Ожерелье для дьявола - Бенцони Жюльетта. Страница 48

Вот и вся загадка. Но берите же ваш паштет, он отличный. Еще вина?

– Вы врач?

– Я вам сказал: я тот, кто есть; мог бы сказать также: я тот, кто знает. Да, мой юный друг, я врач и, не хвалясь, скажу, может быть, даже лучший из всех, поскольку я излечиваю не только тело, но и душу. Некоторые из моих больных не могут без меня обойтись, и это обязывает меня много путешествовать.

Инстинкт говорил Жилю, что все это не досказано. Что-то здесь было не так, не клеилось, но что именно, он не мог сказать. Может быть, излишняя простота и естественность объяснения не соответствовали тому, что происходило вокруг графини и мосье. Чтобы удостовериться в своем подозрении, он спросил:

– Вы лечите кого-нибудь в Люксембургском дворце? Может, графиню, а может, и самого мосье?

– Да, Мосье прибегает иногда к моим скромным услугам, когда его особенно одолевают болезни. Но делает он это с большими предосторожностями и держит в большом секрете, с тем чтобы не вызывать неудовольствия со стороны тех, кто обязан следить за его здоровьем.

– Болезни? Принцу же только тридцать.

– Возраст здесь ни при чем. Он излишне много ест и пьет. Представьте только, что его светлость ежедневно выпивает около десяти бутылок старого вина. Кроме того, хотя он обожает лошадей и имеет в своих конюшнях лучших чистопородных лошадей Европы, он не делает никаких упражнений в противоположность королю, который ест и пьет много меньше и ежедневно ездит на охоту. А что до мосье, видите ли, причины бед с его здоровьем многочисленны. Он страдает приступами подагры, расширением вен, печеночными коликами, рожистыми воспалениями. У меня есть некоторые эликсиры, которые ему иногда очень помогают. Это единственное, что он приемлет, ибо, когда я ему говорю о режиме, он отказывается меня даже выслушать.

– Понимаю. И что, принц болел в эти дни?

– Да, и довольно сильно. Я его застал с сильным печеночным воспалением, и мне, к счастью, удалось помочь ему.

На этот раз Жиль понял, что Калиостро говорил ему не правду, что эти «врачебные» отношения, которые он поддерживал с принцем, скрывали что-то другое. Ведь человек, который приходил к Бегмеру, был, может, излишне толст, но без признаков печеночных колик, впрочем, всяких других тоже.

– Вот и вся тайна, – вздохнул врач, склоняясь, чтобы лучше любоваться светом пламени через бокал с шампанским. – И я благословляю то чувство, которое вы питаете к прелестной мадемуазель де Лятур, ведь именно ему я обязан вашему вмешательству. Но ведь вы в Париже недавно, когда же вы успели ее встретить? Она же почти совсем не выходит в свет.

Жиль терялся в поисках загадки, которую преподносил ему этот человек. Он потерял бдительность и рассеянно ответил:

– О, Жюдит я встретил довольно давно.

Тотчас же он спохватился о допущенной им глупости.

– Жюдит? Но мадемуазель де Лятур зовут вовсе не так, она же Жюли?

Сверкающие глаза врача повелительно вперились в залившееся краской лицо шевалье. Он натянуто улыбнулся, стараясь скрыть смятение и неловкость.

– Я сказал «Жюдит»? Вероятно, я просто обмолвился.

– Нет же, вы не обмолвились. Вы сказали «Жюдит» совершенно сознательно, потому что вы ее действительно знали давно, даже очень давно. И вы знаете о ней гораздо больше, чем я.

Приветливость тона врача совершенно исчезла.

Теперь в нем чувствовалась скрытая волна угрозы. И Жиль внезапно почувствовал, что улыбчивая внешность, очаровательные манеры этого человека скрывали что-то бесконечно угрожающее и опасное. В то же время его охватил страх: не навлек ли он беды на ту, которую он любил больше всего на свете своим неосторожно оброненным словом. Взгляд Калиостро стал невыносим.

Бренчание колокольчика на входных дверях двора избавило его от необходимости ответа. Врач вздрогнул и отвел от него свой насупленный взор.

– Кто это может прийти в такой час? – прошептал он сквозь зубы.

Тотчас вошел великан-консьерж, прошептал что-то на ухо своему хозяину. Тот вздрогнул, устремился к Жилю, схватил за руку, повлек его в глубину комнаты к маленькой потайной двери, сунув ему по пути зажженный подсвечник.

