100 великих любовников - Муромов Игорь Анатольевич. Страница 142
Мюссе, как настоящий денди, одевался в согласии с модой весьма эксцентрично. Его сюртук украшал необычайно широкий бархатный воротник, брюки он носил в обтяжку, либо голубого, либо розового цвета. Огромный галстук и высокий цилиндр, надвинутый на ухо, дополняли картину. Мюссе слыл донжуаном, легкомысленным эгоистом, не лишенным все же сентиментальности, эпикурейцем, любящим жизнь. Аристократ де Мюссе имел репутацию единственного светского человека среди французских романтиков.
Долгое время разговоров о любви между ними не было. «С этой точки зрения нас разделяет Балтийское море, – считал граф. – Госпожа может предложить только моральную любовь, а я никому не умею ответить такой взаимностью».
Дружба с Мюссе льстила самолюбию Жорж Санд. Известный поэт имел обширные связи среди элиты интеллектуального Парижа, вращался в самых изысканных сферах, о нем говорили, что он необыкновенно талантлив. Она же только начинала литературную карьеру и могла похвастаться разве что своей небывалой работоспособностью: за пятнадцать месяцев она написала три романа.
Дружба продолжалась не слишком долго. Письмо, которое ей вручили 29 июля 1833 года, содержало признание в любви. Оно поражало откровенностью, удивительной для этого насмешника и вольнодумца, который говаривал, что любит всех женщин и всеми пренебрегает. «Жорж, Жорж, два месяца с тобой сделали меня королем мира».
Она не поверила. Однако было в письме что-то такое, что все же ее взволновало. Мюссе написал, что «любит, как ребенок». Ни о чем она так глубоко не тосковала, как о таком чувстве любовного материнства. Жорж Санд была старше Альфреда на шесть лет… Да и слезы, которыми он залился при их встрече, тронули ее сердце.
Он переехал к ней. И Жорж Санд радовалась, что есть теперь перед кем развернуть свои хозяйские таланты. Он же изображал несносного проказника, рисовал на них обоих карикатуры и писал забавные стишки в ее альбом. Они любили устраивать розыгрыши. Однажды они дали обед, на котором Мюссе был в костюме маркиза XVIII века, а Жорж Санд в панье, в фижмах и мушках. В другой раз Мюссе переоделся в одежду нормандской крестьянки и прислуживал у стола. Как бы случайно он вылил содержимое графина на голову философа Лермине. Его никто не узнал. Жорж Санд пришла в восхищение.
Мюссе искал в любви драматические переживания, поэтому сознательно причинял себе и возлюбленной страдания. Но хотя поэт и чувствовал себя счастливым, где-то на самом дне сердца появились первые симптомы скуки. Прошло безумие чувств, он стал сравнивать ее с другими женщинами… и не увидел разницы. В романе «Исповеди сына века», написанного под влиянием глубокого чувства к Жорж Санд, Мюссе признавал, что иной раз какой-то ее жест, слово, манера раздеваться напоминала ему девицу легкого поведения. Она разочаровала его как любовница. Жорж Санд не могла допустить, чтобы люди думали, что она брошена этим любовником всех женщин и, призвав на помощь все богатство своего воображения, старалась дать ему полноту наслаждений.
Уже после их разрыва Альфред де Мюссе писал: «Я думаю, что ей никогда не удалось испытать высшего наслаждения, однако она была интересна в замыслах, что часто производило впечатление бесстыдства, рожденного самой холодностью».
Вскоре любовники уехали в Италию. Номер, который они снимали в дорогом отеле, стал местом драматических сцен. Мюссе все время раздражался из-за педантичности Жорж Санд, с которой она неизменно, даже во время путешествия, садилась за работу, вскакивая ночью с постели и запирая дверь, соединяющую их комнаты. Злость поэта проявлялась в бурных сценах. Он не выбирал слов, чувствуя себя оскорбленным и непонятым. Видимо, тогда прозвучали слова, которые трудно простить: «Жорж, я ошибся. Извини, но я не люблю тебя». Но немедленно уехать Жорж Санд не могла, ее не отпускала лихорадка, подхваченная еще во время путешествия. Первые две недели в Венеции Мюссе искал развлечений в городе. Когда она почувствовала себя лучше, вдруг заболел Мюссе. Болезнь выглядела очень страшной, повторялись приступы галлюцинаций.
