Рубин королевы - Бенцони Жюльетта. Страница 14

Маркиз пожал худыми плечами.

– Если речь идет о призраке, то знайте: я их не боюсь. В этом доме один уже есть.

Морозини отметил про себя, что эти слова похожи на признание в краже, но вслух ничего говорить не стал. Только еще шире улыбнулся, надеясь, что так его вопрос прозвучит убедительнее:

– Значит, вы согласны поговорить со мной о рубине?

Старый маркиз больше не колебался. Он откинулся на спинку кресла, еще прочнее уперся локтями в подлокотники и соединил кончики пальцев.

– В конце концов, почему бы и нет? Но предупреждаю: мне известно не все. Так, например, я представления не имею, где камень может находиться сейчас. Не исключено, что он безвозвратно утерян.

– Такие поиски и составляют суть моей профессии, – со всей серьезностью произнес Альдо. – Не скрою, однако, что они доставляют мне удовольствие. История всегда была для меня садом чудес: прогуливаясь по нему, порой рискуешь жизнью, зато он умеет вознаградить вас за это ни с чем не сравнимой радостью.

– Я начинаю верить, что мы можем прийти к согласию, – сказал, внезапно смягчившись, старик. – Как вы уже знаете, королева Изабелла подарила этот восхитительный камень, который мы видели на портрете, своей дочери Хуане в день, когда принцесса отплывала из Ларедо в Нидерланды, где ее ожидал избранный для нее супруг. Это был завидный брак даже для инфанты: Филипп Австрийский по материнской линии – потомок герцогов Бургундских, которых называли великими герцогами Запада, был сыном императора Максимилиана. Он был молод, считался красивым... Хуана верила, что плывет к счастью. Счастье! Как будто это утешение ничтожных людей может существовать для принцессы! В том же 1496 году должно было состояться и второе бракосочетание: сестра Филиппа, принцесса Маргарита, выходила замуж за старшего брата Хуаны, наследника испанского трона. Корабли, отвозившие инфанту, должны были вернуться обратно с невестой принца...

Рассказчик умолк и хлопнул в ладоши – по этому знаку прибежала служанка, и маркиз отдал ей краткое приказание. Чуть позже женщина явилась снова – на этот раз с подносом, на котором стояли два оловянных кубка и графин с вином. Почтительно присев в реверансе, служанка поставила все это на стол перед хозяином. Не вымолвив ни слова, маркиз наполнил кубки и предложил один из них своему гостю.

– Попробуйте «Амонтильядо», – посоветовал он. – Если вы знаете толк в винах, вам должно понравиться...

Даже если бы это был яд Борджиа, Морозини согласился бы выпить зелье – ведь оно служило знаком примирения. Но это было вино, к тому же приятное на вкус: мягкое и очень душистое.

По всей видимости, Фуенте Салида нужно было подкрепиться: он один за другим осушил два кубка подряд.

– Не знаю, ваш рубин тому виной или что-то еще, – вновь заговорил он, – но в августе громадную флотилию – сто двадцать кораблей! – изрядно потрепала в Ла-Манше сильная буря. Ища убежища, они отправились в Англию, где несколько кораблей пропали. Слава Богу, эта участь не постигла тот, на котором находилась принцесса, но прошло больше месяца, прежде чем она сошла наконец на низкий берег Фландрии, и еще месяц, прежде чем соизволил появиться жених.

– Как? Он не прибыл в порт встретить свою невесту?

– Да нет же, Господи! Он охотился в Тироле. И тогда, и после ему не приходило в голову особо усердствовать в заботе о жене. Впрочем, было и к лучшему, что их первая встреча отложилась: Хуана сошла на берег вымокшая до нитки, измученная морской болезнью, да к тому же с чудовищным насморком. Но все же, едва она ступила на землю, было сделано самое необходимое, и в Антверпене она впервые увиделась с некоторыми членами своей будущей семьи – с Маргаритой, которой предстояло стать ее невесткой, и с бабушкой, Маргаритой Йоркской, вдовой Карла Смелого.

– А то, что жених не слишком к ней торопился, не ранило принцессу?

– Нет. Хуане сказали, что он занят государственными делами, а она с детства привыкла с уважением относиться к этому аргументу. Знаете, она была, наверное, лучшей из принцесс ее возраста...

– Вы говорите о ней так, словно были с ней знакомы, – заметил Морозини, тронутый неподдельной страстью, звучавшей в голосе старика, не по своей воле принимавшего его у себя.

Не ответив, Фуенте Салида встал, достал из темного угла комнаты плоский сверток из грубой ткани, развязал его и, достав портрет, разложил полотно на столе, прямо под большим канделябром с полуоплывшими свечами.

