Золотой утенок - Жмуриков Кондратий. Страница 40
– Олег Константинович, что с вами? – воскликнула секретарша, увидев разбитую физиономию Олега.
– Споткнулся, вы не могли бы почистить мой костюм? Не хочу разгуливать в таком виде…
– Конечно, конечно, вам нужно обработать лицо, не дай бог заражение какое-нибудь.
Олег заперся в туалете, нужно было подумать, пока было чем думать. Работать он не мог, мучительно захотелось выпить. Олег спуcтился в бар неподалеку и заказал выпивку. Стакан за стаканом, Олег размышлял, что делать. Может, все рассказать Бобровой и попросить у нее денег? Она, разумеется, даст, но тогда придется на ней жениться. Если Дарья узнает об их женитьбе, она для него будет потеряна навсегда. Смешно, романтические чувства… в его-то возрасте, при его профессии. Да, если он попросит денег у Бобровой, придется объяснить почему он задолжал Иванову. Значит, придется рассказывать о своей профессии и о том, как он попал в дом к Анне. Боброва – женщина гордая, она просто выбросит его из своего дома и денег не даст. Что делать? Оставалось одно – покончить с собой, менее болезненным способом, чем тот, что ему уготовил Иванов. Менее болезненным?
Олег побрел в туалет, запер дверь, огляделся. Над раковиной торчал металлический штырек, на котором висело нечто похожее на бра. Парамонов скинул подтяжки, закрутил петлю, намылил ее кусочком душистого мыла, балансируя, взобрался на раковину и накинул подтяжки на крючок. Петлю он пристроил у себя на шее и прыгнул вниз. Резинка подтяжек растянулась, Олег шлепнулся на колени посреди грязного пола.
– Козел, извращенец, подсматриваешь, урод! – завопила какая-то женщина, больно стукая его тяжелой сумочкой по голове.
Олег удивился, что делает женщина в мужском туалете?
– Помогите, мужчина вешается! – истошно заорала другая женщина.
Кто-то принялся стягивать с Олега петлю, кто-то приводил его в чувство. Олега замутило, он еле успел добежать до унитаза. Чьи-то сильные руки подтащили его к раковине, сунули голову под холодную воду.
Олег медленно приходил в себя. Идиот, какой идиот. Перепутал мужской сортир с женским, хотел повеситься на резиновых подтяжках. Придурок! Придурок! Олег на минуту представил себе заголовки газет – самоубийство в женском туалете. Будущий супруг госпожи Бобровой кончает жизнь самоубийством! Извращенец кончает жизнь самоубийством перед свадьбой! Какая гадость, Анна не заслужила такого позора.
Пора брать себя в руки, еще месяц, целый месяц – тридцать дней. Он обязательно что-нибудь придумает, вот только выпьет еще стаканчик…
На автопилоте уже под утро Олег добрался до своей городской квартиры. Хорошо, что ключи он носил с собой. В его комнате на диване кто-то спал, Олег заглянул во вторую, кровать тоже была занята. Он устроился на диванчике в коридоре, прикрывшись плащом, снятым с вешалки. На утро он не смог вспомнить, как проделал все это.
Олега разбудили чьи-то голоса:
– Опять тебе пожрать, вчера ели. Иди лучше душ прими, помойся, займись чем-нибудь.
– Так то вчера, а я сегодня хочу. А мыться не буду, я на той неделе мылся, – отозвался Скелет, а это был именно он.
Олег поднялся с дивана, соображая откуда в доме Бобровой появились Скелет и Толстый.
– Ой, Олег Константинович! А вы тут что делаете? – воскликнул Скелет, разглядывая помятое лицо Парамонова.
– Сплю я здесь, – буркнул Олег, направляясь в ванную. – А вот вы что тут делаете? Я же вам денег дал, чтобы вы жилье сняли.
– А у нас это… деньги кончились, – виновато произнес Скелет.
– Опять? – тяжело вздохнув, проговорил Олег.
– Олег Константинович, так вышло… – подал голос Толстый.
– Куда вышло? – буркнул Олег, разглядывая своих компаньонов.
– Мы хотели… это… помочь вам… В казино пошли, хотели выиграть в рулетку… Там был этот… дабыл-день.
– Чего-чего? – переспросил Олег.
– Ну день такой, двойного выигрыша. Там все ставки автоматически удваиваются… Это по-английски – «дабылды».
– Это точно, балды вы! Вам этих денег на месяц должно было хватить… Все, у меня кредит закрыт.
