Ожерелье для дьявола - Бенцони Жюльетта. Страница 55

– Это не мой дом, и вы не покинете меня так быстро. Вы вовсе не хотите увидеть мое лицо?

– Я узнаю, кто вы?

– Может быть, но при условии, если вы мне дадите самое честное слово, что никому не расскажете о нашем приключении, когда увидите мое лицо.

– Разве это приключение?

– А почему бы и нет? Вы мне нравитесь, я вам тоже нравлюсь. Вы против минутной любви?

Тогда вы единственный во всей армии.

– Я этого не говорил. Но вы вовсе не похожи на тех женщин, которые занимаются минутной любовью.

– А кто сказал, что я этим занимаюсь? Ну скажем, что речь идет о времяпрепровождении.

Так вы войдете?

Она быстро и нервно постучала в дверь. Дверь открыла служанка с подсвечником, молча проводила их по скрипучей деревянной лестнице. Стены были покрыты обычными гравюрами, изображавшими короля и королеву.

Молчаливая служанка ввела их в комнату, где единственной мебелью была широкая постель, скрытая за ситцевым пологом. На столике у изголовья стоял подсвечник, рядом был поднос с двумя бокалами и бутылкой в ведерочке со льдом.

Посетителей, казалось, ждали.

Шевалье обвел комнату холодным взглядом, замечая на ходу все эти подробности. Он перевел взгляд на свою спутницу. Казалось, что вместе с ней в комнату вошла часть ночи. Цвет ее платья и покрывала в точности соответствовал цвету неба в этот час. А звездами были ее глаза, сиявшие из глубин закрывающих лицо тканей. Не пытаясь открыть ее лицо. Жиль прошел к окну, открыл занавес, взглянул на пустынную улицу.

– Вы сюда приходите часто? – спросил он безразличным тоном.

– Не слишком часто. Ну же, шевалье, повернитесь ко мне. Вы, надеюсь, не боитесь взглянуть на меня.

– Отнюдь.

Он оглянулся и увидел, что она откинула покрывало. Женщина была ему совершенно незнакома. Какие-то ее черты напомнили ему Каэтану.

Ей было лет двадцать пять, у нее тоже были черные глаза, та же странная красота, не оставляющая никого равнодушным, разве лишь слепого.

Но у герцогини д'Альба не было такого маленького вызывающего носика, такого насмешливого разреза рта. К тому же густые волосы ее были пепельного оттенка.

Эта дама в голубой вуали была тонка в талии, с пышной грудью, открытой до сосков глубоким декольте.

Такое безмолвное изучение ее персоны привело ее в нетерпение.

– Ну, так что? Что же вы думаете о вашей добыче? Она делает вам честь?

– Вы чрезвычайно красивы, сударыня. Именно поэтому я и не могу поверить, что мне выпала такая удача. Вы для меня добыча чрезвычайно лестная.

– Вы в это не верите?

– Бог мой, конечно же, нет.

– Ну так испытайте меня. Я привела вас сюда лишь с тем, чтобы отдаться вам. И я не из тех, кто мирится с отказом.

– Ну что ж, отлично. В этом случае…

Решив поймать ее на слове, он принялся раздевать ее с таким знанием дела, как бы это делала ее горничная. Время, проведенное им в нарядах испанской дуэньи, научило его многому в этом деле. Упало на пол платье, потом упала целая куча белоснежного тонкого белья настоящей дамы света или куртизанки высокого полета: нижние юбки, кружевные панталоны, корсет белого атласа. Незнакомка позволила это сделать, даже не моргнув глазом. Только лишь, когда он дошел до нижней рубашки и тронул руками нежную кожу плеч и затвердевшие соски, женщина испустила легкий стон, глаза ее закрылись, все тело задрожало.

Рубашка упала, открыв такое прекрасное тело, что Жиль почувствовал, что его собственное тело взволновалось. Он играл с этой красотой, упавшей ему с неба или, может, из преисподней.

Внезапно он почувствовал такое страстное желание, что не удовлетворить его он был уже не в силах. Она говорила, что это всего лишь времяпрепровождение. А какое времяпрепровождение может быть более приятным и освежающим, чем любовь? Особенно когда мутно на душе, когда все нервы сжаты в плотный комок, и к тому же изнуряет летняя жара. В конце концов это может быть таким же бодрящим средством, как и драка или дуэль. Он зарылся лицом в благовонной гуще волос, которые она распустила одним движением головы, и его губы заскользили вдоль затылка, а руками он захватил груди женщины. Она вздрогнула и стала извиваться, как уж.

