Оборона тупика - Жуков Максим. Страница 31

Как всегда, неожиданно и почти бесшумно перед дверью-решеткой возник охранник и задал стандартный вопрос:

– Интернированный два нуля сто двенадцать?

– Интернированный два нуля сто двенадцать, – подтвердил он.

– Собирайте личные вещи. У вас есть пять минут.

Задавать вопросы было бесполезно. Собрался он быстро. Книги, слегка поразмыслив, оставил в камере. С маленьким узелком он встал перед дверью камеры. Охранник посмотрел на него и спросил:

– Вы больше ничего не будете брать с собой? – Он отрицательно покачал головой. – Вам требуются лекарственные препараты?

Он снова отрицательно покачал головой. Охранник отпер дверь камеры, вывел его в коридор и повел к лифту. Так далеко он еще не уходил от своей камеры. На лифте они поехали вниз. На другом этаже было более людно. Здесь были и охранники, и военные, и люди в гражданской одежде. Заключенных он не увидел. Охранник провел его в комнату без окон, оставил одного и запер дверь. В комнате стоял небольшой стол и несколько стульев. Он заметил несколько камер видеонаблюдения. «Комната для допросов», – подумал он. Вошел другой охранник и принес большой пакет.

– Это ваша одежда, интернированный два нуля сто двенадцать, – сказал охранник, – одежда подвергнута химической чистке. Здесь также некоторые ваши личные вещи, кроме определенных как опасные. Переодевайтесь. У вас есть пять минут.

Не проронив более ни слова, охранник вышел. В пакете действительно оказалась одежда, в которой его взяли. Там был его бумажник, брелки от ключей (сами ключи отсутствовали), часы, мобильный телефон и даже флакон туалетной воды. Все, кроме ключей, было на месте. Мобильник не включался, видимо, окончательно села батарейка или кто-то об этом позаботился. Часы стояли. Дорогущий швейцарский механизм остался надолго без подзавода. Он оглянулся на камеры, махнул рукой и стал переодеваться. Он уложился в срок. Одевшись и сложив тюремную одежду в пакет, он сел за стол и еще какое-то время ждал. Затем в сопровождении охранника вошли мужчина и женщина. Мужчина был одет в заметно помятый деловой костюм. На вид ему было чуть меньше сорока. Женщина, одетая в облегающий джинсовый костюм, была совсем молода. Мужчина сел за стол напротив.

– Привет, Йохан, – сказал мужчина тем самым голосом. – Не вздрагивай ты так, все уже почти кончилось. Остались формальности. В этом конверте твой загранпаспорт, загранпаспорт твоей дочери и два билета до Лондона. Визы, естественно, оформлены.

– Я, что, – у него перехватило голос, и он с трудом справился с собой, – сейчас увижу свою дочь?

– Да, с минуты на минуту, – ответил мужчина, – мы не собирались тебя обманывать. Нам надо только завершить кое-какие формальности, и объяснить тебе кое-что. Так вот. Ты редкая свинья, Йохан. Если тебя судить, то любой суд признает тебя виновным по целому ряду статей, возможно, даже удалось бы доказать государственную измену. Но руководство страны не считает целесообразным устраивать громкие процессы и выносить приговоры за прошлое. Это меньше всего сейчас нужно России. Ты признан неопасным, кроме того, сотрудничал с нами, выполнял все, что тебе говорили. Поэтому ты сейчас покинешь страну и никогда в нее не вернешься. Если ты все же попытаешься вернуться, вздумаешь раскрыть рот или, того хуже, поработать за границей против нас, мы найдем тебя и уничтожим. Твои деньги за границей мы не тронули и не тронем. Живи, Йохан. Твоя дочь несовершеннолетняя, поэтому она летит с тобой. В отличие от тебя она всегда может вернуться на родину, после того как ей исполнится восемнадцать. Это понятно? Хорошо. Задавай вопросы.

– Я могу спросить о судьбе своих знакомых?

– Нет. Кое-что ты узнаешь позже. Сейчас как раз и принимаются решения по интернированным. Но могу сказать тебе, что кое-кто из тех, кого ты хорошо знал, уже уничтожены.

– Признаны опасными?

– Не хорохорься, Йохан. Думай о будущем своего ребенка.

Мужчина встал из-за стола, открылась дверь, и еще один охранник ввел его дочь, которая сразу бросилась ему на шею.

