Дом на краю прошлого - Эрскин Барбара. Страница 32

– Да, слышу. Я не думала, что ему это не по душе.

– Он не возражает против твоего интереса к истории дома. Ему и самому любопытно. Он лишь не хочет, чтобы этот интерес выходил за разумные рамки.

Когда Люк вернулся, Джосс набросилась на него.

– Какого черта ты поссорился с Дэвидом и выгнал его? Если тебе не нравится, что он занимается изысканиями по поводу дома, скажи мне, не ему. Я его сама просила!

– Джосс, ты становишься просто одержимой…

– Верно, но это не имеет отношения к Дэвиду!

– А я думаю, что имеет. – Люк сжал губы.

– Нет. Кроме того, тут нечто большее, верно? Ты вбил себе в голову дурацкую идею, что он в меня влюблен.

– Я вовсе не считаю ее дурацкой, Джосс. Это видно всем, включая тебя, – грустно сказал Люк. – Ты же не можешь этого отрицать.

Она немного помолчала.

– Он хорошо ко мне относится, я об этом знаю. И я к нему. – Она отважно взглянула в глаза Люку. – Но это не значит, что мы собираемся завести роман. Люк. Ты – мужчина, которого я люблю. За тебя я вышла замуж, ты отец моих детей. – Она на мгновение положила руку на живот и немного поколебалась. – Люк, ссора возникла из-за каких-то цветов?

Люк пожал плечами.

– Роза обычно считается признанием в любви, так я понимаю.

– Роза. – Она вся похолодела.

– Он оставил розу на твоей подушке. – Лицо Люка исказил гнев. – Будет тебе, Джосс, даже ты должна признать, что это значит.

Она проглотила комок в горле. Роза, которую она нашла на столике у кровати, была холодной и мертвой. Она знала, что не Дэвид ее принес.

На долгое время Джосс перестала говорить о доме и семье. Читала материнские дневники, когда бывала одна, лазила на чердак, когда хотела отдохнуть от компьютера, а Люк лежал под машиной. Дэвид в этот семестр больше не появлялся и не присылал ей ни вырезок, ни записок относительно своих расследований.

Воспользовавшись помощью Лин, присматривающей за Томом, Джосс, под предлогом посещения женской консультации и необходимости собирания материала для книги, пару раз съездила в Ипсвич и Колчестер. Там она ходила по библиотекам, просматривала книги по местной истории, интересовалась средневековыми костюмами, едой и политикой пятнадцатого века. Получив добро от Саймона, она отдыхала, только когда чувствовала себя усталой. Она ездила по окрестностям, сама удивляясь, что вдали от дома и напряженных отношений с Лин она чувствовала себя куда счастливее и увереннее. У Джосс создавалось впечатление, что она пишет под диктовку Ричарда. Ей стало казаться, что роман действует на нее как заклинание. Когда она думала только о нем и забывала о семье, членом которой являлась по рождению, дом оставался приветливым, не навязывал ей свои воспоминания, довольный тем, что она вплетала его историю в свой роман и разделывалась с легендами, записывая их так подробно на бумаге.

Иногда, когда приходила ее очередь делать что-то по хозяйству, она зачастую разгибала спину, отрываясь от груды разбираемого белья, от мытья посуды или вытирания пыли, и прислушивалась. Но голоса в ее голове были скорее плодом ее воображения. Возможно, духи покинули дом. А, может, их там никогда не было.

Спустя несколько недель появился Геральд Эндрюс. На заднем сиденье его машины высилась стопка книг.

– Подумал, стоит их вам оставить. Просмотрите, когда будет время. Торопиться некуда, отдадите, когда захотите. – Он пожал плечами. – Я надеюсь в следующем месяце лечь в больницу. Как вы думаете, когда я оттуда выйду, смогу я пригласить своих друзей и снова навестить вас? Мне так хочется присутствовать, когда они станут разглядывать своды. – Он заговорщически улыбнулся, а Джосс заверила, что будет ждать его с нетерпением. Она отнесла книги в кабинет и спрятала за креслом. Люк никогда не заметит, что книг прибавилось.

Несколько дней она не обращала на них внимания, пока не сообразила, что они могут стать блестящим источником материала для ее романа. Она стала вытаскивать их по одной и, если не сидела за компьютером, пролистывала их в поисках информации.

