Чемодан чепухи - Петрушевская Людмила Стефановна. Страница 13
Дай капустки!..
Зайчик сидел у окна и ел капустку. Мимо шел козел и говорит:
– Дай капустки!
Зайчик дал ему капустки. Козел съел и говорит:
– Какая вкусная капустка! Дай еще.
Зайчик дал ему еще капустки. Козел съел и говорит:
– Какая вкусная капустка! Дай еще.
Зайчик дал ему еще капустки. Козел съел и говорит:
– Какая вкусная капустка! Дай еще!
Зайчик дал ему бумажку. Козел съел и говорит:
– О, какая вкусная капустка! Дай еще!
Зайчик дал ему тряпку. Козел съел и говорит:
– О-о! Какая вкусная капустка! Дай еще!
Зайчик дал ему газету. Козел съел и говорит:
– О-о-о! Какая вкусненькая капустка! Дай еще!
Зайчик дал ему скатерть. Козел ел, ел, потом понес домой, там ели Козловы детки и старый козлов дедушка.
Тут пришла домой мама зайчика и говорит:
– Зайчик, а где скатерть?
– А зато капустка есть, садись, мама! – ответил зайчик.
Будильник
Жил-был будильник.
У него были усы, шляпа и сердце.
И он решил жениться.
Он решил жениться, когда стукнет без пятнадцати девять. Ровно в восемь он сделал предложение графину с водой.
Графин с водой согласился немедленно, но в пятнадцать минут девятого его унесли и выдали замуж за водопроводный кран. Дело было сделано, и графин вернулся на стол к будильнику уже замужней дамой.
Было двадцать минут девятого.
Времени оставалось мало.
Будильник тогда сделал предложение очкам.
Очки были старые и неоднократно выходили замуж за уши.
Очки подумали пять минут и согласились, но в этот момент их опять выдали замуж за уши.
Было уже восемь часов двадцать пять минут.
Тогда будильник быстро сделал предложение книге.
Книга тут же согласилась, и будильник стал ждать, когда же стукнет без пятнадцати девять. Сердце его очень громко колотилось.
Тут его взяли и накрыли подушкой, потому что детей уложили спать.
И без пятнадцати девять будильник неожиданно для себя женился на подушке.
Сказка с тяжелым концом
Однажды Лунная ночь ходила-ходила, бродила-бродила, шаталась по кустам, по болотам, да и потеряла с рукава пуговку.
Лунная ночь обозлилась и начала проверку: всю ночь шарила по лесам и полям, залезала во все колодцы, ведра и сапоги, светила в окна, под кровати, в горшки и кастрюли, прощупывала чайники, сковородки, чашки и наперстки, заглянула даже в пасть кошки, когда та особенно громко заорала на крыше – все напрасно.
Так Лунная ночь и убралась спать ни с чем, мокрая и с болтающимся рукавом.
А ее пуговицу нашли рабочие на стройке в котловане да и сдали свою находку в музей, специально гоняли экскаватор.
Она теперь лежит там в витрине с надписью:
«Руками не трогать.
Вес шестнадцать тонн».
Козявка
Одна козявка решила переменить место жительства и повесила объявление:
«Куплю семечко огурца».
Тут же нашелся продавец, и козявка наняла двух рабочих муравьев с веревками, сама села в кабину, и семечко привезли и разгрузили.
До сих пор семья козявки жила в хлебной крошке, но с течением времени семья разрослась, и сидеть только на одном хлебе и воде надоело. Теперь стало легче. Жили в прежнем доме, а обедать ходили в новый, а некоторые уже и спали там прямо без мебели, только бегали к матери за хлебом. Благодаря этому семья разрослась опять, все восемьдесят детишек женились, у всех родилось еще по восемьдесят детей, завелись даже и внуки (три тысячи штыков), так что вскоре, через два часа, стало опять тесно, и козявка повесила новое объявление:
«Обмен. Меняю огуречное семечко на дыню».