– Папа!

– Привет, милая, все хорошо. Все хорошо… Я же обещал тебе… С тобой хорошо обращались?

– Папа, мне отрезали палец…

– Тебе было больно, дочка?

– Нет, я спала. Проснулась, а пальца нет.

– Больше тебе ничего не сделали?

– Нет, папа, ничего, только я очень скучала.

– Тебя… тебе… э-э… дяди ничего не делали?

– Папа, со мной были только женщины. Я до сих пор целка.

Молодая женщина, стоящая у стены, прыснула. Мужчина только покачал головой.

– Фу, как тебе не стыдно, дочка! Ладно, мы сейчас уедем.

– Мне говорили, папа, я…

– Я прерву вас, – сказал мужчина, – заехать домой у вас не будет времени, скоро рейс, да и имущество твое, Йохан, конфисковано. Эта добрая женщина отвезет вас в аэропорт. Помни, что я тебе говорил, Йохан. Бывай.

Мужчина и охранники вышли за дверь. Женщина подсела к ним за стол.

– Меня зовут Наташа, – сказала она. – Я доставлю вас в аэропорт и доведу до самолета. Пока не закроется люк самолета, я отвечаю за безопасность вас обоих. Чтобы не было неясностей: если потребуется, я буду защищать вашу жизнь даже ценой собственной. Вряд ли это понадобится, но все же… Однако, если вы попытаетесь делать глупости, я вас уничтожу. Таков приказ. Вам все ясно? А теперь пошли, и быстро. До рейса два с половиной часа.

Глава 7

– Долго еще мы будем здесь торчать? – поинтересовался Струев. – Лететь на супер-пупер лайнере, затем томиться в салоне… Сервис, блин!

– Не торопись, доцент, – отозвался Суворов, – ты хотел по городу прогуляться, пришлось схему менять. Не торопись. Сейчас за нами подъедут.

Струев фыркнул и закурил. Через пять минут один из «медведей» вскинул голову, прижал кнопку на коммуникаторе в ухе, ответил: «Понял», и кивнул Суворову.

– Ну вот, а ты боялся, – сказал тот Струеву.

Почти сразу стал открываться люк наружу. Трап уже был приставлен.

– Пошли, – сказал Суворов.

На верхней ступени трапа Струев остановился. Ничего особенного в воздухе не было. Ни сладости, ни горечи. Ничего. Обычный запах аэропорта. Внизу, на бетоне, стояли три черных внедорожника.

– Это что за звери? – спросил Струев.

– Это «Петруни», – ответил Суворов, – ты ожидал увидеть «уазики»?

– Прототипы внедорожников Петруничева я видел еще двенадцать лет назад, – сказал Струев, – да и телевизор я все же смотрел, любовался гордостью отечественного автопрома. Но эти какие-то другие.

– Доцент, «Петруни» – все «другие». Это не конвейер, это ручная сборка. Каждый заказ уникален. Только для армии и ИСС мелкая серия. Ладно, пошли.

Спускаясь с последней ступени трапа, Струев чуть не оступился, потому что наконец посмотрел вокруг.

– Что случилось?

– Данила, что вы сделали с моим любимым аэропортом?

– Тебя не было двенадцать лет, доцент, – почти ласково проговорил Суворов, увлекая Струева к внедорожникам. – Новосибирск сейчас – главный пересадочный узел Евразии. Так что аэропорт Толмачёво должен соответствовать. Четыре ВПП, два терминала, один из которых – второй по величине в мире после шанхайского. Такие дела…

– Причем Новосибирск находится как раз в такой удаленности от Европы и того же Китая, что экономично летать только на наших самолетах…

– Ну в целом, да.

– Неплохо же усвоен урок той системы, которую мы так ненавидели, – Струев остановился и повернулся к Суворову, – у людей, у стран, у компаний просто нет выбора, а подается все как единственно возможное и безусловно естественное положение вещей…

– Не пори ерунды, доцент. У Новосибирска и правда самое выгодное географическое положение. Да и климатически это самый стабильный регион. Не забывай, что Питер восемь месяцев в году под снегом, а оставшиеся месяцы там наводнения, которые уже фактически смыли весь город, весь Дальний Восток, и наш, и не наш, наполовину под ледником, в Приморье бесконечные цунами и тайфуны, а в Москве не климат, а бог знает что…