Хакер - Житков Андрей. Страница 30

— Пожалуйста, не стреляйте, я иду, уже иду!

— Бегом! — приказал ему парень. Лобстер подбежал к парню и тут же получил сильный удар в грудь, осел на землю.

— Оба встали и бегом к машине!

Кажется, к дороге они бежали ещё быстрее, чем от неё. Тяжело дыша, остановились около машины. Дверца приоткрылась. Человек, сидящий на заднем сиденье, устало приказал:

— А ну-ка, вытряхивайте всё из своих котомок! В это мгновение котёнок жалобно мяукнул.

— Вы что, котов воруете? — засмеялся человек в машине.

Лобстер поставил короб на землю, присел на корточки, развязал рюкзак, Никотиныч расстегнул молнию на сумке. Лобстер выложил на обочину компакты, ноутбук, аккуратно поставил череп. Никотиныч стал трясущимися руками доставать одежду, бельё.

— Значит, вы не просто котокрады, вы охотники за черепами. — Мужчина выбрался из машины, встал над ними. — Да, весьма забавные ребята, и поживились неплохо. Знаете, как раньше на Руси воров казнили? Руки отрубали да на кол сажали! Что вам больше нравится? А ну-ка выворачивайте карманы!

Пряча пистолеты под куртки, подошли парни.

Лобстер с Никотинычем стали послушно доставать из карманов документы, деньги. Первым мужчина взял паспорт Лобстера, пролистал его, бросил на землю.

— Москвичи? А здесь чего понадобилось?

— У меня родня отсюда, — произнёс Никотиныч срывающимся голосом.

— Кто такие? — спросил мужчина строго.

— Ермолаевы.

— Ермолаевы? Знаю таких, — произнёс мужчина нараспев и стал листать второй паспорт, вдруг замер, присел на корточки, вгляделся в лицо Никотиныча. — Серёга, ты, чё ли?

Никотиныч испуганно смотрел на мужчину и не узнавал, хотя и было в его лице что-то неуловимо знакомое.

— Ну ты чё, парень? От страха память отшибло?

— Егор? — неуверенно произнёс Никотиныч.

— Ну, а ты думал кто? Эх ты, мля, друга узнать не можешь!

Ошарашенный Никотиныч тут же попал в крепкие объятия.

— Ну, блин, постарел, потолстел! Вон щёки-то, как у хомяка! А это кто? — кивнул Егор на Лобстера.

— Это друг мой, работаем вместе.

— По части воровства? — Егор расхохотался. — Вот уж не ожидал так не ожидал, Серёга, двадцать лет, считай! И какого хрена вы бежали?

— Испугались, — честно признался Никотиныч.

— Понятно, рыло-то в пушку! А ну скидай свои черепа назад! Бухать щас будем!

Лобстер, всё ещё не веря в счастливый исход, стал торопливо запихивать свои вещи в рюкзак. Его трясло, будто к нему подключили ток.

В просторной горнице было накурено. Огромный стол, перекрывающий собой почти всё пространство комнаты, был уставлен бутылками и закусками. Раскрасневшийся, распаренный Егор сидел во главе стола. На нём был дорогой махровый халат, Лобстер и Никотиныч расположились по обе стороны от Егора. Влажные волосы прилипли ко лбам, лица блестели и были по-младенчески розовыми. Оба были завёрнуты в белые простыни и чем-то походили на римских патрициев из фильма «Калигула». Баня у Егора была, конечно, хороша. Горячая парилка, каменка, вся пропитавшаяся хлебным квасным духом, просторная комната для мытья и массажа, большой предбанник, отделанный смоляно пахнущим деревом, но Лобстера всё это, как говорится, не прикалывало — он не мог долго переносить жару и парился из вежливости, всё время выскакивая в предбанник охладиться. Зато Никотиныч с Егором провели в бане часа полтора. То один, то другой вспоминали что-нибудь забавное из молодости, рассказывали наперебой, хохотали, хлопали друг друга по спинам берёзовыми вениками. Лобстер, однако, видел, что Никотиныч робеет: поддакивает, смотрит Егору в рот, ловя каждое его слово, каждый жест, и боится сказать лишнее — не дай бог прогневать! Ещё бы! Два часа назад на него по приказу друга детства ствол наставляли и под рёбра кулаками лупили! «Минуй нас пуще всех печалей и барский гнев, и барская любовь!» Егоровских «быков» ни в баню, ни к столу не допустили. Вот, наверное, обидно-то им — то с пистолетами игрались, людей по полям гоняя, а теперь эти люди с хозяином за одним столом сидят, а им приходится на кухне, в закутке… Светка внесла в горницу блюдо с поросёнком, поставила на край стола.

