Последний Повелитель - Шумилов Павел Робертович. Страница 28
– Вот кошель, и забудь об этом. Мы и так должны тебе за обозы с хлебом.
Джафар провел два дня у Джулии, утром третьего собрался уходить. Попрощался с конями. Хайкара, почуяв неладное, вырвалась из конюшни, пошла за ним. Вечером Джулия осознала, что он ушел навсегда, разыскала Амадея. Церкач сообщил своему начальству. Были подняты по тревоге все силы города. Во все стороны разосланы гонцы с приказом: найти, охранять, в контакт по возможности не вступать. К утру прискакал гонец с известием. Амадей сел на коня, ускакал вместе с ним.
Джафар шел не спеша тем маршрутом, который десять лет назад проделал вместе с Корой. Рядом с ним шагал церкач. Никакой цели не было. Шел, вспоминал, иногда молчал, иногда рассказывал. Проходили в день столько, сколько могла пройти Хайкара. Ночевали когда в трактирах, когда прямо под открытым небом. Джафару было все равно. Когда он задумывался, машинально начинал рисовать драконов. Больших, маленьких, с крыльями, без крыльев, бегущих, летящих, отдыхающих. Рисовал палкой на земле, ножом на столе в трактире, углем на стене. При случае, Амадей записывал все, что мог вспомнить из его рассказов. Потом незаметно передавал записи курьеру. Из мозаики отрывочных рассказов складывалась картина удивительного мира. Грандиозного, могучего, красивого, в котором люди были равны богам. Они мыслили другими категориями, действовали широко, глобально. Изменяли орбиты планет, заполняли водой океаны, превращая мертвые каменные шары в обитаемые миры. Для людей этого мира не существовало невозможного. Да, они были людьми и делали ошибки. Но что решил сделать мальчишка, не закончивший учебу, оказавшийся в безвыходной ситуации? Он решил переделать этот мир по образу и подобию своего. Один! За оставшиеся десять лет! Амадей хорошо помнил их первую встречу в трактире. Обоим тогда было около двадцати. Пределом мечтаний Амадея была должность начальника патруля. Джафар разрабатывал план перестройки мира. Даже в пьяном загуле поражала масштабность содеянного. Восемь разгромленных за ночь трактиров – и ни одного недовольного трактирщика.
Недалеко от Литмунда пала Хайкара. Джафар попросил у Амадея меч и принялся копать могилу. Амадей удивился, но промолчал и стал помогать. Остановил проезжавший мимо патруль, предъявил документы, приказал помочь. Впятером, сменяя друг друга, управились достаточно быстро.
Километров через десять Джафар долго осматривал зарастающую кустарником поляну. Разыскал холмик чьей-то могилы, воткнул в него полусгнившее обломанное рыцарское копье, лежавшее рядом. Сел под деревом.
– Здесь я встретил Кору, – объяснил он. – Кору, Табака, Хайкару. И этого бедолагу, – кивнул на могилу.
Уходить не собирался. Амадей чуть ли не силой посадил его на своего коня, отвез в Литмунд.
Смешно, не правда ли, смешно,
Когда секунд недостает.
Недостающее звено,
И недолет, и недолет.
Смешно, не правда ли? Ну вот,
И вам смешно, и даже мне…
Конь на скаку и птица влет –
По чьей вине, по чьей вине?…
Джулия продала трактир в Тонто, переехала в Литмунд, открыла новый. Перевезла к себе Джафара. Тому было все равно. Сидел где-нибудь с кружкой в углу зала, бормотал под нос непонятное – о взаимодействии нуль-т тензоров перехода и сдвига, хромосомах, фракталях, многофакторном влиянии капсулированных активных радикалов на фенотип. Рисовал своих драконов. Чаще всего – изящного, гибкого как ящерица, чем-то неуловимо женственного.
– Бесполезно, Амадей, бессмысленно и бесполезно считать вероятности, – втолковывал он церкачу. – Тысячу лет назад целые институты разрабатывали планы вашего развития. Вероятность удачной реализации – девяносто девять и восемь десятых процента. Где они – эти девяносто девять? Нету! Сгинули тысячу лет назад. Наш с Корой план – десять лет труда, восемьдесят процентов вероятности. Где он? Хочешь сказать, что двадцать процентов перевесили? Неправда! Не входило это короткое замыкание в двадцать процентов. Мне оставалось только кабель отстегнуть, десять-пятнадцать секунд, и заработали бы восемьдесят. Кирик – он бы справился. Он был в восемь раз умнее меня. Целую минуту он мерил зал могучими шагами. Десять секунд – и все было бы не зря. А знаешь, почему ничего не получилось? Потому что я взялся за это дело. Если бы это же самое делал Камилл, Модуль, Гром, кто угодно, не было бы никакого замыкания. Камилл на десять лет вперед видел. Он же говорил мне: это дело не для щенка. Только ни один щенок не считает себя щенком. Они думают, что они львы, ягуары. А из-за них настоящие люди гибнут, Кора…
Какая-то шлюха долго к нему присматривалась, потом попросила, чтоб сделал ей татуировку с драконом. Он сказал, что не умеет. Шлюха оказалась настойчивой, привела мастера с кучей иголок и пузырьков с красками. Тренировались на свинье. Дело оказалось несложным, шлюха получила, что хотела. Привела подругу, потом другую. Заказов было много. Джулия радовалась, что у Джафара появилось хоть какое-то дело. Ему было все равно. На расспросы Амадея отвечал скупо, односложно. Но сам иногда погружался в воспоминания и монотонно бубнил о Земле, о Луне, системе Юпитера, дальнем космосе. Интересовался только одним – драконами. Расспрашивал о них всех приезжих. Его считали сумасшедшим. Некоторые пытались рассказать байки о драконах, чтоб развеселить окружающих. Но, задав два-три вопроса, он распознавал ложь, терял интерес и, ссутулившись, молча уходил в свой угол.
