Дом на краю прошлого - Эрскин Барбара. Страница 60

– Лин! – злобно повторила Джосс. – Люк, не слушай ее!

– Ты же понимаешь, что это невозможно, Лин, – спокойно сказал Люк. – Не глупи, Джосс не может причинить вред Тому. Никогда.

– Да, никогда! Как ты смеешь? – Джосс перевела дух. – Иди спать, Лин, – повторила она еще раз. – Ты устала, это очевидно. Дай мне самой заняться Томом. – Она с видимым трудом держала себя в руках. – Да я не ударю его ни за что на свете, и ты знаешь это. Бедный мальчик выпал из кроватки, от этого у него синяки. А теперь у нас все хорошо, правда, Том-Том?

Она натянула на Тома штанишки и, застегнув лямки, поставила малыша на ноги.

– Ну, солдатик, а теперь марш в постель.

– Железный человек ушел? – Том не хотел ложиться. Он стоял в кроватке, ухватившись за прутья и со страхом глядя в угол детской.

Джосс закусила губу. Откуда-то из живота вверх исподволь пополз червь паники.

– Нет никакого железного человека, Том. Это был просто очень плохой сон. Он ушел, этот глупый железный человек. Он не хотел тебя напугать. Он все понял и ушел.

Она заметила, как Люк и Лин обменялись быстрыми взглядами поверх ее головы.

– Давай, ложись. Я тебя укрою.

Ночное кормление осталось единственным, когда Джосс давала Нэду грудь. Имело смысл постепенно отучить малыша от грудного молока и приучить к бутылочке, чтобы Лин могла сама кормить Нэда, но это последнее кормление в глубине тихой ночи было очень дорого Джосс, и она не хотела от него отказываться, хотя оно отнимало у нее много сил. Нежно прижимая ребенка к груди, она думала о том, что постарается как можно дольше наслаждаться этими драгоценными мгновениями. По ночам Нэд принадлежал ей, и только ей одной.

Прошло довольно много времени, прежде чем ей удалось убедить Люка и Лин идти спать и предоставить ей успокоить Тома. Когда муж и сестра ушли, Джосс села рядом с кроваткой и начала читать сыну сказку. Скоро, очень скоро он закрыл глаза и уснул. Поцеловав его, она, почти не сознавая, что делает, перекрестила его, подоткнула одеяльце и на цыпочках вышла из детской.

Усевшись кормить младенца, она взяла Нэда на руки, и мысли ее вернулись к Лин. Выходило, что сестра не доверяет ей. А может быть, она просто ревнует, потому что у нее нет своих детей? Джосс нахмурилась, представив себе синяки Тома. Мальчик падал не в первый раз, синяки бывали у него и раньше, и Лин наверняка их видела. Что ж, мальчик растет и становится все более активным и любопытным. Сидя за столом на кухне, он то и дело ударяется головой об угол стола и едва не опрокидывает свой высокий стульчик. Синяки – явление обычное для малыша. Но что можно сказать о ночных кошмарах? Кошмарах, героем которых неизменно был железный человек.

Она вздохнула. Это были отнюдь не кошмары. Она сама видела его, чувствовала его присутствие в углу комнаты, в детской, в собственной спальне и в большом холле. Она чувствовала, что он всегда стоит там и наблюдает, будучи сам не болев чем тенью, но он всегда стоит и ждет. Ждет чего? Даже котята ощущали его близость, Джосс была в этом уверена. Они оба не любили большой холл, и когда хотели поиграть с Джосс, то всегда проскакивали холл с расширенными от ужаса глазами и прижатыми ушками. Джосс задрожала и крепче обняла младенца. Нэд перестал сосать, открыл глаза, взглянул на мать и протестующе захныкал. Она улыбнулась и поцеловала его в макушку.

– Прости, маленький.

