Снюсь - Житинский Александр Николаевич. Страница 11

— У меня такое чувство, что что-то кончается… Приснись мне сейчас, хорошо?

— Хочешь, я покажу тебе Регину Чинскую в детективном сюжете? — спросил я, будто это только сейчас пришло мне в голову.

— Покажи, покажи! — оживилась она. — Все! Я засыпаю…

Она прикрыла глаза и засопела, как простуженный зверек. Я почувствовал себя подлецом. Как мало, однако, надо, чтобы почувствовать себя подлецом! Мне было совсем не до сна. Я поднялся, выпил пару таблеток и снова прилег рядом с Яной, повернувшись к ней спиной.

«Никому не должно быть неприятно», — вспомнил я слова Петрова.

Регина Чинская уже неслась в автомобиле по пригородам Чикаго, преследуя машину инспектора. За Региной, в свою очередь, мчались два полицейских на мотоциклах. Все оживленно перестреливались.

Словно для того, чтобы искупить вину перед Яной, я ранил Регину в плечо. И все же ей удалось уложить инспектора.

Странно! Я почувствовал боль… Этот инспектор был мне незнаком, в отличие от Регины. Более того, он никогда не существовал на белом свете. Я выдумал его для развлечения стареющей женщины. Я дал ему имя, облик, манеру носить шляпу и стрелять из пистолета. Я успел полюбить его… Несколько ночей подряд он охотился за Региной, показывая незаурядные мужество и сметку. И вот сейчас я фактически его убил…

Я проснулся. Рядом спала Яна с детской улыбкой на устах.

Вышел в кухню. Было четыре часа ночи. Глухая пора… Самое время, чтобы тихо повеситься. Мне уже ничего не хотелось — ни славы, ни денег. Я понял, что взвалил на себя слишком тяжелый крест. Шевелить листики… Мягко гладить сограждан по нежной листве нервов. Приятно щекотать их. И не стыдиться при этом.

Вот-вот! Если при этом можно было бы не стыдиться — все было бы в порядке.

Первый наш концерт состоялся в одном из дворцов культуры. Мы выступали во втором отделении. Перед входом во дворец висело множество афиш. Среди них была и наша. На ней был изображен Петров в чалме и я — почему-то без чалмы. Ниже была надпись: «Бригантина поднимает паруса. Психологический аттракцион».

К моей физиономии кто-то успел пририсовать усы.

Название номера придумала Чинская. Она сказала, что оно отражает суть сна и в нем есть романтика.

Кстати, освобождение невольников-негров в какой-то инстанции выкинули.

Петров загримировал нас в тесной артистической уборной. Рядом вертелся конферансье — маленький человек с выпученными, как у лягушонка, глазами. Этими глазами он ел Яну. Он сказал, что объявит нас после опереточного дуэта.

В томлении прошло полчаса. Я волновался. Яна сидела перед зеркалом и лихорадочными движениями взбивала себе ресницы. Петров был невозмутим.

Наконец конферансье пригласил нас за кулисы. Яну он повел под руку. Мы потоптались в пыльном узком пространстве, пока со сцены не вывалился потный опереточный дуэт. Партнер во фраке, вихляя тонкими ножками, тащил на плече плотную женщину в кринолине. Она спрыгнула с плеча, едва не задев меня, и они вновь устремились на сцену навстречу жидким аплодисментам. Через несколько секунд они вернулись. На их лицах застыла одинаковая мученическая улыбка.

Конферансье подошел к микрофону. Его высокие каблуки гулко стучали по деревянному полу сцены. Он что-то произнес, еще более выпучив глаза, и сделал жест рукой по направлению к кулисам.

— Яна, вперед! — прошипел Петров.

Яна выпорхнула на сцену, сияя улыбкой. За нею вышел Петров, скрестив руки на груди. Я шел следом. Я не знал, что делать с руками.

В полутьме зала можно было различить группки людей, точно островки в океане. Оттуда тянуло прохладой. Петров с Яной начали номер, а я потихоньку разглядывал публику, определяя основных действующих лиц предстоящего боя с пиратами. В третьем ряду я увидел плотную шеренгу наших лабораторных дам. Ближе всех сидел начальник лаборатории с букетом гвоздик. Вид у него был приподнятый.

