Лунный парк - Эллис Брет Истон. Страница 27
8. Хэллоуин
Стояла жара – самое теплое в этих широтах 31 октября за всю историю метеорологических записей. Я вырос в Лос-Анджелесе, и такая погода была для меня привычной, а вот Джейн и дети, дойдя до первого перекрестка, уже вспотели. Робби снял шлем, обнажив слипшиеся от влаги пряди, и пошел рядом с Эштоном Алленом, который сперва думал нарядиться знаменитым бейсболистом, но, когда поползли слухи о педерастии последнего, отбросил эту затею. Его родители Митчелл и Надин присоединились к нам со своей младшей дочкой Зои, и вместе с Сарой в сопровождении Марты, оставленной на вечер присматривать за детьми, девочки отправились выпрашивать у соседей сладости. (Зои была Гермионой Грейнджер, а Сара, ну да, Сара была Пош Спайс и щеголяла футболкой с надписью «Мой парень думает, что я учусь».) Их старшие братья топтались на тротуаре, чтобы, оценив добычу девчонок, решить, стучаться в этот дом или же идти к следующему. Я был пьян.
Пока мы шли по району, я лениво распознавал героев различных видеоигр (мальчики в костюмах Ниндзи Призрачного Феникса и Скорпиона из «Смертельной битвы») и кинофильмов (Анакины Скайуокеры с джедайскими косичками размахивали световыми мечами), в то время как Гарри Поттеры в плащах для квиддича, с метлами и волшебными палочками наперевес буквально наводнили Эльсинор-лейн, и люминесцентные зигзаги шрамов на их лбах светились в темноте, когда они болтали с кучкой жирных великанов-людоедов, которых я идентифицировал как Шреков. Не было ни балерин, ни ведьм, ни бродяг, ни призраков – ни одного простого самодельного костюма времен моего детства, а значит, я старею. Надин глотнула из бутылки минеральной воды, и мне вдруг жутко захотелось выпить еще. Сара вертелась юлой и вечно убегала вперед, Зои и Марта едва за ней поспевали, а родители все время окликали детей, чтоб те не терялись из виду. Все перешептывались и сетовали на невероятное количество машин; улицу запрудил длинный, медленный поток – разряженные детишки выкатывались и бежали к домам, а потом кротко забирались обратно в джипы, парадом выстроившиеся вдоль Эльсинор-лейн. Над всем этим предгрозовой взвесью сгущались опасения. Это было очередное напоминание о пропавших мальчиках, и Надин заметила, что фонариков стало много больше, чем раньше, а тыквенные головы улыбались веселей обычного (этот Хэллоуин должен был стать жизнеутверждающим праздником). Я старался слушать внимательно, но тут мимо прокатился зомби на велосипеде и сверкнул на меня глазами. Джейн взяла с собой цифровую камеру, но включала ее редко. Мы повстречали Марка и Шейлу Хантингтон, обаятельную парочку, будто сошедшую с полотна известного абстракциониста, а также Адама и Mими Гарднер – все они были нашими соседями и числились среди приглашенных на воскресный ужин к Алленам. Наблюдая, как наши дети ходят от дома к дому, я заметил, насколько все напуганы и насколько неубедительны наши попытки скрыть этот страх. Мы перешептывались, строили планы увезти детей в Норт-Хилл, хотя непосредственно в нашем районе еще никто не пропадал. Еще я заметил, как тихо вокруг, будто никто не хочет привлекать опасного внимания чужака, крадущегося впотьмах. Кто-то подошел к Джейн и попросил автограф.
Я не мог сосредоточиться на разговоре между несколькими парами (давал задумчивого, подвисал, будучи не в состоянии поддерживать сразу несколько программ), потому что мне казалось, будто за нами следят, точнее – за мной. Я хотел списать это на недосып, бутылку вина, на вынужденные признания в кабинете доктора Ким, на то, что я так и не смог найти джинсы, где со вчерашнего оставался еще кокс, на отказ в сексуальной близости, на парня из колледжа, который солгал мне в моем кабинете.
Но тут я снова увидел машину.
