Ночные тайны королев - Бенцони Жюльетта. Страница 36

Герцог был прав. Маргарита, возмущенная случившимся, потребовала-таки от короля позволения заключить Глочестера в Тауэр.

– Маркиз разглядел тех, кто напал на него, – сказала она мужу. – Это были люди Глочестера.

– И милорд Суффолк мог бы узнать их? – поинтересовался Генрих.

– Конечно! – отозвалась королева.

– Что ж, пускай преступников ищут и допросят с пристрастием, – пожал плечами государь, с недавних пор не слишком приветливый с маркизом. – Если они обвинят моего дядю, я накажу его.

Но злоумышленников, разумеется, не нашли – Глочестер позаботился об этом. Суффолк же не особенно настаивал на разбирательстве, ибо ему не хотелось, чтобы арестованные еще раз – но теперь в присутствии судей и палачей – повторили то, что выкрикивали в ночь покушения на него:

– Любимчик королевы! Бей французского прихвостня! Позор предателю Англии!

Маргарита все больше сближалась с Суффолком – не ссорясь при этом ни с его женой, ни со своим супругом, к которому она относилась с материнской нежностью.

– Мне стало трудно беседовать с королем, – поверяла она возлюбленному свои беды. – Он часто замолкает и глядит в одну точку… или уходит молиться в часовню и не появляется даже к обеду… А потом я слышу осуждающие разговоры: мол, почему королева, а не ее венценосный супруг принимает иноземных посланников. Да что же я могу поделать, коли он запирает за собой двери часовни и не отзывается на мой стук?

– Его дед, покойный король Франции Карл VI, был безумен, – объяснил маркиз. – Будьте осторожнее, моя повелительница! Некоторые сумасшедшие впадают в буйство.

– Тсс! – прошептала Маргарита. – Никто не должен знать о приступах, мучающих иногда короля. А то Глочестер объявит его недееспособным, а меня сошлет в далекий монастырь, где я обязательно умру.

Суффолк в испуге принялся покрывать поцелуями руки Маргариты, твердя одно только слово:

– Любимая! Любимая!

Но, к огромному сожалению королевы и маркиза, странное поведение Генриха не осталось незамеченным. Нет, пока никто не называл государя сумасшедшим и уж тем более не предлагал лишить его власти, но враги Маргариты чувствовали себя все увереннее. Герцог Глочестер стал чаще, чем прежде, видеться с Ричардом Йорком. Этот лорд тоже имел права на корону Англии, ибо и по отцу, и по матери происходил от Эдуарда III; дед же его, герцог Кларенс, был старшим братом Джона Гонта, пращура нынешнего короля. Немудрено, что оба герцога – Йоркский и Глочестер – не выносили друг друга. Однако же ненависть к Маргарите – этой выскочке («Дочь короля Рене! Да кем он правит, этот король?!») и интриганке – заставила лордов, забыв о взаимной неприязни, объединить усилия по расшатыванию трона Генриха.

Нежная дружба Йорка и Глочестера внушала маркизу самые серьезные опасения. Он видел, что король, успевший уже оправиться от болезни, но по обыкновению пребывавший в меланхолии, относится к нему не так, как раньше. Не то чтобы Генрих верил сплетням о своей жене и маркизе (поверить для него значило бы – разлюбить, а он и дня не мог прожить без своей милой Маргариты), но придворные шептались о безмерных богатствах маркиза – и это при том, что государственная казна была пуста, о трех его новых домах, о драгоценностях, блиставших на руках и шее Алисы… Королю это не нравилось. Он знал, что супруги Суффолки находятся в большой милости у Маргариты, и потому пока молчал, однако маркиз боялся худшего: того, что Генрих все же склонит слух к наветам Йорка или Глочестера, давно уже мечтавшим об его опале. К тому же Суффолк был безмерно предан королеве. Что с ней станется, если его посадят в темницу или казнят? Ведь кардинал Винчестерский, ее неизменный заступник, очень стар.

И маркиз решился действовать. Он явился к королю и взволнованно сообщил, что составлен заговор и что герцог Глочестер хочет обвинить Ее Величество в супружеской неверности и лишить всех прав на трон.

– И я думаю, государь, – добавил маркиз, понизив голос, – что он может прибегнуть к чародейству. Вспомните о его жене.

