Мера любви - Бенцони Жюльетта. Страница 58
Сказав это, толстуха Гоберта с неожиданной для нее быстротой исчезла. Готье тщательно закрыл за ней двери сарая.
Свернувшись калачиком на сене, Катрин решила дать отдых своему уставшему телу. Гоберта принесла успокоение ее истерзанному сердцу. Рядом с человеком, так жестоко во всеуслышание оскорблявшим ее, не было детей, и от этого удар был менее болезненным.
Гнев заглушал печаль, и она знала, что уже завтра, когда немного отдохнет, ей придется сдерживать себя от яростного желания поднять сеньоров из соседних владений на осаду ее собственного замка. Затем бороться дальше? Не пришло ли время расстаться с ролью слишком нежной супруги и хоть раз заставить заплатить мужа за все то, что она вынесла за шесть лет замужества. От этой мысли она приободрилась и уснула.
Когда рассвело, и снова стали видны очертания Монсальви, Катрин и ее спутники покинули свое благоухающее пристанище и, наскоро умывшись холодной озерной водой, через поля направились к дороге, ведущей к долине Ло, над которой возвышались античные башни Рокмореля. Они не спеша ехали по узкой труднопроходимой дороге и по пути ели сырки и хлеб Гоберты. Когда солнце, словно огненный шар, выплыло из-за гор, они прошли уже добрую половину пути.
Никогда еще деревня не казалась Катрин такой приветливой и прекрасной. Буйная растительность росла на обрывистых склонах. Покатые вершины заросли розовым вереском. Из всех расщелин призывно шелестела листва. Слой скудной почвы на скалах был неглубоким. Здесь выращивали лишь ячмень и овес. В небольших речушках, сбегающих со скал, сверкала форель, а в лесах в хорошую погоду появлялись грибы. Молодая женщина вглядывалась в горизонт, задерживая взгляд на кольцах дыма, клубящихся над какой-то крышей, на шпиле каменной караулки, на стенах из песчаника, нарушающих монотонность пейзажа. Она пыталась угадать, под какой крышей Жосс Роллар спрятал ее детей. Так велико было искушение остановиться и расспросить хозяев, но Беранже отговорил ее от этого.
— Я бы удивился, если бы моя мать ничего об этом не знала. А если это и так, мы отправим на поиски моих братьев. Да и потом… может быть, они у нас.
Действительно, почему бы и нет! Трое Рокморелей: мать Матильда и юноши Рено и Амори, были, наверное, единственными в округе с еще более дикими нравами, чем Монсальви. Их не пугали ни его могущество, ни заслуги воина. Им бы могла понравиться мысль приютить детей вопреки воле отца. Вдали виднелась мощная крепость Кальвине. Они прошли по каменистой тропе, ведущей в Рокморель. Дальше гора превращалась в отвесную скалу, а дорога заканчивалась пропастью.
Старый замок с рыжеватыми стенами, возникший перед путниками в полуденный зной, видел еще первые крестовые походы. Его внушающие страх башни и огромный донжон, который, несмотря на несколько разрушенные от времени края, сохранили гордую осанку под лазурно-золотым знаменем хозяина с изображенными на нем козочкой и тремя скалами. Небо было таким голубым, что козочка и скалы, казалось, были нарисованы на нем. В своем великолепии Рокморель был похож на благородного старца, который греется на солнце с закрытыми глазами и легкой улыбкой на устах, добрый и спокойный, но поднимись он, и удивительными покажутся его огромный рост и еще сильные мускулы, сделанные из дерева, закаленного непогодой.
В этот день улыбкой выглядел на мощном фасаде замка его опущенный подъемный мост. Двое солдат с непокрытой головой, в широко распахнутых кожаных колетах играли в кости в живительной тени свода. Внизу на лужайке небольшая группа прачек, задрав юбки, раскладывала на траве выстиранное белье. На тропинке стояла, подбоченясь, высокая смуглая женщина в белой рубашке и синей холщовой юбке. Зычным голосом она подгоняла остальных:
— За три часа расстелить две простыни и дюжину тряпок! Что за напасть! Посмотрите-ка на этих бездельниц! Николь, давай поживее! Нас ждут наверху.
Услышав, как под копытами лошадей по дороге покатились камни, она повернула голову и, прикрыв глаза рукой, пыталась разглядеть, откуда доносился шум.