Кремовый «450SL» катился по Эльсинор-лейн и остановился на углу Бедфорд-стрит. Сначала я беспомощно уставился на авто, праздно стоящее под парами, затем постарался отвлечься, раздумывая, в какой из дней следующей недели будет лучше поехать в Лос-Анджелес. Восемь взрослых, разбившись на пары, приближались к «мерсу» по тротуару. Тут я попросил у Джейн цифровую камеру – и теперь, восстанавливая события, не могу вспомнить зачем. Джейн и Митчелл в два голоса сетовали на «Ин-энд-аут-бургер», скоро открывающийся на Мейн-стрит, и, не прерываясь, она передала мне фотоаппарат. Я посмотрел в видоискатель и наставил объектив на «мерседес». Уличные фонари светили до нелепости ярко и размывали все контуры, так что навести фокус было очень не просто. Я не понимал, почему машина вдруг перестала быть просто машиной, почему, увидев ее второй раз, я стал воспринимать ее как нечто темное, как напоминание о каком-то кошмаре. Когда я подошел поближе и навел зум на багажник, а потом на заднее стекло, машина, казалось, сама почувствовала мой интерес и – будто решение приняла она, а не водитель – свернула с Эльсинор и исчезла на Бедфорд-стрит. В голове у меня затуманилось. Мне казалось, я под колпаком, тут налетел горячий ветер, и я расслышал едва различимый шум, как от электроприбора, и – задрожал.
Сердце мое забилось чаще, и необъяснимая скорбь наполнила грудь.
Гигантская оранжевая луна в ту ночь висела прямо над черным горизонтом, и люди вокруг говорили – кажется, мол, протянешь руку и достанешь.
Когда Джейн объясняла раскрывшим рты родителям, зачем ей нужно в Торонто на следующей неделе, мне вдруг пришлось откланяться. Я попросту сказался уставшим. Асфальт подо мной изгибался, кожа покрылась испариной. Джейн хотела было что-то сказать, но тут заметила, что Сара собралась сделать «колесо», и закричала, умоляя ее быть осторожнее. Я со всеми попрощался, уверил Алленов, что мы ждем не дождемся воскресного вечера, и отдал Джейн камеру. Я знал, что бегство – не лучший исход, но другого выбора у меня не было. Взяв на заметку ее недовольство и разочарование, я направился к дому, освещенному лишь тыквенными фонарями, чьи улыбки стали уже оседать. До сих пор помню то облегчение, с которым Робби вздохнул, когда я поковылял прочь.
В кабинете я налил себе большой бокал водки и вышел на открытую террасу, с которой были видны подсвеченный бассейн, задний двор и просторное поле, ведущее к лесу. В свете оранжевой луны вырисовывались кривые контуры черных деревьев. Я потягивал водку и думал: интересно, имеют ли те странные мерцающие огни, что многие видели здесь в июне на сером, низко нависшем небе, отношение к исчезновению мальчиков, которые стали пропадать примерно тогда же? Другие возможные версии были только хуже.
Что-то пролетело мимо.
Виктор выскочил из дома и залился безудержным лаем. Лаял он на лес.
– Заткнись ты, – устало произнес я, – не гавкай.
Он беспокойно взглянул на меня, сел и заскулил.
Я постарался расслабиться, теплый ветер мягко поглаживал меня. Тут мой взгляд привлекло нечто, лежащее рядом с джакузи, – оказывается, включенным, и над пузырящейся нагретой водой поднимался пар. Я поставил бокал на решетку для барбекю, неуверенно пересек террасу и обнаружил плавки. Я предположил, что плавки остались после вечеринки, взял их, однако они были совершенно мокрыми, как будто кто-то вот только вылез из джакузи и стянул их. Тут я обратил внимание на рисунок: шорты были покрыты крупными нереальными красными цветами. Передо мной вдруг пронеслись Гавайи, и взгляд остановился на отеле «Мауна-Кеа», где отдыхала наша семья, когда я был маленький. «Это мои плавки?» – спросил я себя, потому что у меня (как и у папы) когда-то были такие же, но почти сразу понял, что ответ отрицательный. Я аккуратно выжал плавки и повесил их сушиться на перила террасы. Вернулся к водке и вдруг сделал большой глоток. Задержав дыхание, обернулся и вгляделся в лес.
Ночь пропиталась мраком, темнота буквально ослепляла. Шум ветра, будто пропущенный через усилитель и колонки. Я заметил, что Виктор снова вскочил и уставился на лес. Теплый ветер трепал его золотистую шкуру. Я все так же вглядывался в темный лес, и мрак притягивал меня, впрочем, так было всегда. Ветер, налетавший порывами, был какой-то… …погребальный…