Окна Александра Освободителя - Жоров Алексей Андреевич. Страница 6

5-го июля ненадолго задержались в Усмани. Дорога была приятной, по сторонам проносились поля с хорошим чернозёмом. В деревни Приваловка Василий Андреевич даже отказался от обеда, так был увлечён, зарисовывая местные красоты. А вечером прибыли в Воронеж. Поселились в доме Тулиновых, комнат на всю свиту не хватило, со мной рядом были лишь Василий Андреевич, Константин Иванович, Кавелин и Вильегорский. Так как Жуковский всё более и более тяготел к ссорам после высказывания моих новых воззрений и был слеп в своей доброте, я решил некоторые моменты обсудить приватно с Арсеньевым. Константин Иванович так же человек добрый, но патриот поболее Жуковского, в том смысле, что для блага России готов на большее, поговорим, посмотрим.

Случай представился в Воронеже 6-гот вечером, когда Василий Андреевич уединился с местным поэтом Кольцовым, найдя в нём более родственную душу и приятственного собеседника. Первый час моей беседы с Константином Ивановичем я потратил на осторожные манёвры, в которых проступали границы его преданности трону в моём лице. Начало было даже лучше ожидаемого и далее я рассказал ему о моих потугах по толканию России-матушки вперёд, то бишь о моих предприятиях с изобретателями, заводчиком и Губернатором. Рассказав, я спросил его мнения о моих действиях. Константин Иванович похвалил мой пыл в деле преобразования российской техники, но спросил меня, с чего мне в голову вдруг пришло заняться столь мелочной вещью, особенно в рядах высшего дворянства, как торговля и производство, мол, это же, в основном недавние дворяне, из скоробогатеев этим занимаются. Я объяснил ему свою конечную цель, на пути к которой другие мелочи теряют для меня всякий смысл. Паровые фрегаты, мощный флот, Черное внутреннее море. Я объяснил Арсеньеву, что англичане и французы в этом направлении сейчас рвутся вперёд и через десять лет нам за ними не угнаться. А так как я всего лишь наследник, то чтобы сдвинуть воз российского упрямства на океанских просторах, первым делом надо организовать речной торговый флот из пароходиков, он должен быть быстрым и сверхприбыльным. В погоне за наживой наши купцы вытащат на себе и морской флот, даже в случае моей внезапной кончины.

Константин Иванович задумался глубоко, затем встал и поклонился мне в пояс, сказав, что счастлив, потому как смог содействовать правильному миропониманию будущего Великого Царя России. Дальше, дождавшись пока собеседник сядет, я начал рассказывать о пользе «пароходок» и как можно быстрейшим способом способствовать прокладке железных дорог. Я доказывал ему, с приблизительными цифрами на руках, с какой скоростью мы сможем маневрировать войсками внутри страны, коли к нам пожалуют супостаты, а так же супротив внутренних мятежей. Говоря супостаты, я имею в виду Англию и Францию, тянущие свои загребущие руки во все стороны. Тогда Арсеньев спросил меня, как я отношусь к крепостничеству, видимо это была для него больная тема. Я крепко подумал и, прежде чем ответить, я потребовал клятвы, что ни одно слово из дальнейшей беседы не пересечёт порога комнаты. Клятва была дана, перед лицом Бога и Наследника. Прежде всего, сказал я, мне безразлично страдание крепостных в моральном взгляде, раз они не пошли за Пугачёвым, то это их дело. Раб остаётся рабом, если не хочет свободы больше жизни. Я же буду нести ответственность лишь перед будущим государства российского. История будит моим судьёй, а не бог и не люди. Держава не должна боле проиграть не одной войны, ликвидировать, в кратчайшие сроки, техническую отсталость, ибо она ведёт к потере преимущества на поле боя. Парады, парады они хороши и красивы, но куда более важны маневры пехоты и маневры флота.

