Кельтская мифология - Коллектив авторов. Страница 102

В поисках таких параллелей нам не придется идти слишком далеко, ибо большинство их можно найти в самом романе сэра Томаса Мэлори. Этот мистический сосуд принадлежал королю Пеллесу, то есть Пвиллу, который хранил его в замке под названием Карбонек. Это название под пером маститых филологов обрело форму Кэр баннавг, что означает «квадратный» или «четырехугольный замок», то есть, другими словами, это тот самый Кэр Педриван, который упоминается в поэме Талиесина. О характере же места, именуемого Замком богачей и Замком веселья, где «густое вино лилось рекой, и его пили все», мы находим в тексте «Смерти Артура» целых два упоминания. Одно из них повествует о том, как после явления Грааля — принесенного, кстати сказать, девой или ангелом — весь замок наполнился дивным благоуханием, и каждый из рыцарей обнаружил на столе перед собой всевозможные яства и напитки, какие только можно себе вообразить. Грааль недоступен для взоров грешников (христианская облагороженная версия мысли о том, что котел не станет варить пищу для трусов и лжецов), однако один взгляд на него исцеляет достойных от ран и хворей, а рядом с Граалем не страшны ни болезни, ни старость: последний из этих атрибутов не упоминается Мэлори, но присутствует в более позднем романе под названием «Святой Грааль». И хотя у Мэлори мы не встречаем никаких упоминаний ни о котле, окруженном со всех сторон водой, ни о «поворачивающемся» замке, достаточно отложить «Смерть Артура» и взять в руки «Святой Грааль», чтобы найти оба. Гвалхмей, прибыв к замку короля Пелеура (Придери), видит, что тот окружен со всех сторон водой, а Передур, оказавшись на том же самом месте, изумленно замечает, что замок этот поворачивается, да притом так быстро, что даже обгоняет ветер. Более того, лучники, стоящие на стенах замка, стреляют настолько метко, что их стрелам не могут противостоять никакие доспехи, чем и объясняется странная строка из поэмы, гласящяя, что из всех воинов, ушедших с Артуром в поход, из Кэр Сиди вернулись лишь семеро.

Весьма показательно, что сам Артур никогда не делает попытки овладеть Граалем, хотя его языческий прототип в более древнем мифе и захватывает прообраз Святой чаши. У Мэлори мы находим сразу четырех соперников — претендентов на мантию Артура: это сэр Пеллеас, сэр Борс, сэр Персиваль и сэр Галаад. Первого из них, сэра Пеллеаса, можно сразу сбросить со счетов. Дело в том, что Пеллеасу, бывшему Пеллесу или Пвиллу, было незачем искать Грааль, ибо он некогда был владельцем ее прообраза. Участие в поисках сэра Борса также весьма сомнительно, ибо Борс — не кто иной, как бывший Эмрис, или Мирддин. Если обратиться к старой британской мифологии, легко заметить, что бог неба никогда не принимал участия в насильственном захвате или похищении сокровищ у владык подземного царства. Итак, остаются два реальных претендента — сэр Персиваль и сэр Галаад. «Сэр Персиваль» — это франко-норманнское имя Передура, героя истории, входящей в состав Красной Гергестской книги. В этой истории излагается наиболее ранняя из дошедших до нас версий захвата Грааля. Она возникла еще задолго до формирования основного корпуса норманнских романов об Артуре, представляя собой некое промежуточное звено между мифологическими преданиями и описаниями рыцарских подвигов. Таким образом, наиболее архаичным и «примитивным» персонажем — искателем Святого Грааля надо признать Передура, то есть сэра Персиваля. С другой стороны, самым поздним и молодым соискателем бесспорно является сэр Галаад. Однако есть все основания полагать, что Галаад, или, по-валлийски, Гвалхавед, то есть «Летний Сокол», — это тот же самый солнечный герой, что и Гавэйн, по-валлийски Гвалхмей, то есть «Майский Сокол». Оба, как гласит история «Куллвх и Олвен», были сыновьями одной и той же матери — Гвиар. Именно сэру Галааду в одном из романов Артуровского круга удается добыть Святой Грааль. Попытки провести разграничение между ними ни к чему не привели. Оба персонажа обладают свойствами солнечного божества. Гвалхмей-Гавэйн, преемник Ллеу Ллоу Гиффеса, и Передур Паладрир, что означает «Копейщик с длинным копьем», вправе претендовать на равную честь. Еще более важно, что поиски Грааля, почитавшегося некогда главным сокровищем Аида, ведет персонаж, занявший в позднейших легендах место Ллеу Ллоу Гиффеса и Луга Ламфады в более ранних мифах гэлов и бриттов, сохранив при этом атрибуты долгорукого солнечного божества, ведущего вечную борьбу с силами Тьмы.

Если для сознания небожителей доступно такое понятие, как жажда славы, то оба этих божества, образы которых трансформировались в Артура, вправе считать себя счастливцами. Да, они лишились своего божественного статуса, но их новые роли или, лучше сказать, инкарнации, превратившие их в героев рыцарских романов, принесли им куда больше славы. Имена рыцарей Артура и рыцарей Круглого стола хорошо знакомы всем и каждому, тогда как имена богов, не удостоившихся чести восседать за Круглым столом, можно встретить разве что в антикварной лавке. Да, в отдаленных районах Уэльса в XII веке еще бытовали старинные предания, в которых так или иначе упоминались имена Гвидиона, Гвина, Аранрод и Дилана, но они были настолько перепутаны и употреблялись до такой степени бессистемно, что по ним нет никакой возможности восстановить нить древнего мифа. Они не имели никакой связи с современными им гэльскими народными преданиями, изложенными в предыдущих главах и сохранившими память о таких персонажах, как Гоибниу, Луг, Киан, Мананнан, Этлин и Балор.

Были, однако, и другие пути, по которым слава старых богов могла дойти до потомков, давным-давно утративших веру в их божественный статус. Скрижали ранней истории Британии с готовностью распахивались навстречу бесчисленному множеству мифических персонажей — при условии, что легенды, связанные с ними, обладали достаточнойпритягательностью. Так, знаменитая книга Гальфрида Монмутского, несмотря на все ее пышные претензии на роль исторически достоверного труда, является памятником ничуть не менее мифологическим, чем «Смерть Артура» или даже «Мабиногион». Анналы, хранящие имена ранних британских святых, тоже не составляют исключения. Древнего бога, традиция почитания которого была слишком развитой, чтобы попросту игнорировать ее, церковные круги обычно предпочитали поскорее канонизировать, придерживаясь неписаного правила, что "терпимое отношение к кромлеху [132] облегчает восприятие евангельской проповеди". Такой участи сумели избежать лишь самые «непримиримые» боги, такие, как Гвин ап Нудд, который, будучи бесполезным для Гальфрида Монмутского и совершенно неприемлемым для монастырских хронистов, так и остался осколком древнего пантеона, уменьшившимся, правда, до крошечного эльфа, но тем не менее так и оставшимся непобежденным.