Ночные тайны королев - Бенцони Жюльетта. Страница 83

Случилось же следующее. В Тюильри должен был состояться торжественный обед. Полина шла позади молодой императрицы и размышляла о том, что здесь скучно, а до ночи еще далеко. И вдруг она посмотрела в спину Марии-Луизы, вспомнила о ненавистной Жозефине и хихикнула себе под нос. «А братец-то мой был рогоносцем!» – пронеслось у нее в голове. Мысль эта была не нова, и почему тридцатилетняя Полина, точно девчонка, решила пошалить, никто никогда не узнает. Но факт остается фактом: она мгновенно приставила ко лбу два пальца, изображая рожки. Этот жест заметили почти все дипломаты и сообщили потом о выходке сестры императора Франции своим государям. Не ускользнул поступок Полины и от Наполеона: зал, в котором разыгралась эта сцена, был зеркальным.

– Мерзавка! – прошипел он, быстро оборачиваясь. – Я надаю тебе пощечин!

Полина ойкнула и бросилась бежать, спасаясь от праведного гнева императора. То, что она при этом толкала гостей, не имело для нее значения.

Вот почему княгине Боргезе было велено не появляться в Тюильри.

…Вскоре, впрочем, Наполеон ее простил. Он не мог долго сердиться на свою шаловливую сестренку.

В сентябре 1812 года, как раз тогда, когда Полина готовилась расстаться с порядком надоевшим ей трагиком Тальма («Он переполнен возвышенными тирадами! – жаловалась княгиня. – Он говорит даже в самые неподходящие для этого минуты! Невыносимо!»), к ней прискакал посланец императора. Он привез маленький портрет в рубиновой рамке и прядь волос…

– Канувиль! – простонала Полина и лишилась чувств.

Храбрый гусар погиб в Бородинском сражении. Шестого сентября, пока войска генерала Нея штурмовали редуты русских, кавалерия Мюрата со всегда свойственным ей безрассудством рвалась вперед под градом ядер. В первых рядах конников мчался майор Канувиль, вдохновлявший своих людей собственным примером. В тот момент, когда он высоко поднял саблю, увлекая за собой других смельчаков, вражеское ядро ударило ему в живот, отделив туловище от ног…

Полина долго, очень долго рыдала над дорогими ее сердцу реликвиями. Она осознала наконец, как же дорог ей был этот черноволосый храбрец-гусар.

Звезда императора закатывалась. Стараясь помочь брату, против которого весной 1813 года поднялась вся Европа, желавшая поскорее расправиться с «узурпатором», Полина спешно продала все свои лучшие драгоценности. Она отдала вырученные деньги Наполеону – дабы он снарядил новую армию. Император был тронут этим и написал сестре следующее письмо:

Когда Наполеон оказался на острове Эльба, Полина последовала за ним и окружила брата заботой, взяв на себя обязанности экономки. Ее вера в имперское величие Франции еще не померкла, и своим энтузиазмом она вдохнула в Наполеона отвагу и желание продолжать борьбу.

Потом были Сто дней. Какое-то время Полина находилась рядом с братом в Париже, но, когда ее здоровье резко ухудшилось, княгине пришлось отправиться в Италию, к целебным источникам близ города Лукка. Там она узнала о поражении Наполеона под Ватерлоо…

Меттерних, бывший несколько лет назад ее любовником, стал теперь всемогущим австрийским канцлером.

– Прошу вас помочь мне, – умоляла его Полина. – Разрешите поехать к брату, на остров Святой Елены! Ему нужна моя поддержка, ему плохо сейчас…

Но Меттерних не согласился на это.

– Сударыня, – заявил он непреклонно, – если вы появитесь на острове, где пребывает нынче узурпатор, я не смогу ручаться за английский гарнизон. Вы разрушите нравственные устои солдат Его Величества!

Полина долго молча смотрела на канцлера, так что он даже принялся ерзать в кресле, а потом произнесла отчетливо:

– Когда вы лежали у моих ног и всхлипывали, моля о любви, вы не казались таким глупцом, как сейчас, господин Меттерних, и нравились мне гораздо больше!..

В Париже ей больше нечего было делать, и она вернулась в Рим. Камилло потребовал развода, и Полина дала его – что, впрочем, не помешало супругам жить в одном доме.

Долгие годы она засыпала англичан письмами, прося позволить ей отправиться к брату и заботиться о нем. Ее последнее послание лорду Ливерпулю, британскому премьер-министру, датировано 11 июля 1821 года. Вот отрывок из него:

Это письмо даже не было удостоено ответа. Действительно, зачем отвечать, если того, за кого просят, уже более двух месяцев нет в живых!

В 1824 году Полина помирилась с Боргезе и даже сказала ему:

– Я никогда никого не любила, кроме тебя!

Вряд ли он ей поверил.

Девятого июня 1825 года Полина внезапно почувствовала сильную слабость. Она подозвала к кровати князя Боргезе и Жерома и попросила зеркало. Погляделась в него последний раз, отложила в сторону и сказала со вздохом:

– Когда я умру, закройте мне лицо покрывалом, и умоляю вас, не надо меня резать…

Камилло обещал ей это, и она снова потянулась за зеркалом. Через несколько минут оно выпало из руки Полины…

Ей было всего сорок пять лет, и до самой последней минуты она считала себя прекрасной.

Княгиню Боргезе похоронили в Риме, в церкви Санта-Мария-Маджоре, в приделе Боргезе. Она так и не узнала, что написал о ней незадолго до смерти ее любимый брат Наполеон.

15. Гортензия, падчерица Наполеона

«Господи, до чего же они мне все надоели! – уныло думала Жозефина, мадам Бонапарт, сидя за обеденным столом и в ожидании опаздывавшего мужа разглядывая его родственников. – Пытаются выдать себя за аристократов, чуть ли не за потомков византийских Палеологов, а сами вилку с ножом толком держать не умеют, не знают, с какой стороны лакея ждать, когда он им новое кушанье подносит… И ладно бы только Летиция – она старуха, что с нее взять, и к тому же не корчит из себя знатную даму, но Каролина-то с Полиной что вытворяют! Просто смотреть тошно! Ну вот, опять со слугами беседу затеяли!»

Полина Бонапарт, черноволосая двадцатилетняя красавица, любимая сестра первого консула, говорила в это время с жеманным видом величественному мажордому, помнившему еще те годы, когда у дворца Тюильри были иные хозяева – французские короли:

– Передай повару, что бульон давеча был пересолен. Может, Бурбонам такая стряпня и нравилась, а мы его живо прогоним.

Мажордом поклонился, ничем не выдав своего удивления. Делать замечания повару не входило в его обязанности, но разве можно объяснить что-то этим вульгарным выскочкам? Да, генерал Бонапарт – настоящий герой, спаситель отечества, но вот родня у него такая, что врагу не пожелаешь. Изысканные манеры только у мадам Жозефины, да еще, пожалуй, у ее детей, мадемуазель Гортензии и месье Евгения. М-да, жаль, что старые времена безвозвратно ушли. При Их Величествах неотесанную корсиканку, эту самую мадам Летицию, и на порог бы не пустили, а теперь она сидит во главе стола и бормочет что-то на своем варварском наречии.

Тут мажордом испуганно поглядел по сторонам – не прочитал ли кто-нибудь его мысли? И заметил, как пристально смотрит на него мадам Жозефина. Старый слуга отвел глаза, но все же успел заметить, что хозяйка легонько улыбается. У него точно камень с души упал: значит, не сердится… потому что и сама так же думает.