А внизу козявка дописала:
«Отдаленных районов не предлагать»
Потому что ей сказали, что дыня растет в Африке.
Сказка о диком городе
Одна семья с некоторых пор стала отличаться особой странностью: к примеру, у папы засверкал фонарь под глазом, у мамы тоже, но под другим. У дочки во лбу появилось что-то вроде включенной лампочки, а бабушка с дедушкой начали щеголять горящими ушами.
В городе говорили разное про них – то есть, что все эти украшения появились недаром, то ли в результате взаимного столкновения при автокатастрофе на небольшой скорости, то ли, когда их поезд сошел с рельс; а некоторые прохаживались насчет домашней ссоры. Но выяснить подлинную причину никому не удавалось, семья на такие вопросы не отвечала.
А почему не отвечала: они сами ничего не знали.
Однажды зимним утром взрослые проснулись как-то одновременно, даже свет еще не зажгли, но тем не менее все вокруг кроватей было видно, светились эти самые фонари.
Кинулись будить дочь, а та тоже спит с украшением во лбу в виде шахтерской лампочки.
Девочка проснулась, кинулась к зеркалу и с плачем отказалась идти в школу.
Честно говоря, она и раньше не хотела ходить туда, а теперь все само собой и решилось – не сидеть же в школе как фара, освещая все перед собой: дети засмеют.
Что касается папы с мамой, то они нацепили большие черные очки (это зимой-то!) и в таком виде потащились на работу, где сотрудники ничего не поняли, к чему тут черные очки, и пришлось объяснять, мол, произошла авария на шоссе.
Вот бабушке и дедушке удавалось долго скрывать свои горящие уши, бабушка носила вязаный берет не снимая (как обычно), а дедушка на своей постоянной зимней шапке развязал тесемки и опустил меховые уши.
Такая маскировка некоторое время помогала.
И все бы устроилось, если бы не девочка: она в конце концов не выдержала и задорно прошлась по улице в своем новейшем виде, причем днем, свет фонарика был слабый; но ее тут же окружили так называемые друганы из класса: во-первых, почему не ходишь в школу, во-вторых, это у тебя фонарь, что ли, во лбу?
Она гордо ответила «да», и начались ее мучения, ей буквально не давали прохода ее же подружки и ребята с улицы, то они просили дать поносить фонарик-то, не зажимай, жмотина; то некоторые, оказавшись в отдалении, пуляли камушком, стараясь из-за угла попасть метко в лоб, то они все собирались группами и хохотали до слез, ну просто ржали до соплей и свинячьего визга над бедной девочкой, глядя на ее горящую лампочку!
О школе не могло быть и речи, девочка боялась, что там ей поставят пару по поведению, да и родители тоже опасались – а не отправят ли их дочку на обследование и там совместно с лампочкой не разберут ли ей лоб в научных целях, чтобы посмотреть, как все это произошло (диагноз). Девочка опасалась своих учителей, и вполне справедливо, ее и раньше-то обсуждали на собраниях то и дело и ругали за поведение, даже без такого вопиющего безобразия как лампочка.
Так что девочка затихла и сидела дома, смотрела телевизор, замотавши лоб платком, чтобы ее личный прямой свет не мешал смотреть на экран.
Но долго так жить было невозможно, по городу ползли слухи, все люди собирались кучками и провожали долгими взглядами папу и маму в их постоянно темных очках (темных причем и утром и на ночь), а деда с бабкой все время пытали бойкие старушки-подружки, что это вы шапки-то не сымаете никогда, уже же тепло!
Некоторые даже пытались помочь бабе-деду, стаскивали с них головные уборы, а те уклонялись как ненормальные вправо и влево, не хуже клоунов, а девочка все видела и страдала.
Жить в этом городе стало невозможно, и с наступлением лета она решила уйти совсем, просто чтобы больше не мучиться. В этом городе, кстати, было такое место, о котором по секрету говорили, что оттуда нет обратного хода. И называли адрес, чтобы люди боялись.