– Так свадьба ж скоро, – протянул Скелет, – а там все денежки наши…
– Свадьбы не будет, – отрезал Олег, запираясь в ванной. Объясняться с компаньонами не хотелось.
– Че-то я ничего не понял, – громким шепотом произнес Скелет.
Олег услышал и через дверь рявкнул:
– И не старайся, не поймешь. Я сам ничего не понимаю. Не стойте под дверью, вы мне думать мешаете.
Толстый со Скелетом вернулись в комнату.
– Может он того, пошутил или заболел, – с опаской глядя на дверь, произнес Скелет.
Толстый покачал головой, он лучше разбирался в людях. Такими вещами не шутят.
– Я думаю, нам сваливать надо, пока не рвануло, – отозвался он. – Мне еще пожить охота…
– Что же мы его бросим? Он для нас столько сделал, а мы? – робко вступился Скелет. – Это как-то не того… Может подождем, он ловкий, что-нибудь придумает.
– Надейся и жди взрыва, – прошипел Толстый, собирая в пакет свои вещи. Он оглянулся и сунул туда же настольные часы, предположительно конца восемнадцатого века и парочку фарфоровых безделушек.
– Ты чего, сдурел? Положь на место, – пихнул его в бок Скелет.
– Это компенсация, выходное пособие… Он нам должен, – огрызнулся Толстый в ответ.
– Да, и что я вам должен? – раздался с порога голос Олега, вытирающего волосы полотенцем. – Главное, за что? Я не понял. С утра как-то плохо мозги соображают.
– Олег Константинович, вы не обижайтесь, но мы посовещались, и я решил, что мы покинем вас. Приятно было сотрудничать и вообще…
– Понятно, это ваше дело… Только по поводу компенсации, пожалуйста, поподробнее?
– Да, до вашего появления у нас было дело, мы работали, у нас были свои связи, своя территория… Когда мы начали работать с вами… Короче говоря, нам необходимо время на восстановление прежней формы…
– Помню-помню, на вокзале промышляли, на вас еще Кондрат с братками наезжал. Насчет постоянных заработков тоже помню. Прибыльнее всего, вероятно, было выступление экстрасенса? Наверное, нужно было сеанс продолжить… зря я вас от туда увез, любопытно было посмотреть…
– У любого профессионала бывают небольшие спады, критические дни… – попытался оправдаться Толстый, прижимая к себе пакет. – Но я не настаиваю на компенсации, мы можем и так уйти. Ничего, мы заработаем, не пропадем. Вот только Скелету тяжело придется, с питанием, но ничего, привыкнет. Лучше быть голодным, но живым, чем мертвяком с набитым желудком. Правда, Жорик?
Жорик автоматически кивнул, хотя кое-что в словах приятеля ему не понравилось. Однако он настолько привык во всем ему подчиняться, что согласился и на этот раз.
– Валите, валите, перышко для легкости, – разозлился Олег. – Я на ваше место посмышленее народ найду. По тридцать пять процентов на рыло, на такие деньги любой согласится. Из Москвы прибегут, в очередь выстроятся.
– Повторите-повторите, Олег Константинович, процент. Я чего-то не расслышал, – переспросил Толстый, возвращаясь в комнату.
– Тридцать пять.
– Тридцать пять-тридцать пять, мы в доле опять, – проговорил Толстый вполголоса. – Олег Константинович, мы немножко погорячились, ну живые люди, сами понимаете. С кем не бывает. Друзья бранятся, только тешатся… В споре рождается истина… Мы остаемся на этих условиях, плюс четырех разовое питание и медицинская страховка.
– Ну вы охамели, Антон Антонович, может вам еще и профсоюз создать? – съязвил Олег. – Профсоюз работников ловкости рук.
– Ну так мы уходим или остаемся? – спросил Скелет, – решайте скорее, кушать очень хочется.
– Заткнись, – шикнул Толстый, щипая его за руку.
– Вот деньги, пойди купи чего-нибудь поесть и пива, а то меня сушняк давит, после вчерашнего.
– О, это я мигом, одна нога здесь – вторая там. Тут магазинчик за углом, – Скелет схватил деньги и выскочил в коридор.
– Пойду чайник поставлю, – произнес Толстый, оставаться наедине с Олегом ему не улыбалось.
После завтрака Олег заперся у себя в комнате, пытаясь придумать выход. Он обзвонил всех своих знакомых в Тулупинске, надеясь занять хотя бы часть суммы. Безрезультатно, как по мановению волшебной палочки, Олег подозревал, что ее роль сыграл Иван Иванович, все кто еще вчера предлагал, чуть ли не умолял взять взаймы, отказывались дать денег.