Секреты Лос-Анджелеса - Эллрой Джеймс. Страница 30
Коутс молчит, хрустя пальцами, взгляд его здорового глаза беспокойно мечется по комнате. Эд выключает передатчик.
– Ладно, Рэй, давай сменим тему.
– Ну чё, может, о бейсболе поговорим, гребанный в рот?
– Нет, лучше о бабах. Ты с кем-то спал прошлой ночью? Или вылил на себя ведро духов, чтобы обойти парафиновый тест?
Коутс молчит. Его колотит крупная дрожь. Так обычно ломает наркоманов.
– Где ты был вчера в три часа ночи? – спрашивает Эд.
Коутс дрожит все сильнее.
– Нервишки шалят, Сахарок? Так что там с духами и женщинами? Даже у такого говнюка, как ты, должны быть женщины, которых он любит. У тебя есть мать? Сестры?
– Слово о моей матери скажешь – изувечу!
– Рэй, если бы я тебя не знал, подумал бы, что ты защищаешь честь какой-нибудь красотки. Ну, типа она – твое алиби, и все это время вы провели вместе. Но я тебя знаю, и мне трудно в это поверить. Тем более что от Тайрона и Лероя воняет теми же самыми духами. И пахнет все это групповухой. И сдается мне, что в колонии вы узнали о том, что такое парафиновый тест и как его обойти, и сдается также, что какие-то остатки совести у тебя еще сохранились, и тебе тяжело вспоминать о том, как ты убил трех ни в чем не повинных женщин…
– НИКОГО Я НЕ УБИВАЛ!
Эд достает утренний «Геральд».
– Пэтти Чезимард, Донна Де Лука и еще одна, неопознанная. Почитай, пока я передохну. А потом я вернусь, и ты получишь шанс заключить сделку, которая, может быть, спасет тебе жизнь.
Коутс трясется так, что едва не падает со стула. От него разит потом. Эд швыряет газету ему в лицо и выходит.
В холле его ждут Тад Грин и Дадли Смит, в стороне стоит Бад Уайт.
– Смотритель парка их опознал, – говорит Грин, – это те самые. А ты был великолепен.
Эд чувствует запах собственного пота.
– Сэр, на упоминании о женщинах Коутс готов был сломаться. Я это почувствовал.
– Я тоже. Продолжай разрабатывать эту тему.
– Нашли машину или оружие?
– Нет. Но найдем. Ребята из 77-го участка сейчас трясут их родственников и друзей.
– Следующим я хотел бы обработать Джонса. Можете кое-что для меня сделать?
– Что именно?
– Подготовьте Фонтейна. Снимите с него наручники и дайте утреннюю газету.
Грин указывает на окно в комнату № 3.
– Этот скоро расколется. Уже в штаны наложил.
Тайрон Джонс всхлипывает, сжавшись в комок, на полу у ножек его стула – лужа мочи. Эд отворачивается.
– Сэр, не мог бы лейтенант Смит громко и внятно прочитать в его динамик статью из утренней газеты? Особенно подчеркнуть абзац о машине, которую видели возле «Ночной совы». Я хочу, чтобы этот парень дозрел.
– Договорились, – отвечает Грин.
Эд снова смотрит на Тайрона. Тот рыдает: скованный наручниками, скрючившийся на стуле – чернокожий, рыхлый, нескладный, лицо в серых отметинах оспин.
Сигнал. Дадли Смит подходит к динамику, начинает говорить в микрофон. Беззвучно шевелятся губы. Эд следит за Джонсом.
Слушая статью, парень трясется и дергается, словно казнимый на электрическом стуле из учебного фильма, который им показывали в Академии: неполадки в механизме – прежде чем поджариться, преступник получил разрядов пятнадцать. Смит закончил. Джонс совсем сползает со стула, голова его опускается на грудь.
Эд входит в комнату № 3.
– Тайрон, Рэй Коутс дал на тебя показания. Сказал, что «Ночная сова» – твоя идея. Что ты это придумал, когда вы втроем развлекались в Гриффит-парке. Тайрон, расскажи мне, как было дело. Мне кажется, зачинщиком все-таки был Коутс. Я думаю, он тебя заставил. Расскажи, где тачка и стволы, – и останешься жив.
Молчит.
– Тайрон, тебе светит вышка. Если не заговоришь, не проживешь и полугода.
Молчит и не поднимает головы.
– Сынок, все, что от тебя требуется, – сказать, где Сахарный Рэй спрятал тачку и дробовики.
Молчит.
– Послушай, сынок, это дело одной минуты. Ты говоришь, где стволы и тачка, и тебя переводят в Отдел зашиты свидетелей. Ни Рэй, ни Лерой до тебя не доберутся.
