Ночные тайны королев - Бенцони Жюльетта. Страница 25

– О господи! – выдохнула королева. – Да он действительно обезумел!

– Однако дело этим вовсе не кончилось, – продолжал герцог, сам заметно возбужденный собственным рассказом. – Вообразите, Ваше Величество, он мчался прямо ко мне! А мальчишки-пажи разлетелись в разные стороны, точно стайка воробьев!

– К вам?! Но почему?! Или вы думаете, он что-то подозревает?.. – Королева чуть не до крови закусила нижнюю губу, чтобы не закричать от ужаса. Она всегда опасалась королевской мести, потому что, как ни благороден был Карл, его отличали вспышки слепой ярости и склонность к жестоким поступкам. К сожалению, иного ожидать и не приходилось, ибо король родился в семье, где были очень распространены кровосмесительные браки. Дурная наследственность – вещь опасная и коварная, и побороть ее невозможно. Проведай Карл о связи королевы и Людовика, рассчитывать на снисхождение любовникам бы не пришлось. Забегая вперед, скажем, что король несколько раз выныривал из бездны своего безумия именно для того, чтобы расправиться с кавалерами Изабеллы и отдать приказ о ее заточении в темницу или монастырь. Правда, узнать, выполнена ли его воля, он чаще всего не успевал, ибо болезнь вновь сжимала его в своих крепких объятиях.

– Нет-нет, что вы! – поспешил успокоить возлюбленную герцог Орлеанский. – Вряд ли он вообще понимал тогда, кто именно находится перед ним. Я же, говоря по совести, настолько растерялся, что не трогался с места до тех пор, пока не послышался крик герцога Бургундского: «Бегите, племянник, бегите! Государь сейчас убьет вас!»

Королева вздрогнула и перекрестилась, и Людовик тоже осенил себя крестом.

– Я успел отскочить в сторону, а вот бедному Полиньяку-младшему это не удалось, и наш государь вонзил ему в грудь шпагу. Хлынула кровь. Рыцарь зашатался и упал наземь, а король… Ах, Изабелла, ни разу еще не приходилось мне видеть моего братца таким! Я, конечно, понимал, что появление старика в белом рубище всколыхнет таившееся прежде в глубине королевской души безумие, но то, что вид крови превратит нашего любезного Карла в зверя, мне в голову не приходило.

Изабелла спросила с надеждой:

– Может быть, он больше не оправится?

– Врачи твердят иное. Я же говорил вам, что Эрсилли – а он считается весьма искусным лекарем – уверяет, будто это всего лишь приступ. Но когда же вы все-таки спросите меня, где пребывает теперь ваш супруг?

– Его, конечно, связали и отвезли… куда, вы говорите?

– Он успел нанести еще несколько ударов шпагой, прежде чем рыцари и оруженосцы опомнились и надумали окружить короля. Те, кто был защищен латами, подставили себя под смертоносную сталь, и замысел увенчался успехом, ибо очень скоро Карл совсем обессилел и с криком опрокинулся навзничь. Его ссадили с седла, раздели – а надо сказать, что он, невзирая на жару, облачился с утра в черный бархатный камзол и штаны и красную бархатную же шляпу, – действительно связали, потому что боялись нового припадка, и положили на носилки. Поход наш закончился. Государь нынче в замке Крей и по-прежнему никого не узнает. Правда, он повторяет иногда одно имя… – При этих словах на лицо Людовика набежала тень. – Это имя его жены… ваше, любимая моя Изабелла!

– И что с того? – изумленно подняла брови королева. – Отчего вы так опечалились? Или вы не догадывались, что Карл обожает меня? Так позвольте же напомнить вам, что я выносила шестерых его детей и что он знает толк в постельных утехах. Но…

Тут красавица приблизилась к герцогу и, приподняв ему подбородок, пристально поглядела в глаза юноши.

– Я не люблю Карла, – прошептала она очень отчетливо. – Он надоел мне. Опротивел. И я надеюсь, что теперь многое изменится.

Не обратив внимания на последние слова королевы, Людовик переспросил жадно:

– Надоел? Правда? Но ведь ваше сердце не пустует? Вы отдали его другому, да?

– Вы такой красивый, такой милый и такой… настойчивый. Неужели вы не знаете ответа на свой вопрос? Или же вы очень хотите услышать, как ваша королева признается вам в любви?