— Ну, под горяченькое! — сказал Егор и стал разливать водку по рюмкам.

Чокнулись, выпили. Лобстер водку не пил, а только делал вид. Помочит губы — поставит на стол.

— Да, парень, насчёт папаши — это ты хорошо придумал! — весело сказал Егор. — Башку с собой таскать! Ну вот, скажите мне, строчите вы на своих машинках, в «игрушки» играете, по Интернетам лазаете, ну так это ж всё там не на самом деле, а вот чтобы дело реальное, мужское — «построить» кого-нибудь, бабки выбить, по рогам дать?

Лобстер неопределённо пожал плечами.

— А, вот она, хилость городская, — махнул рукой Егор. — А мы, знаешь, всех здесь держим, — он крепко сжал кулак, — и город, и область, и в Москве у нас тоже уже свои смотрящие сидят. Люди сами бегут: защитите от беспредельщиков, кричат, житья от них нет. Вот мы и наводим порядок. А ты думал — как? Санитары леса! — Егор рассмеялся. — Хочешь, иди ко мне бухгалтером, а то мой недавно «боты двинул», будешь на своей машинке цифры щёлкать, бабки небольшие на первое время положу, а потом развернёшься. Девку тебе найдём из наших, чистенькую, как вот этот поросёнок, не то что ваши, городские, траханые. — Он пододвинул к себе блюдо, взял большой нож, вилку, стал резать поросёнка на куски. — Давай-давай, иди, в обиде не будешь.

— Так ведь подумать надо, — сказал Лобстер тихо.

— Э-э, чего там думать. Ты когда-нибудь столько бабок видел? — Егор потянулся к стулу, на котором висела его одежда, полез в карман пиджака, достал большой кожаный «лапоть» — бумажник, вытащил из него пачку долларов, потряс ими в воздухе, небрежно бросил на стол. Купюры рассыпались веером. — Вот, я столько каждый день в руках держу, а то и больше. Понял?

Лобстер послушно кивнул. Никотиныч поднялся из-за стола, пошатываясь, направился к двери.

— Я щас!

Лобстер проследил за ним взглядом. Следом за Никотинычем из горницы вышла Светка.

— Вот ты скажи — как тебя там? — тебе чё, двенадцать лет — на машинке стучать? У меня пацан в эти бирюльки играет.

— Так это у меня работа такая. Есть же люди — программисты, без которых ни один компьютер работать бы не стал, — начал терпеливо объяснять Лобстер, в другое время он бы уже сорвался, наорал: что за тупость — таких простых вещей не понимать!

Никотиныч стоял на крыльце и курил. За его спиной скрипнула дверь, он обернулся. Светка смотрела на него исподлобья, не моргая, щёки пунцово горели.

— Что, Сергей Дмитрич, убежали, значит?

— Почему убежал? Вот же я — здесь, — сказал Никотиныч, смущаясь.

— Вы здесь, потому что Егор завернул, а если б не он… — Светка замолчала. — За ключ — спасибо. А записку я порвала. Вы чего же, испугались, что женить на себе буду?

— Я уже своё отбоялся. Дочь взрослая, скоро внуки пойдут. То, что в записке написано было, — правда. Работа у нас с Олегом срочная.

— Так и не нравлюсь я вам совсем? — неожиданно спросила Светка.

— Да как же — не нравишься? — смутился Никотиныч. — Как раз — наоборот! Мучился я, хотел тебе в окошко стукнуть, предупредить, а этот всё торопит — давай-давай. Фанат. За работу Родину продаст.

— Вы всё шутите! — Светка рассмеялась.

— Да нет, не шучу я, — вздохнул Никотиныч. Он взял Светку за руку, потянул за собой с крыльца во двор, будто боясь, что здесь их подслушают. Завёл её за угол — стена дома была глухая, без окон, — заговорил торопливо, нервно: — Я всю жизнь в городе прожил, а здесь только дачником был. Приехал, повалял пару месяцев дурака и уехал. В шахматы играл, учился, в научном институте работал. После того как с женой развелись, всё, подумал, ну её к чертям собачьим, эту личную жизнь, — страдания одни, решил карьеру делать, работал как волк, на баб старался не смотреть. Так только иногда, случайно. А здесь тебя встретил. Ну и… В записке правда всё. Я таких, как ты, не встречал. Ты — другая, и я сразу понял… — Никотиныч замолчал, шумно сглотнул набежавшую слюну.