— Кто к нам едет?
Вдруг у нее вырвался крик в ответ на возглас «Сара!» Она узнала Катрин. Молодая женщина соскочила с лошади и бросилась в объятия той, кого она всегда считала своей второй матерью.
Не двигаясь с места, Готье и Беранже долго смотрели, как женщины обнимались и целовались. Их глубокая привязанность, казалось, никогда больше не позволит им расстаться.
Вспомнив об обязанностях хозяина, паж обвел старый город и его окрестности горделивым взглядом и спросил:
— Как тебе Рокморель? Не правда ли, здесь не так уж плохо?
Глава вторая. ДЛАНЬ ВСЕВЫШНЕГО
—Мама вернулась! Мама вернулась!
Сидя в кровати, в которой он спал со своей маленькой сестренкой, Мишель, раскачиваясь, сам себе напевал. Он восхищенно глядел на Сару: та, вооружившись щеткой и расческой, вычесывала из волос Катрин дорожную пыль. Мишель всегда обожал свою мать. Она была для него полу божеством, сродни феям из сказок и ангелам, о которых ему рассказывали в монастыре.
Когда Катрин вдруг исчезла из его детского мирка, маленький мальчик, несмотря на всю нежность окружающих его женщин, испытывал непонятное чувство одиночества.
Внутри его образовалась пустота, как он попытался объяснить Саре, пустота, которую не заполнило возвращение отца. Разве мог этот мрачный человек, с жадностью прижавший его к своей груди, человек, лишь едва знакомый, которого он с трудом вспомнил, быть тем веселым товарищем по играм, который вместе с ним кубарем катался по полям, усеянным розовыми маргаритками вдали он посторонних глаз?
Но когда Катрин, обнявшись с Сарой, появилась во дворе замка, где Мишель играл в куче песка, сердце его чуть не выскочило из груди: в потоке солнечного света он увидел мать такой, какой она всегда ему снилась. Он не понял, почему, обнимая его, она вдруг расплакалась. Ведь плачут, когда грустно или больно. И еще! Даже в этом случае настоящий мальчик должен сдержать слезы. Одно было ясно: Мишель был несказанно счастлив в этот вечер, и к тому же мама торжественно обещала никогда больше не уезжать.
Для Изабеллы возвращение матери стало испытанием. Ей было всего десять месяцев, когда уехала мать. Теперь девочке исполнилось два года, и у нее было свое восприятие мира. Часто, в отчаянии, Сара приводила Изабеллу в молельню к «Благовещению», написанному Яном Ван Эйком, и, показывая ей светловолосую Мадонну, повторяла: «Это мама… мама!» Малышка была умненькой девочкой. Когда Катрин склонилась над ней, чтобы поднять ее с земли. Изабелла сразу увидела сходство. Конечно, она не могла понять, как ожила картина, но проворковала:
— Мама! Мама!
Катрин расплакалась, а ребенок стал теряться в догадках, не узнавая больше знакомое изображение.
Теперь сидя на коленях матери, она с живым интересом наблюдала сменой предметов туалета в ловких руках Сары которая, нахмурившись, изо всех сил старалась придать волосам Катрин их золотой блеск.
Ты приехала вовремя! — причитала она. — У тебя волосы в таком состоянии…
— Ты ведь знаешь, они не были моей главной заботой-с улыбкой ответила Катрин, восхищенно глядя на дочку. Мать оставила младенца, а нашла маленькую девочку, проявляющую уже самостоятельность; она была для нее самым красивым существом в мире.
Изабелла, одетая в короткую рубашку, едва прикрывающую пухлое тельце, играла прядями волос своей матери. Уже обозначилась изящная форма пальчиков и ножек девчушки Черные глаза менялись в зависимости от настроения-то ярко сверкали, то были непроницаемы. Сейчас они радостно светились на ее круглом, золотистого цвета личике, выглядывающем из складок рубашки, словно цветок из своей чашечки.
— Как ты прелестна! — шептала Катрин, прижимая к груди ребенка, чтобы поцеловать его в тысячный или двухтысячный раз.
— Этого не надо говорить при них! Они уже слишком много понимают! — строго заметила Сара. — Вставайте, мадемуазель, уже пора ложиться в кровать. Если вы все время будете перебирать волосы вашей матери, я с этим никогда не покончу.