Новобрачная - Бенцони Жюльетта. Страница 17

– Что бы вы ни думали по этому поводу, мне приходится интересоваться тем, что носят мои современницы… и я предпочел бы, чтобы это был Дусе!

– Мадам Люсиль у Пакена прекрасно знает, что может подойти этой крошке.

Альбина нервничала все сильнее, и дед решил прекратить этот разговор. Мелани, поцеловав мать и деда и попрощавшись с Франсисом, который ей очень нежно улыбнулся, тут же отправилась в свою комнату, где Фройлейн распаковывала багаж с помощью камеристки. В этот день Леони отдыхала, и ее заменила другая. Как показалось молодой девушке, все в ее комнате, прежде такое родное, изменилось. Может быть, потому, что она теперь на все в ней смотрела другими глазами. Обои из голубого шелка – комната была подготовлена для мальчика, на это надеялась Альбина, а рождение девочки так ее разочаровало, что она не сочла нужным даже сменить цвет – были все те же, и Мелани, которая укрывалась здесь со своими мечтами, с удовольствием на них смотрела снова, но после ласкового шелеста морской воды эта спокойная обстановка ей казалась неинтересной и даже несколько мещанской. Она предпочла бы, чтобы здесь были яркие обои, отливающие разными цветами, и пышные большие зеленые растения, которые напоминали бы ей далекие края с необыкновенной цветовой гаммой… Сейчас же она валилась с ног от усталости, так как день был очень длинным и изматывающим. Поэтому, Мелани, как только коснулась лицом подушки, свернулась калачиком, даже не раздеваясь, обхватила голову руками и тут же уснула, как сурок, надеясь увидеть прекрасный сон, в котором ей снова явится Франсис. Как бы там ни было, она, конечно, теперь будет его видеть, так как он стал завсегдатаем в доме. И одной этой мысли было достаточно, чтобы отныне видеть жизнь в розовом свете.

Но она глубоко ошибалась.

Итак, визит к Пакену разочаровал ее. В золотистом салоне дома номер пять по улице Ля Пе, где десять лет назад банкир Изидор Пакен и его жена занялись швейным ремеслом, к ней подошла совершенно бесшумно женщина высокого роста, одетая в черное шелковое шуршащее платье, из-под которого виднелись длинные ноги, обутые в остроконечные башмаки. Несмотря на свои извилистые формы, которые создавались благодаря хорошо сшитому корсету, эту даму можно было сравнить с лошадью, но лошадью, говорящей с необыкновенным пафосом. Сначала эта дама и Альбина несколько минут состязались в «политесе», а затем, совершенно не обращая внимания на Мелани, принялись рассматривать модели, и смена каждой из них сопровождалась «речитативом»: «для очень молодой девушки, дорогая мадам».

Однако совещание было недолгим. Абсолютно не считаясь со вкусом дочери, Альбина выбрала темно-зеленый костюм, обшитый черным сутажем, бархатное платье коричневого цвета, с отделкой из тафты того же цвета, безоговорочно отметя белые кружева, которые смягчили бы его строгость, и, наконец, для знаменитого бала белое шелковое платье с неимоверно большим количеством кружев «ренессанс» (кружева, сделанные из шелкового шнура на тюлевом фоне), помпонов и маленьких петель, которое Мелани очень не понравилось. Она не скрывала своего разочарования, поскольку это платье без всякого декольте было с высоким гипюровым воротником на китовом усе, поднимающемся до мочек ушей, и с рукавами, доходящими до локтей.

– Это не бальное платье, а платье, в котором дают обет послушания в монастыре. К тому же оно слишком усложненное, я бы предпочла платье из белого тюля с воланами…

– В шестнадцать лет еще не положено носить платье с декольте, – сказала мадам Люсиль менторским тоном. – Это платье очень элегантно подчеркивает вашу талию. У вашей матери хороший вкус, а вы, мне кажется, очень избалованы.

Уязвленная Мелани дала себе слово обо всем рассказать деду, к которому она должна была завтра пойти обедать. Но во время своего первого обеда ей это не удалось. Дед был в плохом настроении, и она подумала, что вернулись прежние времена «дорогого дедушки». К тому же он пригласил на обед своего заместителя, чтобы иметь под рукой серьезного человека, с которым можно было бы беседовать. Тем не менее Мелани заинтересовалась тем, о чем говорили. Гнев деда был вызван «несчастным случаем», который стал причиной смерти писателя Эмиля Золя. Писатель умер в ночь с 29-го на 30-е сентября от отравления угарным газом: утечка произошла из камина. Погребение, собравшее огромную толпу людей, состоялось в прошлое воскресенье.