Там было все, особенно в путеводителях по Восточной Англии викторианского периода. Легенды, слухи, истории про привидения. Белхеддон-Холл пользовался дурной репутацией со дня своего основания.

Короткий, серый март тем временем сменился апрелем. Ее живот, наконец, слегка округлился. На вербах появились золотистые сережки, в живой изгороди мелькали светло-коричневые бутоны орешника. Подснежники и примулы сменили нарциссы. Под растущей рукописью она хранила листок со своим фамильным генеалогическим древом. Джосс постоянно добавляла туда отдельные детали – даты рождений, браков и смертей, забираясь вглубь уже больше чем на сто лет. Так много смертей. Это удручало. Джосс отодвигала рукопись и снова читала все, что можно, о доме. Она реже бродила по комнатам, разве что со щеткой и совком, или стопкой чистого белья и полотенец, которые надо было разложить по шкафам и ящикам, или когда подходила ее очередь стряпать, что случалось нечасто, поскольку она так же сильно ненавидела готовить, как Лин любила. Стоя у горячей плиты, она ловила себя на том, что снова прислушивается к голосам.

Иногда, когда Лин, Тома и Люка не было дома, Джосс практически против своей воли забиралась на чердак и бродила по пустым комнатам, внимательно прислушиваясь. Но слышала она лишь завывания ветра и со вздохом возвращалась в кабинет или спальню.

Она сумасшедшая – она это знала. Идиотизм – стремиться снова услышать голоса. Но то были голоса ее маленьких братьев; ее единственная связь с семьей оборвалась навсегда. Она стала отлынивать от работы над романом, придумав для себя версию, что якобы ее одержимость книгой изгнали Сэмми и Джорджи из дома. Но даже когда она не писала, в доме стояла тишина и внутри у нее было пусто, по поводу чего она печально улыбалась, похлопывая себя по растущему животу. От этой пустоты она терялась и ощущала неудовлетворенность.

Люк заметил ее беспокойство и попытался помочь.

– Лин предлагает сводить Тома в зоопарк, считает, что ему будет любопытно. С тех пор, как мы сюда перебрались, мы его почти никуда не водили. Давай отправимся туда на целый день все вместе. И ты уедешь из дома. – Он заметил, что она перестала в одиночку бродить по дому.

У Джосс сразу поднялось настроение.

– Здорово придумано. Будет интересно. Тому понравится!

Они назначили поездку на следующую среду, и Джосс принялась с нетерпением ждать этого дня. Ее бессмысленные посещения чердака прекратились, она стала помогать Лин подготавливать сына к встрече с животными, показывая ему картинки со слонами, львами и тиграми и рассказывая о других животных, которых они могут там встретить.

В ночь на среду Том плохо спал от возбуждения.

– Сами виноваты. – Джосс устало поднялась.

Они сидели за кухонным столом, заканчивая ужин, когда детская сигнализация сработала второй раз за вечер. – Моя очередь. Пойду и посмотрю, что там случилось.

Она вышла в большой холл, куда крики ребенка доносились с удвоенной силой. Том уже орал от души. Она подошла к лестнице, вгляделась в темноту и потянулась к выключателю.

Тень на стене на повороте лестницы была явно мужской. Она зловеще склонилась над ней, пока Джосс стояла, вцепившись в перила. Она стояла мгновение, глядя вверх, парализованная страхом. Вопли Тома не прекращались.

– Том! – В ее шепоте звучала тревога. Она поставила ногу на первую ступеньку, заставив себя двигаться. – Том!

Одна из рук тени приподнялась, маня ее к себе. Джосс замерла и вытянула шею, стараясь заглянуть за поворот. Водонепроницаемый плащ Люка висел на углу перил там, где кончалась лестница. И видела она тень от этого плаща.

В ту ночь ей приснился кошмарный сон. Проснулась она, дрожа и вся в поту. Во сне огромный металлический барабан на ножках медленно шел к ней через комнату. Сверху на нем была треуголка набекрень, подчеркивающая злобное выражение пуговичных глаз. Его руки, похожие на гигантские прищепки, были протянуты к ней. Как он двигался, она не могла понять из-за сверкающего алюминия, из которого он был сделан. Джосс резко проснулась и долго лежала, боясь пошевелиться. Сердце бешено колотилось. Рядом заворочался и застонал Люк. Она внимательно прислушалась. Ничего, кроме его легкого посапывания. У Тома тоже тихо. Ни звука в доме. Казалось, даже в саду стояла мертвая тишина.