Танго дьявола - Эрве Жюбер. Страница 15

Она слышала свое имя и имя майора. Роберта встала на колени. Из верхнего кармана пиджака выпало пенсне. Одно из зеркальных стекол разбилось и рассыпалось сверкающими осколками по шее ее начальника.

— Оберон, — прошептала она.

Сунула пенсне себе в карман и закрыла глаза мертвецу. Движение воздуха заставило ее поднять глаза к небу. К яхте стекались резервисты и милиция. На ее лоб упала первая капля. Потом вторая. По всему яхт-клубу словно загремели тысячи барабанов. Ливень наконец решил обрушиться на Базель.

ТАК ПРИБЫВАЮТ НА НЕБЕСА

Роберта и Грегуар пересекли плавающий рынок до восточного мола и поднялись на борт лодки. Профессор сунул медный талер в механизм, закрепленный на корме. Счетчик принял подношение, и шестеренчатый механизм потянул барку к кусочку мира, который выделил Базель для отдания последних почестей своим мертвецам.

Остров лежал в морской полумиле от берега и походил на фантастическое нагромождение скалистых блоков, образовавших бухту. В центре шумела роща кипарисов. Кубические и абстрактные конструкции создавали впечатление античного храма, вырубленного в горе.

На самом деле архитекторы вдохновились одной из картин, хранившихся в бывшем Кунстмузеум Базеля. Остров Мертвых был объемной фальшивкой, возведенной на крыше самого высокого здания ушедшего под воду города.

Лодка вошла в бухту и причалила к молу из белого камня. Роземонд выскочил на берег и помог выбраться Роберте. Со стороны рынка тянулись другие лодки в том же медленном, похоронном темпе. В одной из них сидели десять резервистов.

Они поднялись по ступенькам к крематорию, который прятался среди кипарисов с пепельно-серой листвой. Он походил на готическую раку с частоколом невысоких колонн, широкими окнами и золотыми звездами, нарисованными на лазурном небосводе потолка. Ни одного святого, ни Голгофы. Ритуал кремации стал церемонией ойкуменической, светской, муниципальной.

Пленк, который пришил майору кисть, Бовенсы и остальные работники отдела заполнили узкое пространство. Прямой как палка Мартино с гордым достоинством сидел в первом ряду. Прибыл даже муницип. В назначенный час Фулд занял место за пультом и глянул на продолговатый ящик, спрашивая себя, не воскреснет ли вдруг Грубер. Убедившись, что ждать воскрешения не стоит, он повернулся к аудитории и заговорил звенящим голосом:

— Дорогие друзья, с глубочайшим сожалением…

Роберта не вслушивалась в похвалы министра. Она погрузилась в собственные воспоминания, вызывая в памяти минуты славы, которые делила с майором.

— Стоит ли напоминать, каким образцовым следователем он был? Всего шесть месяцев назад он буквально за руку поймал представителя преступного мира…

Губы сидевшего в третьем ряду Мишо тронула улыбка. Фулд говорил и воспламенялся от собственных слов.

— Майор геройски умер во время операции, сраженный гнусным существом, которое пытается дестабилизировать наш клочок суши и управляющие им институты!

Роберта сбросила оцепенение, ощущая злость. Фулд выставил свою кандидатуру на муниципальные выборы. Официальное извещение появилось три дня назад. И воспользовался кремацией Оберона Грубера, чтобы произнести первую предвыборную речь! Она была готова выхватить окарину, чтобы завладеть вниманием аудитории. Майору наверняка понравится отрывок из Сержанта Пеппера.

Мартино же буквально впитывал слова, которые ронял в публику Господин Безопасность. Но иногда отвлекался и буквально выворачивал голову, чтобы разглядеть некую специалистку по сатанинскому праву, сидевшую в двух рядах от него. Для него суровый профиль Сюзи Бовенс был намного выразительней, чем профиль Венеры, нарисованной великим Апеллесом.

— Майор мужественно сражался против нового демона. Он бросил ему вызов, как герой. И сегодня другие готовы подхватить выпавший из его рук факел.

Сюзи заметила взгляд Мартино, который тут же отвернулся, покраснев. Фулд не спускал глаз со следователя. И тот покраснел еще больше.

