Ожерелье для дьявола - Бенцони Жюльетта. Страница 14

– Да защитит Господь Испанию, – прошептал он сам себе, заворачивая перстень в платок с приятным чувством, будто он прижимает к себе старые камни замка Лаюнондэ.

Он почувствовал успокоение в сердце и в душе.

Похождение, случившееся с ним, начинало заботить его, но теперь, кажется, оно заканчивается само собой без криков и без мук, а когда он много позже вспомнит о нем, то это воспоминание будет лишено горечи.

Часы где-то пробили три часа. Давно уже следовало бы вернуться и отдохнуть. Жиль тихонько вышел из павильона, закрыл за собой дверь, сделал несколько шагов вдоль реки, вдыхая полной грудью свежий ночной воздух, напоенный ароматами.

Какая-то ночная птица прокричала совсем рядом с ним. Тотчас же из-за кустов выскочило множество людей в масках и набросилось на молодого человека. Они связали его с такой ловкостью и быстротой, что он даже не успел выхватить шпагу.

После того как его скрутили по рукам и ногам, какой-то гигант, весь в черном, взвалил его к себе на плечи и понес по дорожке, ведущей вдоль берега до площадки, усаженной зонтиковыми соснами, ступеньки с нее спускались к самой реке.

Несмотря на неудобство, пленнику удалось различить посреди площадки силуэт человека, который, казалось, их ожидал… и кого-то ему напомнил. Властный голос произнес:

– Сделано?

– Сделано, сир. Мы несем его, – ответил кто-то.

– Отлично! Кладите сюда!

Несший Жиля опустил его на землю без всяких церемоний, но не это усилило беспокойство Жиля. Если уж сам король потрудился устроить эту засаду, то любовник неосторожной Марии-Луизы пропал.

Лежа на холодном мраморном парапете. Жиль увидел короля, приближавшегося к нему на кривых ногах своей смешной ковыляющей походкой старого кавалериста. Смертельная тоска сжала сердце Жиля. Если бы у него были свободны руки, то он обязательно осенил бы себя крестным знамением, поскольку никогда еще не видел он человека, столь напоминавшего самого дьявола.

Этот опущенный до подбородка нос, искаженный гримасой рот, мертвенные глаза, сгорбленная спина – все делало внешность Карла III безобразной и одновременно сатанинской. Позади него появилась черная монашеская сутана. Король какое-то мгновенье смотрел на длинный сверток, брошенный к его ногам, затем, покачав головой, сказал:

– Выньте ему кляп изо рта, чтобы отец Иоаким смог выслушать его исповедь. Затем вы снова его вставите и выполните то, что я приказал.

Приказание было мгновенно исполнено. Король уже повернулся, чтобы уйти, но передумал и снова повернулся к пленнику:

– Я сожалею, мальчик мой, что обязан вас казнить, но если я не сделаю этого, то все гвардейцы по очереди познают мою невестку.

Жиль яростно запротестовал:

– Это не казнь, сир, это убийство. Казнь совершается при свете дня, на площади перед всем народом. Только тогда она служит примером другим. Совершите надо мной мученическую казнь, но перед всеми.

– Казнь – это то, что я приказываю. Кроме того, вы вынуждены будете согласиться со мной, что если бы вас повели на эшафот, то следовало бы возвести на него также и репутацию вашей любовницы, не считаясь и с репутацией ее супруга. Главное, чтобы эта женщина в страхе держалась бы спокойно. А когда найдут ваш труп, она испугается и как умная женщина сразу поймет, кем нанесен этот удар.

Смерть приближалась слишком быстро, чтобы Турнемин не предпринял бы каких-то попыток, чтобы ее задержать.

– Я француз, сир, я офицер короля Людовика Шестнадцатого. Я вам не принадлежу, и вы не имеете права…

– Я имею полное право. Вы сами признали это право в тот день, когда подписали ваше обязательство служить мне. Вы отлично сознавали, что в обмен на мое золото я получал полное право на вашу кровь, вплоть до последней капли. Я признаю и понимаю, что гораздо почетнее умереть со славой на поле боя, чем быть утопленным, как крыса, в реке, пусть даже и принадлежащей королю. Следовало об этом думать до того, как наставлять рога принцу Астурийскому. Вы можете утешиться тем, что в некотором смысле ваша смерть послужит короне Испании. Прощайте. Да будет к вам милосердным Господь наш. Исполняйте свой долг, отец мой!

