Манхэттенский охотничий клуб - Соул Джон. Страница 45
Глава 28
«Это был не Джефф, – твердила себе Мэри, выходя на станции „Гранд-Сентрал“. – Это не мог быть Джефф. Джефф погиб!»
Слова уже превратились в мантру. Мэри повторяла их так же бессознательно, как и ежедневные молитвы. Но в молитве она находила успокоение, а тут... Да, действительно, только что в телефонной трубке были слышны какие-то отрывочные слова. Но как их связать с тем, что происходило в последние два дня? Посещение морга, кремирование тела Джеффа... Но обрывочные фразы по телефону произносил голос сына и спутать его с кем-то другим было невозможно. У Мэри буквально разрывалось сердце.
«...Ма... ты... это я... ма...»
«...Мам, это... я... я... не умер...»
Но она сама видела тело сына в морге.
Правда, Кит считал, что это не Джефф, но Мэри ему не верила, боясь допустить даже мизерную вероятность ошибки. Джеффа везли в тюрьму Рикерс-Айленд в полицейском фургончике, который взорвался. Причем все находившиеся в нем люди – Джефф и двое охранников – погибли. Все это тщательно запротоколировано полицией. Какая же тут может быть ошибка?
Мэри медленно двигалась в сторону Пятой авеню, и в ушах взволнованный голос снова и снова повторял:
«...Мам, это... я... я... не умер...»
Она резко остановилась.
А если Кит прав и произошла ошибка? В том числе и арест Джеффа, признание его виновным, суд... Но это невозможно. Бог не допустил бы такой несправедливости.
«...это я, ма...»
Мэри свернула на Пятую авеню. Нервы были напряжены до предела, в голове гудело. Она открыла массивную дверь собора Святого Патрика, вошла, остановилась у сосуда со святой водой. Погрузила пальцы в воду, затем преклонила колени. Постепенно храм начал ее успокаивать. Вокруг были люди – туристы, щелкающие затворами фотокамер, несколько верующих на коленях, перед алтарем и в рядах, – но все равно громада собора приглушала их голоса почти до шепота. Мэри всегда находила в церкви успокоение.
Отец Бенджамин решил служить мессу в приделе Богоматери в дальнем конце храма.
Она двинулась по длинному левому проходу мимо стенда с документами по истории собора, мимо ниш с иконами святых, и с каждым шагом уверенность крепла. Наконец голос в ушах затих.
«Конечно, это не Джефф...»
Неожиданно раздались оглушительные аккорды токкаты и фуги ре-минор Баха. Ощущая музыку не только слухом, но и телом, Мэри дошла до конца ряда и свернула налево. Придел Богоматери открылся перед ней, как маленькая шкатулка с драгоценностями.
Над двенадцатью скамьями, разделенными одним проходом, возвышалась большая фигура Пресвятой Девы Марии. Она стояла, слегка опустив глаза, как будто оглядывая скамьи. Статуя была изваяна из белого камня, алтарь под ней тоже был белый.
Скамьи пустовали, и в первый момент Мэри испугалась, что пришла не туда, где договорились отслужить мессу, или перепутала время. Она посмотрела на часы.
«Ну конечно. Я пришла почти на два часа раньше. Может, уйти? Но куда?»
Мэри быстро преклонила колени, затем скользнула на скамью и там снова, не замечая боли, приняла коленопреклоненную позу.
Эхо собора доносило неясные голоса хора мальчиков. Молитвенно сложив руки, Мэри посмотрела в глаза Богоматери.
«Теперь я понимаю, что Ты тогда чувствовала. Какую испытала боль, наблюдая, как умирает на кресте Твое родное дитя».
Статуя Богородицы расплылась в тумане. Глаза Мэри наполнили слезы, но она не отводила взгляда. И вскоре ей показалось, что Пресвятая Дева улыбнулась. Мягкая, нежная улыбка наконец успокоила боль, сжимающую сердце с тех пор, как Мэри услышала по телефону голос.
Внезапно на фоне пения мальчиков она различила другой голос, который прошептал: «Верь...»
Мэри напряглась и побледнела. Лицо Богоматери теперь было видно совершенно отчетливо. Пресвятая Дева смотрела прямо в глаза Мэри Конверс и таинственно улыбалась.
«Верь, – прошептал голос где-то душе. – Верь...»