– Быстро выйдите и не показывайтесь! Неожиданный посетитель. Это ненадолго.

– Я вовсе не хочу вас беспокоить, – запротестовал Турнемин. – И не намеревался задерживаться здесь надолго. Скажите вашему слуге, чтобы он привел мою лошадь, и я вас оставлю.

– И речи об этом не может быть. Нам еще надо поговорить. Вы – личность много более интересная, чем я предполагал.

– Но в конце-то концов…

Протест был напрасным. Железной рукой Калиостро втолкнул своего гостя в довольно узкий кабинетик, поставил подсвечник на покрытый черным бархатом стол и вышел, тщательно закрыв за собой дверь. Да с такой тщательностью, что Жилю показалось, что он закрыл ее на ключ.

Оскорбленный этим, он бросился было обратно к двери, но, поразмыслив, оставил первую свою мысль освободиться отсюда во что бы то ни стало. Может, будет интереснее попытаться увидеть, что это за неожиданный визитер пожаловал в такое время.

Обследовав дверь, он обнаружил довольно длинную щель в двери, узкую, но, прильнув к ней глазом, можно было увидеть часть пространства библиотеки с врачом и неожиданным посетителем.

Это был мужчина лет пятидесяти, с красивым лицом, импозантной внешностью, в одеждах из черного шелка с жабо и манжетами из великолепных кружев. Коротко подстриженные прекрасные посеребренные волосы вились вокруг круглой шапочки, которую обычно носят священники, но эта шапочка была пурпурной. Жиль же достаточно был посвящен в церковную иерархию и тотчас же понял, что это князь церкви. Калиостро склонился перед ним в низком поклоне.

Посетитель промолвил приветливым голосом:

– Итак, мой секретарь Рамон де Карбоньер видел, как вы выходили сегодня вечером от прелестной графини, и он не ошибся. Вы, стало быть, в Париже, дорогой мой колдун, и вы еще не у меня! Я ведь могу сделать вид, что рассержен.

– Ваше преосвященство в этом случае впал бы в серьезную ошибку, но, когда я явился с визитом к вам, мне было сообщено, что вы в своих владениях Куиврей.

– Ну вот еще! Вы могли бы и приехать ко мне или же отправить послание. А почему вы не предупредили меня о вашем приезде? Вы же знаете, что вы мне очень нужны. Уже долгие месяцы я буквально умоляю вас приехать пожить в Париже, а вы все упрямо цепляетесь за этих бордоских судейских крючкотворов. Что представляет собой этот шевалье де Ролан или даже маркиз де Каноль, когда сам Роган нуждается в вас! Кто они такие, чтобы вы так долго оставались в их распоряжении?

Из своего кабинетика Турнемин не мог не догадаться, что это был не кто иной, как великий духовник Франции принц Луи де Роган, кардинал-архиепископ Страсбурга. И то, что он разыгрывал сцену ревности перед итальянцем, только усиливало его любопытство. Что же это был за неизвестный врач, которого принц крови тайно призывал к себе, чтобы сам Роган умолял его подобно покинутой любовнице? Что это за человек, который называл себя другом Жюдит? Его удивление еще более усилилось, когда он услышал меднозвучный голос Калиостро, ибо в этом голосе слышалась совершенно непонятная суровость учителя по отношению к ученику:

– Мои дела с должностными лицами города еще не закончены, и вашему преосвященству хорошо известно, что я вернусь к нему, как только это будет возможно. Могу ли я только спросить, каким образом вам стало известно, что я нахожусь в этом доме?

Кардинал уселся с усталым вздохом в кресло, которое только что занимал Жиль.

– Рамону, проявляющему к вам все знаки восхищения, удалось выудить ваш адрес у графини. Вы же не будете сердиться на эту обворожительную женщину? – добавил он, видя насупленные брови Калиостро. – Узнав, что я только что приехал в Париж, она, должно быть, подумала, что я буду глубоко счастлив видеть вас хоть короткое время. Она не смогла устоять перед желанием доставить удовольствие тем, кого она так любит. Но скажите же мне, мой дорогой колдун, я и не знал, что вы поддерживаете такие тесные отношения со знатью Польши. Этот особняк, не принадлежит ли он графу Оссолинскому?