Амадей кончил рассказывать.
– Так вы десять лет охраняли Мертвый Лес, и ни разу не поинтересовались, что там делается?
– Как это – не интересовались? Конопатый вот интересовался, потом месяц заикой ходил, – улыбнулся Амадей. – Конечно, интересовались. Но мы думали, брат Конор все знает. Он тогда карьеру сделал, был назначен управлять всем регионом. Мы думали, начальству виднее. Знаешь, как он держался – что вы, мол, не в свое дело лезете. А потом, когда в голодные годы оттуда обозы с мукой пошли, у нас всякие сомнения отпали. Ну кто еще, скажи, стал бы нам за просто так помогать? Хотя, конечно, мелочей было, хоть отбавляй. Несколько килограммов монет из чистого серебра. Не из сплава, как у нас, а чистейшего. Подделка, но дороже настоящих процентов на десять. Сначала была тихая паника, потом решили, что кто-то из баронов развлекается. Мол, наши не хуже ваших! Экономике это не угрожало, посмеялись и замяли. Та же самая мука – откуда он ее брал? Сено у крестьян закупал, муку – никогда. Вообще-то, конечно, смешно. Десять лет рядом жили, вино вместе пили, охраняли, и… – махнул рукой. – Проворонили Повелителя.
Дракон напряженно всматривался в его лицо. Внезапно всех в комнате затопила волна отчаянной печали. Уголек с испуганным писком метнулась черной тенью к Анне, спрятала голову в ее волосах. Дракон осторожно развернулся в забитом людьми помещении и направился к выходу.
– Коша, что случилось? – вскрикнула Лира.
– Я вспомнил, – ответил дракон. – Я все вспомнил. Кору. Все.
Лира бросилась за ним, но Анна остановила ее.
Дракон летел туда, куда звало его чувство направления. Теперь он знал, что это мог быть только нуль-маяк. Вскоре он приземлился на вершине скалы. Со всех сторон доносился тихий шелест ветра в лопастях огромных ветряков.
– Меня зовут Кирилл, – сказал он вслух. – Или Джафар. Надо подумать, очень серьезно подумать. Я ненавидел того, кто меня сделал и запрограммировал. Я клялся его убить. Я ненавидел самого себя. Как там…? «Нанести себе смертельное оскорбление. И вызвать себя на дуэль. И победить. И умереть отомщенным!» Ты зря боялся, Джафар, что я тебя не пойму. Но два раза хвостом по морде ты заслужил. За двойную запись. За ту музыкальную неделю, которую мне устроил. Ты десять лет радовался семейному счастью и побоялся уговорить ее поделиться счастьем со мной. Именно побоялся, я же помню. Ты очень дорого заплатил за свои ошибки. Я бы тебя ненавидел, если б не помнил, как я совершаю их. А что теперь делать мне? Это ведь Кора мне снилась два года назад, когда я ничего не мог вспомнить. Просыпался среди ночи и выл с тоски, сам не зная, почему. Куда, интересно, ты спрятал результаты нашей десятилетней работы? Выкинуть не мог, я себя знаю! Маяк! Они там, где маяк! Точно! Маяк указывает место, где спрятано самое важное. Иначе зачем бы я его переносил? Там матрицы памяти Коры, там геном Драконочки, тот, который я разработал для Коры, улучшенный и дополненный, исправленный в десятках мелочей. Геном Уголька отличается от моего только полом и внешним видом. И то компьютер с цветом чешуи промахнулся. Надо обязательно вырастить то тело, которое я тогда разработал, иначе через несколько поколений мы начнем вырождаться. А как же быть с матрицей Коры? У меня есть все, чтобы ее оживить. Последняя матрица снята за месяц до ее гибели. Но она не хотела, чтоб я делал ее драконом. А как я без нее? Но ведь Кора любила не меня, а его, человека. Кто я такой, чтобы за нее решать? Я же из ее клетки создан, она всегда считала себя моей матерью. Погибла, спасая меня. Но, кроме меня, решать некому. Очнется, взглянет в зеркало, посмотрит мне в глаза… Ничего не скажет, но если… Я же себе не прощу. Буду чувствовать себя сволочью несколько веков. А Уголек? Уголек простит. С детства приучу к мысли, что я презренный двоеженец. Боюсь. Тогда боялся, сейчас боюсь. Вот в чем дело. А если бы это была не Кора, а кто-то другой? Вот и ответ. Как все просто, если правильно сформулировать вопрос. Понял, стажер, что надо делать?