– Несчастный случай? – кричал дед. – Я уверен, что его убили. Благодаря ему капитан Дрейфус был возвращен с острова Дьявола, и кое-кто решил ему отомстить!

– Президент Лубе говорил с вами об этом? – спросил Дербле.

– Мы коснулись этой темы. Президент близок к моему мнению. Нет, он хотел со мной поговорить о наших интересах в России.

– Говорят, что поездка туда была удачной?

– Он в восторге. Подумайте, ему выпала исключительная честь присутствовать на параде войск, видеть царицу в карете и царя, который ехал верхом рядом с каретой. Однако у Лубе хорошая голова, и он понимает, что на самом деле Франции, а не ему, оказываются эти почести. Но он не скрывает, что ему надо было убедиться в том, что наши русские дела в хорошем состоянии, ибо наша прекрасная страна ему не доставляет радости.

– Министерство Комба?

– Конечно. С тех пор, как в июне прошлого года радикалы в его лице пришли к власти, он не перестает наносить сильные удары по конгрегационистским школам.

– Радикалы думают, что школа должна быть исключительно светской и республиканской, поскольку в других сохраняется роялистское начало.

– Это было бы неумно и недемократично. Я лично не убежденный католик, но моя дорогая жена была ревностной католичкой, и президент в том же положении, с той лишь разницей, что мадам Лубе жива еще… и очень набожна. Одно ясно: «папаша Комб», как его называют в предместьях, сможет зайти слишком далеко. Говорят, что он собирается закрыть все монастыри, выгнать монахов и монашек.

– Удивительно, не правда ли, что этот человек когда-то защитил теологическую диссертацию на тему о Святом Августине?

– Я думаю, что он вызвал больше ненависти, чем признательности. Во всяком случае, это дело с конгрегациями совершенно некстати в тот момент, когда смерть Золя дала новый импульс делу Дрейфуса. Я узнал, что его в одно и то же время приветствуют криками и освистывают, когда он появляется. Если мы снова начнем оскорблять друг друга в семьях по этому поводу, революция Комба может еще разделить Францию на большее количество частей.

– Вы подсказали что-нибудь президенту в связи с этим?

– Конечно. Покончить раз и навсегда с этим делом, реабилитировав Дрейфуса и вернув его в армию… и затем положить Золя в Пантеон. Его место там.

– А что он ответил?

– Что это хорошая мысль, и он об этом подумает.

– Пожелаем ему поскорее прийти к решению! А вы не думаете, месье, – добавил Дербле с неожиданной улыбкой, возникшей на его бесстрастном ладе, – что мы должны были бы подумать немного о мадемуазель Мелани? Она, наверное, очень скучает с нами?

– Ну что вы! Она уже в таком возрасте, что ей надо интересоваться делами своей страны. Особенно, когда носишь фамилию Депре-Мартель.

– Вы, конечно, правы, дедушка, и я нахожу этот разговор очень интересным, но я все же признаюсь, что мне трудно уследить за ним, потому, что мне все это кажется страшным. Я думало, что… я предпочитаю, чтоб вы говорили о море.

– Все в свое время! Прости меня, но сегодня я не очень много уделил тебе времени. Обещаю, что впредь наши обеды будут приятнее. Если в следующий четверг будет хорошая погода, я повезу тебя обедать в Шиверни к моему другу Клоду Моне. Это волшебное место, и не знаешь, чем там больше восхищаться: его живописью или его садом.

– И тем, и другим, потому что одно неразрывно связано с другим. Это замечательно, и я признаюсь, что полностью покорен этим мастером… – поддержал его молодой человек.

Ободренный таким образом, дед тотчас принялся неимоверно расхваливать Моне, о котором Мелани слышала впервые. Он говорил и говорил, не отступая от этой темы. Это продолжалось так долго, что у его внучки закралась мысль, не специально ли он так много об этом говорит, чтобы избежать разговора на более обычные темы. Впрочем, присутствие Дербле усиливало это впечатление. Дед теперь вел разговор на темы, совершенно не связанные с его ссорой с невесткой, а именно об этом Мелани и хотела бы послушать…