Он стремительно удалился. Взбешенный Жиль извивался в путах.

– Если вы хотите сгладить свое преступление, то убейте меня своими руками. Ведь палачи могут повторить ваши слова о сыне и о невестке.

Карл III обернулся на мгновение и пожал плечами;

– Они немы, и я позаботился о том, чтобы они никогда не смогли об этом написать. Умрите в мире и спокойствии.

В следующее мгновение ночной мрак поглотил его. Монах, это был отец Иоаким Элета, исповедник короля, встал на колени перед осужденным, приказав остальным удалиться.

Сладкий елейный голос, полный ложного сочувствия, вызвал лишь вспышку бешенства у Жиля.

– Идите к черту. Мне не нужно отпущение грехов от соучастника убийцы, чтобы предстать перед Господом. Убейте меня, вы ведь за этим пришли сюда, но оставьте меня в покое.

– Вы отказываетесь от исповеди? – с притворным испугом промолвил монах таким приторным тоном, что Жиль воскликнул:

– Во всяком случае, не перед вами! Чтобы вы повторили все вашему хозяину!

– Тайна исповеди священна, вы это знаете.

– Это зависит от исповедника.

Отец Иоаким поднялся, посмотрел на осужденного с высоты своего роста, перекрестился.

– Господь да смилостивится над вами. Действительно, вы приехали из страны, где богомерзкие мысли распространяются со скоростью ветра.

Умрите же в грехе, ибо этого вы возжелали сами.

Он сделал знак немым слугам и отошел на несколько шагов. Палачи подошли, один взял связанного за ноги, другой за плечи, затем они спустились к самой воде. Короткое раскачивание, и с громким всплеском связанное тело погрузилось в черные воды реки Таж. Перед тем как погрузиться в волны. Жиль набрал полные легкие воздуха.

Он пытался произнести первые слова какой-нибудь молитвы, но в голову ему пришла лишь странная мысль об изумруде, запрятанном в поясе.

Стало быть, изумруд не спасет его, и замок Лаюнондэ, и старый Жоэль Готье напрасно будут ждать его…

Погружаясь в глубь реки с открытыми глазами, он видел лишь мрак преисподней. Вода была прохладна, но это было его последним приятным ощущением. Сапоги неумолимо наполнялись водой и тянули его ко дну. Скоро он почувствовал, что его легкие вот-вот разорвутся. Биение крови отдавалось в висках. Воздух стремился вырваться с последним выдохом.

Из последних сил он выдохнул через нос, ведь рот был заткнут кляпом, и вода сразу устремилась в ноздри. Остальные беспорядочные эпизоды жизни быстро проходили в его мозгу. Он задыхался. Смерть подступала. Вода, которая всегда была его другом, стала теперь ее причиной.

Тело извивалось в последних конвульсиях и… сознание покинуло его.

Когда он вновь пришел в себя, то сперва подумал, что он уже в аду. Было темно, какой-то демон, с которого ручьями стекала вода, обеими руками нажимал ему на грудь, как будто хотел выдавить ребра.

Болезненный стон – и его вырвало. Демон испустил радостный возглас.

– Уже поправляйся. – Это был Понго, переворачивавший его на спину, чтобы выгнать всю воду.

Жиль осознал, что он лежит на траве на берегу реки, неподалеку от ступенек и… что он по-прежнему жив. Сапог и мундира на нем не было, и он дрожал от холода.

– Понго, – простонал он, клацая зубами, – как ты сумел это сделать? Каким чудом ты здесь оказался?

– Понго не послушался тебя. Он был с тобой все ночи. Великий Дух сказал ему, что ты в опасности, что эта женщина принесет тебе горе.

Турнемин снова почувствовал ласковую шелковистость травы, постепенно восстанавливалось дыхание, сердце стало биться ровнее. Мысленно он благодарил Бога за то, что тот отвел от него смерть, с которой он еще никогда не сталкивался так близко. Тогда, когда он вытащил Понго из разлившейся от дождей реки Делавэр, это оказалось самым лучшим делом его жизни.

– Я ничего не соображаю, – прошептал он. – Что будем делать?