Свадебное путешествие Лелика - Экслер Алекс. Страница 6

— Шестиосный, — решительно сказала тетка.

— По-моему, таких не быват, — сказал немец. — Может быт, вы имеешь в виду «шестисотый»?

— Ну, «шестисотый», — легко согласилась тетка. — Какая разница? Будет шестиосный — куплю шестиосный. Будет «шестисотый» — куплю «шестисотый». Я все равно водить не умею.

Из динамика, висевшего перед теткой, раздалось какое-то булькание.

— Зачем же вы покупайт машина? — через минуту спросил немец.

— Кататься, — твердо сказала тетка. — Могу я на старости лет себя побаловать? Всю жизнь работала, между прочим. Я еще девочкой снаряды точила для фронта.

— Хорошо, — быстро сказал немец, — а у вас есть деньги на покупку такой машин?

— Конечно, — обиделась тетка. — Вон же справка об обмене тысячи долларов. — И тетка посмотрела в окошко с таким видом, как будто этой суммы хватит, чтобы купить всю Дрезденскую галерею, и еще на пару машин мелочевки останется.

— Я боюсь, — вежливо сказал немец, — для покупки хороший «Мерседес» этих денег не хватит.

— Да я же не буду большой покупать, — сказала тетка. — Мне какого-нибудь маленького хватит. Малолитражки. Да и куда я его ставить буду? У меня во дворе даже «Ока» еле проезжает. Хрущоба.

Тут рыжий немец стал задавать Максу вопросы, и Лелик отвлекся от тетки.

— Ваша цель поездки в Германию? — спросил рыжий.

— Автомобильно-туристическая, брат, — ответил Макс. — Покупаю автомобиль и становлюсь туристом.

— Я тебе сказал — лишнего не болтай, — прошипел Лелик.

Макс удивленно пожал плечами — мол, я и так нем как рыба.

— Вы едете по приглашению? — спросил рыжий.

— Так точно, — ответил Макс. — К господину Тобаско.

Лелик пнул его ногой.

— Пардон, — поправился Макс, — не к Тобаско, а к этому кетчупу… как его… к Хайнцу, вот! — заорал он. — Еще раз прошу прощения, — вежливо сказал он рыжему. — Эти немецкие фамилии — такие дурные…

Лелик снова пнул его ногой. Макс лягнул друга в ответ — мол, я и так нервничаю, а ты мешаешь.

— В каком отеле вы останавливаетесь? — поинтересовался рыжий, поднимая глаза от документов.

— Там написано в факсе на бронь, — встрял Лелик.

— Вас я попрошу отойти за черту, — строго сказал рыжий. — Я разговариваю с этим господином.

Лелик, чертыхнувшись, отошел назад, встал у черты, проведенной в метре от окошка, и начал напряженно прислушиваться.

— Какую машину вы хотите купить? — поинтересовался рыжий.

— «Хорьх», — брякнул Макс. — Как у Штирлица.

— Это очень дорогие коллекционные машины, — ответил рыжий, ничуть не удивившись. — Они могут стоить под сто тысяч марок. У вас есть такие деньги?

— У меня есть три тысячи баксов, — сказал Макс. — Но мне необязательно «Хорьх» как у Мюллера. Достаточно уже переименованного варианта.

— Так вы «Ауди» имеете в виду? — наконец догадался рыжий.

— Ее, родимую, — подтвердил Макс. — Или какой-нибудь «Фольксваген» бриз-пассат. Люблю свежий ветер в ушах.

Рыжий замолчал и стал снова листать документы.

— Хватит болтать, придурок, — прошипел ему Лелик, но Макс, даже не обернувшись, показал другу оттопыренный средний палец — мол, кончай наезжать, я все делаю правильно.

Но дальше, к счастью, немец стал спрашивать, когда Макс планирует покинуть Германию, и тот ограничился более-менее односложными ответами. А уж когда Макса спросили, какие родственники у него остаются в России, тот начал перечислять и вдруг так расчувствовался, что чуть было не заявил рыжему — мол, ну его на фиг, эту Германию, он лучше останется в России со своей мамой, тетей, любовницей Мариной и собачкой Джульбарсом, — взгляд рыжего потеплел, и он наконец поставил Максу визу.

С Леликом вопрос решился довольно быстро: у него в паспорте стояли американская и английская визы, которые обычно производят превосходное впечатление на работников посольства, поэтому рыжий даже не мучил его вопросами, а только спросил, едет ли он вместе с тем странным молодым человеком, документы которого он смотрел только что, и, получив утвердительный ответ, разрешил Лелику въезд.