– Посмотрите на это нежное, это восхитительное лицо, такое молодое, но такое серьезное! Это лицо юной девушки, наделенной всеми достоинствами, живым умом, способностями к искусству: Хуана рисовала, писала стихи, играла на многих музыкальных инструментах, знала латынь и другие языки, танцевала с бесконечной грацией. Единственное темное пятнышко: склонность к меланхолии, унаследованная от бабушки-португалки... Ее мать имела все основания считать, что она станет замечательной императрицей рядом с достойным ее супругом. Но она не могла даже на секунду предположить, что тупица и грубиян, злоупотребляя страстью, которой пылала к нему Хуана, приведет ее на грань безумия...

Не стану рассказывать вам всю ее историю – ночи бы не хватило. Поговорим только о том, что вас интересует: о рубине. Вы легко догадаетесь, что после первых ночей любви – а он тоже любил ее, до тех пор, пока не стал третировать, пока не стал пренебрегать ею и не вернулся к своим любовницам! – так вот, после первых ночей любви она подарила ему драгоценность, которую некоторое время он с гордостью носил... Но через некоторое время она заметила, что он больше не носит этот камень. Бедная девочка решилась спросить, где ее подарок. Филипп не задумываясь ответил, что он куда-то подевался, но, конечно, в один прекрасный день найдется.

– И нашелся?

– Да. Три года спустя. История двигалась гигантскими шагами. Скончался брат Хуаны, принц Австрии, за ним пришел черед старшей сестры – Изабеллы, чей единственный ребенок тоже угас в 1500 году. И вот Хуана и ее супруг оказались наследниками двух корон: Кастилии и Арагона. Они вернулись в Испанию, чтобы получить признание их католических величеств и кортесов. Но Филиппу Испания скоро надоела, фламандскому жуиру здесь нечего было делать. Он уехал на родину, а его жена сходила с ума от отчаяния, но вынуждена была оставаться здесь. Когда наконец после нескольких сцен, сильно встревоживших ее мать, несчастную отправили к мужу, уже началась зима. Погода стояла ужасная, все бури со всего света трепали корабль, на котором она плыла в Брюгге. Когда же наконец она высадилась на берег, в разгаре было празднество, устроенное ее обожаемым супругом, на котором он бесстыдно демонстрировал свою последнюю пассию: прелестное создание с золотыми волосами, распутницу, на груди которой горел... рубин, подаренный Хуаной мужу в знак любви!

Гнев ее был страшен. Назавтра она приказала своим служанкам схватить фламандку и, не слушая ее криков, не только сорвала с нее драгоценность, но и при помощи ножниц изуродовала ее роскошную шевелюру, а потом раскромсала лицо. Филипп отомстил за любовницу, наказав жену, как нашкодившее животное: выпорол кнутом! Ей стало после этого так плохо, что этот хлыщ, ее муж, подумал: а вдруг она умрет? И, испугавшись гнева родителей Хуаны, а более всего боясь потерять права на испанский трон, принялся просить прощения. Хуана простила, но рубин оставила у себя.

Изабелла Католичка скончалась, и Филипп с Хуаной вновь отправились в Испанию, чтобы вступить на трон Кастилии, которую кончина Изабеллы отделила от Арагона. Фердинанд был жив и здоров, мало того – только что женился снова. Судьба распорядилась так, что ни Хуане, ни Филиппу никогда больше не довелось увидеть серое небо Фландрии. 25 сентября 1506 года Филипп простудился, возвращаясь с охоты, слег и умер после недельной агонии, в течение которой жена не отходила от него ни на шаг.

Когда он испустил последний вздох, Хуана не плакала, напротив, выглядела странно спокойной, хотя все ожидали приступа отчаяния. Известно, что в ночь после временных похорон она пошла в картезианский монастырь де Мирафлорес, где стоял гроб с телом, приказала открыть гроб и принялась осыпать покойного ласками и поцелуями. Видимо, именно в этот момент она надела ему на шею рубин – так же, как после одной из первых ночей любви. Она наотрез отказалась предать тело земле и решила отвезти его в Гранаду, чтобы там он покоился по-королевски рядом с Изабеллой Католичкой. И вот тут-то и начался кошмар! Именно тогда ее охватило безумие. В ночь под Рождество 1506 года Хуана во главе длинного кортежа двинулась из Бургоса навстречу ветрам и шквалам, свойственным нашим местам. Гроб был помещен на колесницу, запряженную четверкой лошадей. Ехали по ночам, а когда наступал рассвет, останавливались в каком-нибудь монастыре или сельском доме, и тогда с уст черного призрака, каким стала королева, срывались страшные слова: «Откройте гроб!» Она была одержима страхом, что останки ее идола могут похитить. Тем более что беременная пятым ребенком, Хуана знала: придется где-то задержаться, чтобы произвести его на свет. Особенно подозрительными казались ей женщины, даже монашки не пользовались ее доверием, и она никогда не останавливалась в женских монастырях. Ей необходимо было каждый час убеждаться в том, что тело на месте, и по ее приказанию погребальные службы совершались трижды в день.