Король вздрогнул. Если бы Суффолк обвинил Глочестера в покушении на жизнь его, Генриха, то он бы потерпел неудачу. Король попросту не стал бы его слушать. Но Маргарита – это дело другое. А уж упоминание о миледи Глочестер, прекрасной злодейке Элеоноре, которая находилась в тюрьме за то, что занималась магией, пытаясь извести короля с помощью восковой фигурки, заставило Генриха побледнеть от ужаса.

– Господи, – прошептал он, крестясь, – неужто вы, маркиз, полагаете, будто дядюшка способен на такое? Неужто у него поднимется рука на мою Маргариту?

Суффолк вздохнул с облегчением, твердо сказал, что Глочестер – как, кстати, и Йорк – способен на все, ибо у него нет совести, и предложил выдвинуть против королевского дядюшки официальное обвинение в государственной измене.

Поколебавшись, Генрих согласился. Одна лишь мысль о том, что его могут заставить развестись с Маргаритой, сделала короля уступчивым. И, приняв наконец решение, государь очень обрадовался. У него точно гора упала с плеч.

– Теперь герцог не сможет выступить против меня и моей королевы, – усмехнулся он, возбужденно шагая по комнате. – Ох дядя, дядя! Мне даже не верится, что я все-таки освобожусь от него! Как же он мне надоел! Сколько себя помню, он всегда был мне врагом!

Маргарита пришла в восторг, когда услышала от мужа, что Глочестер предстанет перед судом. Она понимала, конечно, что народ будет недоволен арестом герцога, но считала, что все быстро успокоятся. Королева отправилась к кардиналу Бофору, который давно уже хворал и не покидал покоев. Ей не терпелось поделиться со стариком своей радостью.

– И вы думаете, что суд признает герцога виновным? – спросил кардинал, выслушав рассказ Маргариты. – Где он сейчас, между прочим?

– В Тауэре. Он там уже третий день, но никаких волнений в городе нет, – с гордостью ответила Маргарита. – Так что суд будет коротким и справедливым. Опасаться бунта нечего.

– Что ж, может, и так… – пробормотал Бофор.

А спустя еще два дня герцог умер. Тюремщик, войдя поутру к нему в камеру, нашел уже остывший труп. Народ забурлил, по Лондону поползли слухи об отравлении и о том, что Глочестера убили по повелению кардинала Винчестерского и королевы.

– Почему меня обвиняют в смерти Глочестера? – удивленно спрашивала Маргарита у Суффолка. – Я не менее простолюдинов озадачена его внезапной кончиной.

Суффолк, осведомленный о тайном приказе, отданном кардиналом и касавшемся судьбы герцога Глочестера, ответил коротко:

– Вы виновны хотя бы тем, что француженка.

А потом пошел к королю и убедил его не расследовать причины смерти герцога и уж тем более не наказывать тех, кто был замешан в заговоре против Ее Величества.

– Не надо подогревать страсти, – сказал маркиз. – Народ и так возбужден до крайности.

– Хорошо, – согласился король. – Я не люблю казней, а когда раскрываешь заговор, без них не обойтись. Что же до моего дядюшки, то я знаю, почему он умер. Потому что слишком много грешил.

И король отправился в часовню, дабы помолиться о душе Глочестера, который умер без покаяния.

Прошло несколько месяцев. В Англии по-прежнему не любили королеву и почитали короля. Однако толпа не может жить без кумира, а нерешительный и подпавший под власть жены Генрих никак не подходил на эту роль. И тогда кумиром стал Ричард, герцог Йоркский. После загадочной гибели Глочестера он являлся единственным наследником престола и держал себя соответствующе. Маргарита бледнела от ярости, когда до нее доходили слухи о том, что Ричард якобы глубоко сочувствует ей.

– У моего кузена Генриха до сих пор нет сына, – говорил этот лицемер. – Бедняжка королева. Такая красавица – и бесплодна. Надо бы ей посоветоваться с моей Сисили – может, положение и не так уж безнадежно, может, стоит поехать на воды…

И Ричард с гордостью клал руку на плечо жены. Герцогиня молча улыбалась. Она родила Ричарду восемь детей, и все они были истинными принцами и принцессами, потому что Сисили не уступала мужу в знатности происхождения.