Окружной прокурор обеспечит тебе охрану. И ты не попадешь в газовую камеру.
Нет ответа.
– Сынок, убиты шесть человек. Кто-то должен за это ответить. Либо ты, либо Рэй.
Нет ответа.
– Тайрон, он назвал тебя пидором. Сказал, что ты подставляешь жопу и тебе это нравится. Что ты берешь в ро…
– Я НИКОГО НЕ УБИВАЛ!
Эд едва не подпрыгнул от этого неожиданного вопля.
– Сынок, у нас есть свидетели. Есть доказательства. Коутс уже во всем признался. Сказал, что зачинщиком был ты. Спаси свою жизнь, сынок. Это очень просто. Тачка, стволы. Где они?
– Я никого не убивал!
– Тише, Тайрон. Знаешь, что говорил о тебе Рэй Коутс?
Джонс, вздернув голову:
– Брехня все это!
– Вот и я думаю, что брехня. Нет, ты не пидор. Скорее уж это он пидор – он ведь женщин ненавидит. Небось, ему понравилось убивать тех женщин. А вот тебе нет, верно?
– Не убивали мы никаких женщин!
– Тайрон, где ты был вчера в три часа ночи?
Молчит.
– Тайрон. почему Сахарный Рэй спрятал машину?
Молчит.
– Тайрон, почему вы спрятали стволы, из которых стреляли в Гриффит-парке? У нас есть свидетель, он вас опознал.
Молчит, качая головой, и из его зажмуренных глаз текут слезы.
– Скажи, сынок, зачем Рэй сжег одежду, в которой вы были прошлой ночью?
Джонс уже рыдает в голос, по-собачьи подвывая.
– На ней была кровь, верно? Черт возьми, как не быть крови, вы же застрелили шестерых! Рэй спрятал все концу в воду. Это он избавился от стволов и машины, он придумал сжечь одежду. Главарем был он, верно? Он у вас всегда был главным, он говорил вам с Лероем, что делать, всегда, с тех самых пор как ты стал пидором в Казитасе, верно? Говори, сволочь!
– МЫ НИКОГО НЕ УБИВАЛИ! Я НЕ ПИДОР НИКАКОЙ!
Эд обходит стол, приближается к нему. Говорит медленно, раздумчиво.
– Знаешь, как мне кажется, все это было? Сахарный Рэй в вашей компании главный. Лидер. Лерой у него на побегушках. А ты – просто жирный клоун, над которым все смеются. Ты к ним прибился, чтобы почувствовать себя человеком, верно? А Сахарный Рэй тебя терпит, потому что ему нравится над тобой прикалываться. Вы с ним вместе сидели в Казитасе, потом вместе сеанса набирались. Сахарку нравилось подглядывать за девками, тебе – за парнями. И вам обоим нравилось смотреть на белых, потому что белые для цветного – запретный плод. И в ту ночь вы сели в шикарный «меркури» сорок девятого года, захватили с собой помповики, нажрались «красных дьяволов», которые вам продает Роланд Наваретте, и поехали в Голливуд, в город белых. Сахарок все тебя дразнил – говорил, что ты голубой. Ты отвечал: неправда, это только потому, что в колонии девок не было. А Сахарок говорит: докажи. Вы ехали и заглядывали в окна. Но время было уже позднее, белые задернули занавески и легли спать, а ты накачался наркотой и тебя просто распирало изнутри, хотелось сделать что-то такое – ты сам не понимал что. А потом вы подъехали к «Ночной сове». Заведение открыто, внутри одни белые… И тут ты не выдержал. Бедный Тайрон, бедный жирный педик Тайрон – он сорвался. Ты ведешь парней в «Ночную сову». Там шестеро: трое мужчин и три женщины. Вы запираете всех в подсобке, взламываете кассу, заставляете повара сказать вам код сейфа и все выгребаете оттуда. Вытряхиваете сумочки и бумажники, спрыскиваете руки женскими духами. И тут Сахарок говорит: «Эй, Тайрон, трахни вон ту бабу. Докажи, что ты не пидор». Но этого ты сделать не можешь. И тогда ты начинаешь стрелять, а следом за тобой и остальные, и тебе это нравится, потому что в этот миг ты перестаешь быть несчастным, жирным, черномазым, дрисливым пидором…
– НЕТ! НЕТ! НЕТ! НЕТ! НЕТ!
– Да! Где стволы, мразь? Или ты сознаешься и начнешь давать свидетельские показания, или отправишься в газовую камеру!
– Нет! Я никого не убивал!
Эд грохает кулаком по столу.
– Зачем вы избавились от машины?
Джонс мотает головой, разбрасывая вокруг капельки пота.