– Подожди! – промолвила она задыхаясь. – Подожди лишь мгновение!

Она выскользнула из его рук и дрожащими руками принялась раздевать Жиля.

– Я тоже хорошо это делаю, – лукаво засмеялась она, но в смехе чувствовалось смятение.

В самом деле, она была довольно ловка. Когда на нем ничего не осталось, она снова пришла в его объятия с такой естественностью, как будто они были знакомы долгие месяцы. Затем их приняла на себя прохладная белизна простынь постели, но нисколько при этом не умерив пыла, который сжигал своим пламенем обоих.

Они занимались любовью молча, не произнося ни единого слова. Только когда первое пламя было потушено на какое-то время, Жиль спросил:

– Как тебя зовут?

– Анна. Ты можешь меня называть Анной.

– Я люблю это имя. Это имя моей родины. Но Анна, а дальше? Ты же принадлежишь к знати.

Она засмеялась:

– Ты решил это по тому, как я занимаюсь любовью?

– Конечно же, нет. Ты этим занимаешься гораздо лучше, чем любая куртизанка. Это мне сказали твое тело, твой голос, слова, которые ты говорила.

– Это я предпочитаю воспринимать, скорее, как комплимент. Для тебя я просто Анна. Чего тебе еще надо знать, кроме того, что я хочу тебя и ты хочешь меня?.. – прошептала она, ища его губы.

Он хотел снова удовлетворить свое желание, но она его оттолкнула.

– Нет, нет! Не сразу! Сначала выпьем. Я умираю от жажды. Вино должно быть охлаждено в самый раз.

– Что это за вино?

– Это вуврей. Тебе нравится?

– Мне нравится все, что хорошо и красиво.

Он притянул ее к себе, но она выскользнула из его рук, соскочила с кровати, обогнула ее и подошла к столику у изголовья, чтобы налить золотистого вина.

Она наполнила оба бокала из красного хрусталя, присела на кровать совсем рядом с Жилем и протянула ему бокал.

– Пей все. Это вино превосходно для любви.

– Мне еще этого не надо, но я тоже хочу пить.

Действительно, вино превосходное! – промолвил он, выпив весь бокал до последней капли.

– Хочешь еще?

– А почему нет?

Он пил второй бокал, когда она отошла от него к круглому зеркалу на стене.

– Ну, иди же сюда!

– Сейчас. Что-то больно на губе. Должно быть, слегка поранилась.

– Не важно. Ты такая же красивая.

Поставив свой пустой бокал, он заметил, что женщина так и не тронула свой.

– Ты не выпила? Ты же говорила, что умираешь от жажды.

Она потянулась, как кошка, в желтом свете свечей. Искривленная тень от нее двигалась по потолку.

– Хотела, а потом расхотела.

– Что это значит?

– Что каприз – всегда мой повелитель. У меня часто так бывает, что желания меняются с минуты на минуту. Ты это узнаешь. Ты мне еще больше нравишься, еще больше, чем я это представляла себе, и я надеюсь, что ты еще долго будешь моим любовником.

– Тогда иди сюда!

– Сейчас. Не спеши же.

– Ну, это мы сейчас увидим.

Он хотел встать и подойти к ней, но вдруг стены поплыли вверх и вниз, к горлу подступила тошнота, в глазах потемнело, руки стали хватать воздух, и, не произнеся ни единого слова, он рухнул к ногам прекрасной Анны.

Хотя он потерял сознание и упал на паркет комнаты совершенно нагим, тем не менее очнулся он одетым на расшитом покрывале постели.

Кроме того, был уже день, мелкие блестевшие стрелочки просвечивались сквозь толстые ставни, закрывавшие высокие окна.

Комната, в которой он находился, была пышной и в то же время ветхой. Большая кровать с колоннами времен Людовика XIII была обтянута фиолетовым бархатом, украшенным серебряными галунами, что создавало приятный контраст с серым узорчатым шелком, которым были обтянуты стены, там и здесь на них виднелись пятна влаги. Великолепный стол из массивного серебра держал на себе зеркало, хрустальные подсвечники с подвесками, на столе также расположилось неимоверное количество коробочек, баночек, пузырьков. Нарядное дезабилье было небрежно брошено на потертое кресло. В большую китайскую вазу были поставлены свежие цветы. Все указывало, что комнату занимает женщина, но бывает здесь совсем не часто. На предметах скопился изрядный слой пыли.