Голос замер, и одновременно с ним закончил пение хор мальчиков. На Мэри нахлынуло до сих пор неведомое умиротворение.
Затем откуда-то очень издалека знакомый голос тихо произнес: «Это я, мама».
Джефф. Разве можно не узнать голос родного сына?
«Я не умер, мама».
«Я ЖИВОЙ... ЖИВОЙ...»
В наступившей тишине Мэри поднялась, вглядываясь в безмятежное лицо Богоматери. Теперь Ее глаза смотрели куда-то мимо, улыбка, казалось, потеряла таинственность, но произнесенное слово по-прежнему звенело в ушах.
– Это знак, – прошептала Мэри Конверс. – Знак, который я ждала. Я верю...
Она встала – боль в коленях, усталость, нервозность, все было забыто – и поспешила к выходу. Легко сбежала по ступенькам и остановила проезжавшее мимо такси.
– На Бродвей. Угол Сто девятой улицы.
Тилли начала беспокоиться. Она сидела в парке уже почти полтора часа. Сейчас было одиннадцать, это сообщили трое прохожих из шестерых, у которых Тилли спросила, который час. Другие трое вроде бы не заметили ее существования. Впрочем, женщину из подземелья это нисколько не удивило. Было также известно, что сегодня суббота. И не только потому, что людей в парке больше, чем обычно. Тилли проверила себя, посмотрев дату на газете, которую читал человек на соседней скамейке.
В общем, день был верный и время тоже. Но где же тогда мисс Харрис?
Тилли была уверена, что не ошиблась. Она же не полусумасшедшая, вроде Лиз Ходжез. Ведь только вчера они с мисс Харрис договорились встретится здесь, на этой скамейке, в девять тридцать утра. Тилли постаралась не опоздать, но не из-за того, что мисс Харрис может рассердиться, и не из-за денег тоже. Тилли постаралась прийти вовремя просто потому, что уважала мисс Харрис. Кроме того, член муниципального совета была очень занятая женщина. Наверняка, здесь, на поверхности, таких не много.
До сих пор мисс Харрис никогда не опаздывала. В любом случае Тилли приготовилась ждать хоть весь день, если понадобится. К тому же особых дел у нее не было, да и денек обещал быть приятным.
«Я похожа на старую медведицу, вылезшую весной из берлоги».
Сравнение с медведицей ей понравилось, и она громко рассмеялась. Это испугало пару с детской коляской. Молодые люди посмотрели так, что Тилли тут же расхотелось смеяться.
«Наверное, приняли меня за сумасшедшую».
Потом на дорожке вдруг появилась Джинкс.
– Ты сказала, что охотники преследуют только преступников, – начала девочка, блестя глазами.
Тилли нахмурилась.
– Хм, конечно.
– И на этот раз тоже? – Джинкс повысила голос.
– Чего раскричалась? Садись и объясни, в чем дело.
– Джефф Конверс! – выпалила Джинкс.
Услышав имя, Тилли огляделась. Вроде бы никто не слышал, но на поверхности охотников поминать ни в коем случае не следовало. Она схватила Джинкс за руку.
– Успокойся.
Затем в последний раз поискала глазами Ив Харрис и, решив больше не ждать, направилась к реке, держа девочку за руку.
– Отпусти! – возмутилась Джинкс, пытаясь освободиться.
Но пальцы у Тилли были крепкие. Они обошли бейсбольное поле и через несколько минут пролезли в едва заметную дыру в высоком заборе, отделяющем парк от железнодорожных путей. Здесь околачивалось два десятка бездомных, одетых в разнообразное тряпье. При ближайшем рассмотрении оказалось, что они вовсе не околачивались, а дежурили, распределившись по двое-трое. Некоторые лежали в сорной траве, другие подпирали спинами поддерживающие шоссе колонны.
Проходя мимо, Тилли кивнула нескольким, с некоторыми даже перекинулась парой слов. Но с Джинкс заговорила, когда их поглотил мрак железнодорожного туннеля.
– Теперь расскажи, в чем дело.
– Он не виноват! – произнесла Джинкс дрожащим голосом.
– В чем не виноват? – резко спросила Тилли. – О ком ты говоришь?
– О тех людях, которые вчера ночевали у нас. Потом ты их выгнала.
Лицо Тилли потемнело.
– Ну и что с ними?
– Насчет того здорового не знаю, но другой, Джефф Конверс, ни в чем не виноват.