Губы говорили одно, глаза – другое. Нет, Изабелла, конечно же, была привязана к герцогу, но она хотела власти, а та ускользала. Красавицу не беспокоила судьба Франции, которая так и осталась чужой ей (Изабелла навсегда сохранила сильнейший баварский акцент, не дав себе труда выучить как следует язык своих подданных), но власть подарила бы этой алчной и ненасытной женщине много денег и возможность тратить их по собственному усмотрению. Карл был помехой. Человек от природы недалекий, но совестливый и упрямый, он радел о благе родины и не одобрял чрезмерного пристрастия Изабеллы к роскоши и увеселениям.

– Я надеялась, я так надеялась на вас… – прошептала еле слышно королева, и Людовик печально вздохнул, зная, что она имеет в виду. Любовники полагали, что внезапный испуг убьет короля или же по крайней мере навсегда лишит его рассудка. Но старик в белом, хотя он и сделал все в точности так, как ему приказали, не погубил Карла. А ведь если бы замысел удался, то Людовик стал бы мужем королевы… терпеливым и любящим, готовым выполнять все прихоти и снисходительно улыбаться, глядя, как пустеет государственная казна.

– И что же теперь будет? – деловито спросила Изабелла, подойдя к столу, чтобы взять жареную куропатку.

– Неужели вы совсем не волнуетесь? – удивился Людовик. – Когда у меня тревожно на душе, я и смотреть не могу на еду.

– Это очень плохо, – ответила королева и с хрустом отломила птичье крылышко. – Еда подкрепляет нас и помогает справляться с посланными свыше испытаниями. Кроме того, после трапезы я хорошею.

– Ах вы, маленькая чревоугодница! – засмеялся герцог и попытался привлечь женщину к себе, но та увернулась и нахмурилась.

– Чревоугодие – это грех, – назидательно произнесла она. – А меня еда врачует. Если бы господь создал вас женщиной, вы знали бы, как много сил отнимает беременность, а наш добрый Карл исправно начиняет мое чрево…

Не успел озадаченный Людовик собраться с мыслями, как королева спросила:

– Вы ни при каких условиях не станете регентом, так ведь?

– Увы, – развел руками герцог. – Я для этого слишком молод.

– Значит, – молодая женщина вытерла жирные руки о колыхавшийся от сквозняка стенной гобелен, – опять «Французская лилия»? Опять эти четверо? Из всех них один только Филипп Бургундский расположен ко мне, остальные же просто не переносят свою королеву. Ох уж эти ваши дядюшки, друг мой! – И красавица возмущенно топнула ногой. – Герцог Анжуйский корыстен, как все ростовщики Парижа вместе взятые. Герцог Беррийский любвеобилен настолько, что ему не хватит никаких денег, дабы удовлетворить прихоти своих наложниц… Кстати, Орлеан, я слыхала, что ему пришлась по душе Жанна Булонская. Это правда?

Собеседник королевы заметно смутился. Ему было неловко обсуждать последнее увлечение своего престарелого родственника. Да, конечно, Изабелла сама заговорила об этом, но есть все-таки некоторые приличия… Поэтому Людовик только молча улыбнулся и пожал плечами.

– Сколько ему лет? – спросила королева. – Наверное, шестой десяток разменял?

– Ему пятьдесят четыре, – сообщил герцог Орлеанский и, внезапно решившись, добавил: – А девочке, нашей общей с ним кузине, еще и двенадцати нет.

– Прелюбодей! – воскликнула Изабелла. – Но разве король дал уже свое согласие на брак?

– Помолвки пока не было, – пояснил Людовик. – Надо столковаться о приданом невесты.

– Этому похотливому старику еще и приданое понадобилось! – откликнулась Изабелла и поинтересовалась, не скрывая искреннего любопытства: – Хорошенькая она, эта Жанна? Я что-то совсем ее не помню…

Людовик в нескольких словах описал внешность юной невесты герцога Беррийского, и королева перешла к следующему члену регентского совета.

– А ваш тезка, Людовик Бурбон, так и вовсе из ума выжил, – язвительно заметила она. – Ему сейчас только государством править. В доме у него шаром покати, мыши – и те сбежали, чтобы с голоду не передохнуть, а он все молчит да улыбается. То ли стихи слагает, то ли недоброе замыслил… Я вот все думаю, почему это он у короля новых земель себе не просит или хотя бы денег в долг… без отдачи? М-да, с такой родней и здоровый человек заболеет, а уж коли на голову слаб, как мой Карл, тут уж точно жди беды…