— Смерть его будет отомщена. Я даю вам слово чести, здесь и теперь.

По аудитории пробежал шепоток. Мартино выпятил грудь. Роберта сжала пальцами окарину. Но Фулд уже закончил речь. Место за пультом занял муницип с книгой в руке. Он заговорил теплым, блеющим голоском, который разительно отличался от гневных филиппик Фулда, разносившихся по траурному залу.

— «Медленно, задумчиво далее, он озирается. Все так странно, пестро. Сады, — думает он и улыбается. Но вот он чувствует на себе цепкие глаза и видит лица, и он узнает, что это поганые псы, — и гонит коня на них» [7].

Роберта схватилась за руку Грегуара. Вокруг их голов закружился вихрь слов, воспевающих любовь и смерть корнета Кристофа Рильке. Они звучали так ошеломительно, что всех присутствующих подхватил водоворот заключительного и неизбежного мгновения жизни.

— «Кольцо сжимается, смыкается — и тогда это вдруг снова сады, а взмет шестнадцати клинков, гнутых лучей, косых лучей — это снова бал. И хохочущий водоворот».

Муницип захлопнул книгу и сошел с трибуны. После минуты молчания его сменил ойкуменический служитель. Религиозный ритуал, сведенный к горстке формулировок, механическое действо кремации — все это Роберта уже ощущала как во сне. В дальней стене открылась адская пасть. Гроб скользнул в нее. Грохнула металлическая заслонка.

Присутствующие встали и потянулись к лодкам. Муницип шел по аллее, опираясь на трость, министр безопасности следовал за ним по пятам. Старец остановился рядом с колдуньей.

— Простите. Вы — Роберта Моргенстерн? — спросил он. Роберта поклонилась. — Я знал Оберона с Академии. Он очень вас любил.

Муницип склонил голову и оставил колдунью раздумывать над этим последним посланием. Фулд тоже остановился. Окинул Моргенстерн своими топазовыми глазами и шепнул твердым тоном:

— Найдите мне того, кто публикует эту подрывную листовку, этот Барометр. Первоочередная задача. Мои соболезнования.

Листовки появились на улицах Безеля на следующий день после смерти Грубера. Они усеивали мостовые, словно упали с неба. Их происхождение было полной тайной. Но автор был прекрасно осведомлен о Бароне, сообщал всем и каждому, что демоническое создание вернулось в город, и приводил подробности, известные лишь сотрудникам отдела. Скрытность, к которой стремился Фулд, превратилась в бессмысленное заклинание министра с момента, когда любой базелец мог прочитать Барометр, а не традиционные Бодрствование хижин или Газету суши.

Роберта искала достойный ответ, когда Роземонд протянул руку министру. Фулд в предвыборном раже тут же схватился за нее. Роземонд не отпускал ее.

— Прекрасная надгробная речь, — похвалил его профессор. — Вы обязательно выиграете выборы.

Роберта глянула на своего спутника, задавая себе вопрос, какую игру тот вел. А Фулд побледнел. Доставив ей несказанное удовольствие.

— Я… Спасибо… Я должен идти. Пора!

Фулд поспешно бросился к выходу. Мишо, отныне возивший министра, быстро последовал за ним.

Роземонд озабоченно смотрел им вслед — на его лбу появилась глубокая складка.

— Надо продышаться, — сказал он.

Он сошел с дорожки. Колдунья подождала несколько секунд. Потом двинулась по аллее и догнала Мартино. Небольшая толпа повлекла их к выходу. Сюзи Бовенс шла в нескольких шагах впереди. Мартино хотел ее догнать и сесть с ней в одну лодку, но остался с колдуньей.

— Простите, простите, простите…

Эльзеар Штруддль, удививший Роберту своим приходом, прижал старую приятельницу к груди. Они покинули крематорий и догнали Роземонда. На ступеньках почетным салютом грохнули раскрывающиеся зонтики.

— Ой… чуть не забыла! — воскликнула Роберта, хлопнув себя по лбу.

Она вернулась и почти тут же столкнулась со служителем, который нес медную. урну. Она взяла ее и присоединилась к трем мужчинам, окаменевшим, словно часовые преторианской гвардии. Мартино подозрительно глянул на урну.