«Сейчас я вам устрою феерию!» — подумал я. Яна бросила в зал тюльпаны. Некоторые из них упали в пустые ряды. Петров играючи усыпил публику, перевел взгляд на меня, и начался все тот же бой в Индийском океане.

На этот раз главными действующими лицами были дамы нашей лаборатории. Я поместил их на пиратский барк, сделав начальника главарем флибустьеров. Татьяна, Нина Васильевна, обе Ларисы без устали палили из пищалей. Остальные зрители героически им противостояли. Неожиданно я заметил на пиратском судне Регину. Видимо, она была где-то в зале и сумела вклиниться в действие. Регина проявляла бешеную активность. Скоро зрители победили наших дам и побросали их за борт. Я дал расправиться с ними акулам. Я будто мстил им за что-то.

Регину я не рискнул бросить за борт, а взял в плен.

Когда Петров разбудил меня, зал еще спал. Мертвая тишина, прерываемая храпом из последнего ряда, стояла над креслами. Яна и Петров сидели на бочонках рома. Голова Яны была перевязана красным платком. В руках у нее был пистолет.

Такова была финальная мизансцена.

Петров разбудил публику. Я с удовольствием заметил, что наши дамы проснулись в ужасе. Лишь постепенно на их лица возвращались улыбки, которые сменились бурным хохотом. Зал рукоплескал.

Начальник лаборатории уже семенил по проходу, сияя, как блин на сковородке. Он вручил Яне букет, восторженно тряся головой. Мне он бурно пожал руку.

— Молодцы! Отлично! Молодцы! — прокричал он.

Публика продолжала неистовствовать. Мне показалось странным, что такое ограниченное количество зрителей смогло наделать столько шума. Более же всего меня поразила реакция бывших сослуживцев.

Они действительно были в восторге. Раньше они реагировали не так. Я был для них не более чем чудаковатым сотрудником, как говорится, «с небольшим приветом». Теперь же они смотрели на меня как на артиста. Они купили на меня билеты!

Но больше всего был потрясен конферансье. Он в течение десяти минут наблюдал из-за кулис за мертвецки спящим залом. После чего услышал гром аплодисментов. Конферансье не понимал — за что нам аплодируют. Он снова и снова приглашал нас на сцену, затем шепнул Петрову:

— Придется бисировать.

Петров поднял руку, и зал притих. Петров медленно, с напряжением сжал пальцы в кулак. Зал заснул.

— Минутный сон, — сказал Петров, поворачиваясь ко мне и так же медленно разжимая пальцы.

Я не был готов к бисированию. Погрузившись в сон, я вдруг увидел себя в маленькой лодке посреди океана. Рядом плыл дельфин. Он сочувственно посматривал на меня, высовывая из воды блестящую гладкую голову.

Мне было очень одиноко.

Внезапно я заметил вдалеке еще одну лодочку, а в ней — человеческую фигурку. Наши лодки сближались. Когда расстояние уменьшилось, я увидел, что в лодке сидит моя дочь. Она читала какую-то книгу.

— Что ты здесь делаешь?! — крикнул я.

— А ты? — ответила она. — Я читаю, разве ты не видишь? А вот как ты, папочка, здесь оказался? Далеко тебя занесло!

Ее лодку проносило мимо. Я ничего не мог сделать, поскольку весел у меня не было. Лодка дочери быстро уменьшалась в размерах.

— Как у вас дела? — крикнул я ей вслед.

— Нормально, — пожала плечами она.

— Как мама?

Она не ответила. Может быть, уже не слышала мой голос.

— Писем не приходило? — зачем-то крикнул я.

— Откуда? — слабо донесся ее крик.

— Не знаю… Откуда-нибудь, — сказал я упавшим голосом.

Ее лодка пропала на горизонте, и я снова остался один. Рядом не было даже дельфина — он уплыл за дочерью.

На этот раз аплодировали сдержаннее.

За кулисами конферансье долго жал руку Петрову и Яне. Мне он сказал:

— Простите, а что делали вы? Я как-то не уловил. Вы не подскажете?

— Спал, как и все, — сказал я.

— Понимаю, понимаю! — радостно закивал он головой.

Когда раскланивались в последний раз, мне показалось, что в глубине директорской ложи мелькнуло бледное лицо Регины.

Петров предложил отметить первый успех в ресторане. Столик он заказал заранее. Обслуживал нас знакомый Петрову официант. Он старался изо всех сил, подобострастно поглядывая на Петрова.