Так что я безразличен к крепости, но отменю её при первой же возможности, ибо она ведёт к безынициативности и технической неграмотности. Но и особо торопиться и бежать вперёд лошади, советуя сделать это отцу, я не буду. Через десять лет или через двадцать, а пока я буду освобождать тех, кого мне удастся выкупить или украсть. А отец, я не верю что он, при всей своей решительности, рискнёт освободить крестьян. Уступив же дворянству в мелочах, он не добьётся ничего в главном, ибо он так же мечтает лишь о победах. Его же верные чиновники-немцы так же не хотят освобождения, ибо достаточно обрусели и обзавелись деревнями и крепостными. Так что единственный для меня путь выполнить задуманное, не повторив судьбу Петра 3-го, это на момент подписания указа об освобождении находиться в центре большого войска преданных лично мне воинов. И лучше всего, если в этом войске не будет ни одного дворянина, так как освобождать без земли я не намерен, а сами воины будут сугубо из крестьян. А ещё лучше, если я буду к тому времени богат как Крёз, и деньгами сглажу все острые моменты реформы. А острые углы обязательно появятся, дворянство же будет мне на первых порах необходимо, поэтому придётся ему помочь. В противном случае меня сомнут. Василию Андреевичу я ничего из оного в подробностях не расписывал, так как до конца не уверен прислушается ли он ко мне, и будет ли молчать о сказанном. Ибо его ведут музы, в его стремлении к доброте, а я хочу умереть в своей постели, поэтому понимаю лишь вооружённое добро, а добро, это благо для моих подданных. Всё, что улучшает их жизнь, добро, всё, что ухудшает, есть зло. Как вы относитесь к таким речам Константин Иванович?

Мой учитель статистики и географии думал, он не кинулся сразу с верноподданническим одобрением моего мнения, он думал о деле и спросил, какими будут мои действия, если возникнут проблемы с одобрением моих действий отцом? Я честно ответил, что сие возможно, но всё что я делаю, это, прежде всего, направленно на благо отца и Отечества и, если для того чтобы Отечество воссияло, а родитель пожил подольше, мне придётся доставить его в монастырь и окружить верными войсками, то я сделаю это, не задумываясь. Но до этого момента я буду стелить мягко, очень мягко, не в коем случае, до поры, не давая повода думать, что могу стелить и жёстко. Далее я заговорил о помощниках, верных мне и беззаветно преданных империи, помогающих тащить тяжёлую корону. Этакий царский отряд доверенных лиц, в котором я хотел бы видеть и его. Преодолев свои секундные колебания, Константин Иванович встал на одно колено и принёс мне клятву личной верности, до гроба. Когда последние недомолвки между нами исчезли, я поделился с моим первым доверенным помощником информацией о моих видениях в возможном будущем, которого необходимо избежать. Рассказал о картинах Крымской войны, пояснив, что видения посещают меня примерно раз в месяц, но про светящийся ящик из будущего промолчал. Сказал что, вероятно, мне присылает си кто-либо из святых, покровителей земли русской, кои не хотят её видеть под пятой чужеземных Наполеонов. Описал причины смерти отца, предательство Нессельроде и преступное бездействие генералов-пруссаков. Описал лица голодных русских солдат, радующихся битве как избавлению, ибо до неё их накормят досыта. Дальше, действуя больше от себя, я описал английские и французские войска с револьверными ружьями, которыми они, без устали и с далёкого расстояния, косят ряды нашей армии. И смерть и ад со всех сторон, как писал Пушкин. Вот этому будущему я и счёл возможным противиться. Сказал я ему так же, что опираться надо на военное сословие, но лишь после, военных заводчиков и армейских нижних чинов.

Во время этой пламенной речи, подействовавшей, отчасти, и на меня самого, я понял, что надо подробнее узнать в светящемся ящике о револьверах и о строительстве паровых судов. Будем надеяться, что прошлое видение не окажется последним. Ну, хватит о высоком, пора в путь.

7-го июля ехали в довольно быстро, мимо проносились ухоженные поля и сады. Миновали село Конь-Колодезь. Затем был Задонск, белый, старинный Монастырь Тихона-Чудотворца и его гроб под сводом. Вечером прибыли в Елец. Город большой, купечество сильно развито, остановились в доме предводителя местного купечества Кароулова. С ним я провёл уже ставшую привычной беседу о пользе пара и пароходов, рассказал, какие доходы ожидают тех купцов, которые прислушиваются ко мне и вкладывают деньги в это сверхприбыльное и в высшей мере патриотическое дело. Нашёл понимание и горячий отклик, правда, скорее верноподданнический, чем осмысленный. Ну, пусть и не понимает, лишь бы делал. Следующие недели города и веси сливались в одно, ибо я не находил нужных мне людей.