Двадцать дней Жорж Санд и молодой врач Паджелло находились у постели поэта. Между тем обостренная интуиция выздоравливающего Мюссе нашептывала ему, что он мешает двоим. Мы любим только то, чем целиком не обладаем. Он любил ее снова. Мюссе настойчиво требовал объяснений, но Жорж Санд напомнила ему, что они расстались еще перед ее болезнью…
Из Италии Мюссе вернулся разбитым душевно и физически. Он был близок к отчаянию. Свет его не прельщал. Даже костюмированные балы Александра Дюма-отца и художника Девериа, на которых блистала знаменитая красавица Кидалоза, не могли развеять грусть Мюссе, о котором Гейне остроумно сказал: «У этого впереди великое прошлое».
В Париже Мюссе искал отсутствующую Жорж, ходил ее дорогами, умилялся оставленными ею на блюдечке папиросами и прятал в карман ее сломанный гребень; с той поры он стал носить его при себе как амулет.
И вдруг Мюссе встретил женщину, которая заставила его снова поверить в жизнь. Княгиня Христина Бельджойзо в середине тридцатых годов прошлого века произвела настоящий фурор на балу короля Луи-Филиппа, после чего стала принимать в своем салоне высшую аристократию Парижа, а также интеллектуальный и художественный цвет Франции. Альфред Мюссе встречался с этой удивительной женщиной в самых модных салонах. Муж княгини очень любезно отнесся к поэту, позволив ему быть ближе к своему божеству. Мюссе был поражен, ослеплен, подавлен. Ничего подобного он никогда не испытывал. «Есть ли у нее сердце?» – вопрошал он, когда его не менее восторженные друзья уже давно поняли, что брюнетка с голубыми глазами – верная жена, хотя и не лишена кокетства. Мюссе воспел ее под именем Нинон.
Неприступность знатной миланки вскоре была восполнена любовным жаром очень миленькой гризетки Луизы. Одновременно поэт находил утешение и в благосклонном отношении писательницы Луизы Коллэ, которая, правда, называла свою дружбу с Мюссе чисто платонической (в своем романе «Lui», посвященном жизни поэта).
Гениальные люди удивительным образом могут сочетать в себе вертеровские страдания и легкомыслие ловеласа. Поэт дарил свое расположение и госпоже Жубер, очень милой и талантливой особе, написавшей ценные «Воспоминания». Она также помогла развеять тоску поэта после разлуки с Жорж Санд, вдохновив его на создание комедии «Un caprice», ставшей классикой французской сцены.
Весной 1838 года в салоне мадам Жубер Мюссе увидел выступление юной певицы, Полины Гарсии, сестры Малибран, чью смерть он оплакивал в великолепных стансах. Голос Полины был до того нежен и чист, а исполнение столь проникновенно и страстно, что поэт сразу влюбился в некрасивую, но тем не менее очаровательную девушку. Однако у маленькой испанки было не такое легко воспламеняющееся сердце, как у чувствительной парижанки. Она сумела удержать «принца Фосфора», как называла мадам Жубер своего любовника, на почтительном расстоянии.
Через год Мюссе встретился со знаменитой артисткой Рашелью. Во время их знакомства Рашель только дебютировала во время «мертвого» сезона на сцене театра «Французской комедии».
Мюссе, недолюбливавший артистическую богему, все-таки посетил Рашель. Ее окружение и весь театральный мир он превосходно описал в «Ужине у Рашели». Когда молодой артистке удалось освободиться от опеки родителей, она сняла дачу в Монморанси, там часто бывал Мюссе. Он писал своему брату: «Как восхитительна была Рашель недавно вечером, когда бегала в моих туфлях по своему саду». Он собирался написать для своей новой подруги две трагедии в стихах, но серьезно об осуществлении этого намерения не думал.
Тем временем Рашель стала настоящей звездой театра «Французской комедии» и любимицей парижского общества. Однажды она дала ужин, на который был приглашен и Мюссе. Гости восхищались драгоценным кольцом на тонком, почти прозрачном пальце артистки.
«Знаете что, господа? – сказала она вдруг. – Так как кольцо вам всем нравится, я объявляю аукцион. Тот, кто больше предложит, тот его и получит».