простит мне за все причиненные ему огорчения.

Протей сказал, что и на отмелях и в океане все женщины стремятся к необыкновенному. По его мнению, только женщины могли придумать есть мясо тунца после того, как оно постоит возле маленького солнца.

Я перевел.

— Какой он милый! — сказала Биата.

— Галантный, — добавила Вера. Костя высоко поднял кокосовый орех:

— Я согласен с моим другом Протеем. Жаль, что ни он, ни Тави не могут поднять чаши и выпить вместе с нами за всех женщин Вселенной, независимо от того, ходят ли они большую часть времени по земле или плавают в морях и океанах, за их талант любить все необыкновенное! Хотя… последнее и не в мою пользу.

Мы отпили из импровизированных чаш прохладного, чуть пощипывающего язык сока.

Вера сказала Косте:

— С твоими талантами я бы не выступала с такими публичными заявлениями.

— Какие там таланты…

— Их так много!

— Например?

— Ну, хотя бы твой дар готовить. Ни один робот, напичканный самой изысканной программой, не сможет состязаться с тобой, если же в его решающем устройстве возникнет что-то похожее на одну из твоих идей, то у него от непосильной задачи перегорят все сопротивления и конденсаторы.

— И только?

— Никого еще из живущих под солнцем и всеми звездами, включая Сверхновую, природа так безрассудно не награждала таким количеством талантов. Пользуясь только одними верхними и нижними конечностями, ты взбираешься на самые высокие пальмы, ешь сырых улиток, прыгаешь на голове, поешь колыбельную на языке приматов моря. Ты знаешь даже язык китов и вот уже осушаешь второй орех.

— И только?

— Вы заметили, — спросила Вера, — как много он может выразить всего двумя словами и особенно молчанием?

— Это признак непомерного честолюбия, — сказала Биата. — Во времена докоммунистических формаций из таких сверхчеловеков созревали диктаторы!

— Какое емкое слово — созревали! — Вера театрально подняла палец. — Смотрите, этот процесс уже завершается на наших глазах. Он заставил Тави и Протея поймать рыбу, нас — инструментом каменного века перерезать ствол пальмы, даже доставку соли взвалил на плечи Ивана, а мне милостиво разрешил вращать куски мяса возле огня. Затем с помощью полусырого, полугорелого белка через желудки повлиял на нашу психику, принудил выказывать себе знаки почтения и вассальной покорности.