— Вот видишь, — заявил Макс, когда они вышли из здания посольства, направляясь к нетерпеливо ожидающего их Славику, — если бы не я, нас бы ни черта не выпустили. А ты мне еще на ноге синяков набил так, что я перед Маринкой и раздеться не смогу. Подумает, что это засосы.

— Ты себе льстишь, — сказал Лелик. — Маринка подумает, что это я тебя в посольстве пинал.

— Но согласись, — продолжал спорить Макс, — что я блестяще провел собеседование.

Лелик ничего не ответил.

— Пустили? Не пустили? — набросился на них Славик, когда они вышли из пропускного пункта.

— Все шикарно, — важно сказал Макс. — Моя интеллигентность и спокойная уверенность сделали свое дело. Что бы вы без меня делали — не понимаю.

— Это что бы вы без меня делали! — возмутился Славик. — Ты-то тут при чем? Это я сделал документы, где комар носа не подточит!

— Я смотрю, вы все такие незаменимые, — язвительно сказал Лелик, — что прям куда деваться. Короче, Слав, когда вылетаем?

— Через неделю, — ответил тот. — Давай деньги на тебя и Макса.

— Слышишь, Максимка, — сказал Лелик приятелю, — от тебя одни расходы. Еще билет тебе покупать.

— Где ты видел, — удивился тот, — чтобы невеста сама себе билеты покупала? Мы же жениться едем. Так что уж будь добр — прояви себя джентльменом.

Лелик опешил и даже не нашелся что ответить. Тут Славик заторопился к себе на фирму, поэтому Лелик отдал ему деньги, и друзья договорились встретиться уже в день отлета в Германию.

Вылет в Европу

В день отлета Лелик проснулся рано. Обычно он не любил рано вставать, предпочитая засиживаться на работе допоздна, а затем долго спать, мучая подушку, и подниматься затем не торопясь, потягиваясь, снова засыпая и так далее, затягивая этот процесс на полчаса-час. Однако когда ему предстояли какие-либо значительные события — экзамен в институте (в юном возрасте) или поездка куда-либо, — Лелика еще в шесть утра что-то подбрасывало на кровати, он вскакивал и начинал носиться по квартире, жутко переживая и дергаясь. Лелик всегда нервничал перед любым событием, выбивающим его из того размеренного существования, к которому он давно привык. Тем не менее Лелику, как поэту, были также крайне интересны всевозможные неожиданности, которые нарушали повседневную рутину и давали пищу для воображения. Вот такой получался парадокс, от которого Лелик нервничал еще больше.

На этот раз он вскочил аж в полшестого, с реактивной скоростью умылся и с точно такой же скоростью побрился, ухитрившись порезаться в самых неудобных и кровоточащих местах. Чертыхнувшись, Лелик залепил порезы кусочками ваты, посмотрел на себя в зеркало, ужаснулся и в гневе пошел звонить Максу, чтобы разбудить приятеля, который обладал довольно типичной особенностью опаздывать везде и всегда. Обычно Лелика Максовы опоздания не сильно тревожили, но сейчас он не без оснований полагал, что самолет Макса ждать не будет. Поэтому, услышав в трубке сначала пять, а затем десять длинных гудков, которые, казалось, умоляли дать Максу поспать хотя бы еще пятнадцать минут, Лелик снова и снова набирал номер приятеля, чтобы разбудить эту сонную царевну. Наконец Макс соизволил подойти к телефону.

— Але, — хриплым басом сказал он, — какого…

— Макс, вотр маман (Лелик любил ругаться по-французски; по крайней мере, он думал, что «вашу мать» во французском варианте звучит именно так), — заорал Лелик. — Ты уже должен выйти из дома, а ты что делаешь? Дрыхнешь во все носовые завертки, идиотина!

— Не во все! — тут же заспорил Макс.

— Нет, во все! — продолжал орать Лелик, понимая, что без хорошей встряски Макс тут же упадет в постель и снова заснет. Такие печальные прецеденты уже случались.

— Да встал я уже, встал, — заорал Макс. — Будят тут всякие в жуткую рань. Между прочим, я будильник завел. Причем судя по нему, — в трубке послышалось сопение, тяжелое падение тела, судя по звуку — тела Макса, после чего начал пищать электронный будильник, — мне еще спать оставалось минимум пятнадцать минут и сорок две секунды. Точнее, сорок одну. Уже сорок. Тридцать девять…