Мысли ее снова вернулись назад, теперь к письму Дэвида. Она взяла тогда конверт на кухне и нераспечатанным положила на стол в своем кабинете. Джосс больше не хватала его писем по получении, не вскрывала, полная нетерпеливого предвкушения. Теперь она стала бояться их, хотя ей не хватало силы воли попросить Дэвида больше не писать. Она села за стол, придвинула чашку кофе, обхватила ее ладонями и невидящим взглядом стала смотреть в окно. Лежавшая перед ней стопа листов рукописи за прошедший месяц стала ненамного толще. Долгие сидения за работой становились все менее и менее плодотворными. Тогда за столом она напряженно вслушивалась в тишину дома – не хнычет ли Нэд, не плачет ли Том – и никак не могла сосредоточиться на лежавшей перед ней рукописи. Ко всем переживаниям примешивался страх услышать другие голоса – голоса умерших мальчиков.

Включив компьютер, Джосс, потягивая дымящийся кофе, смотрела, как на экране постепенно появляется ее программа. Потом ее взгляд снова упал на конверт. Вздохнув, она взяла его и ногтем вскрыла клапан.

На этот раз в конверте не было фотокопий, только несколько листков, покрытых машинописным текстом через один интервал. Джосс явственно представила себе старую машинку Дэвида – иногда она стояла на его рабочем столе, а иногда валялась за задним сиденьем машины в футляре, на котором красовались наклейки множества аэропортов мира. Дэвид печатал двумя пальцами и при этом часто зачеркивал написанное. Но на этот раз в тексте не было рядов иксов, которые столь часто портили вид его работы. В сегодняшнем письме Дэвид не стал исправлять ошибки.

«Дорогая Джосс!

Надеюсь, что мой крестник благоденствует. Поцелуй его за меня.

Перехожу к сути дела: железный человек. Полагаю, что я знаю кто/что это!!! Может быть!!! Я провел изыскания по поводу Кэтрин де Вер и ее матери-колдуньи. Есть совершенно замечательные, сохранившиеся до наших дней протоколы заседаний суда. Ты знаешь, что это дело не было доведено до конца. Маргарет была действительно арестована в 1482 году. Ее отвезли из Белхеддона в Лондон, но, прежде чем предстать перед судом, она потребовала встречи с королем Эдуардом Четвертым. Он лично допрашивал ее в Тауэре. В протоколах не записано, что именно она говорила королю, но все дело в том, что после их встречи все обвинения были с Маргарет сняты, и она отбыла из Лондона отягощенная королевскими дарами. Мне кажется, что у нее было что-то, компрометирующее самого короля, и это что-то каким-то образом связано с ее дочерью Кэтрин. Король Эдуард четыре раза посещал Белхеддон на протяжении предыдущего года и каждый раз останавливался там на несколько дней, а во время последнего посещения задержался на целых десять дней – срок совершенно неслыханный. В чем заключалась притягательность этого места для короля? Замок вряд ли являлся политическим центром в каком бы то ни было смысле, и отвлекаться ради пребывания в нем от дел войны и управления государством представляется действием не вполне разумным. Один из современных источников утверждал, что Маргарет околдовала короля и он влюбился в ее дочь. Идея заключалась в следующем: после смерти Элизабет Вудвилл король женится на Кэтрин де Вер.

Белхеддонские де Веры приходились близкой родней графам Оксфордским, а их политическое влияние было огромным, если они смогли заманить в сети короля и связать себя браком с Белой розой…»

Джосс отложила письмо и устало протерла глаза. Белая роза. Это показалось почти банальностью, но, может быть, король Эдуард дарил своим подружкам именно белые розы? Может быть, именно здесь зарыта собака? Или, быть может, Маргарет де Вер использовала белые розы в своих колдовских заклинаниях в надежде направить любовь короля на представительницу захудалого дворянского рода, проживавшего на самой восточной окраине королевства? По спине Джосс пробежал озноб. Потянувшись вперед, она открыла ящик стола. Однажды она положила туда одну розу; это было давно, сразу после переезда, до того, как эти цветы стали внушать ей страх.

Джосс порылась среди карандашей, печатей и восковых палочек, но розы не было. Не было даже раскрошившихся сухих лепестков. Джосс вытянула ящик и понюхала его. От ящика пахло камфарой и пылью, больше ничем. Она тяжко вздохнула, задвинула ящик на место и снова взялась за письмо.

Конечно, мы никогда не узнаем, насколько все это является злонамеренной сплетней и плодом слухов и насколько подозрения основаны на фактах.

Факт: Элизабет Вудвилл пережила своего супруга.