Спальня королевы - Бенцони Жюльетта. Страница 32

– Подумаешь! Солдаты...

– Если вы предпочитаете священников, это ваше дело, – обрезала ее Мария де Отфор. – Я хотела бы вам напомнить, что все мушкетеры – дворяне. И некоторые из них приходятся мне родственниками. Так что попридержите ваш ядовитый язычок! И мадемуазель де Лиль права. Они просто великолепны.

Предпочитая не ссориться с камер-фрау королевы, «прелестная мерзавка» повернулась к мадемуазель де Понс, предоставив Сильви и Марии возможность продолжить разговор.

– Известно ли вам, – спросила младшая, – что мы будем делать в Фонтенбло?

– Да. В некотором роде мы преследуем брата короля, герцога Гастона Орлеанского. В прошлом году, когда его величество так отважно сражался во главе своих войск, пытаясь загнать испанца обратно во Фландрию, брат короля и граф де Суассон, его приспешник, в очередной раз попытались организовать убийство кардинала. Но герцог Орлеанский, верный своим прежним привычкам, в решающий момент испугался и всех выдал. Вернувшись в Париж, король вызвал своего брата и своего кузена, чтобы потребовать объяснений. Но братец предпочел сбежать в Орлеан, в «его» герцогский город, а Суассон отступил к Седану, где герцог Буйонский встретил его с должным пониманием. Насколько мне известно, брат короля собирается присоединиться к Суассону и к своей матери, которая тоже направляется в Седан.

– Но ведь Фонтенбло довольно далеко от Орлеана?

– О! Это выдвижение вперед. Брат короля решит, что очень скоро он может увидеть его величество у стен своего города.

– Но ведь для этого хватило бы и солдат? Зачем же ехать еще королеве и всему двору?

– Чтобы герцог Орлеанский не испугался в очередной раз. Ему прежде всего надо помешать присоединиться к Суассону и Буйону в Арденнах. Потому что там у них появится реальная возможность договориться с испанцами...

Сильви восхищенно посмотрела на Марию:

– Откуда вы все это знаете?

Мадемуазель де Отфор покровительственно похлопала малышку по руке:

– Я вам позже объясню. Кроме того, раз король взял с собой всех, то это значит, что он больше не хочет ни на день расставаться с Луизой де Лафайет. Королева не сделала ошибки, посадив ее в свою карету.

– Королева не ревнует?

– Конечно, ревнует. Это свойственно испанскому характеру. Там ревнуют по традиции. Но ее величество считает более разумным приглядывать за девицей и не слишком отпускать поводья.

Как и было предусмотрено, вечером остановились около Меннеси, во дворце, построенном в конце предыдущего века государственным секретарем Невилем Вилеруа. Плохие дороги и короткие зимние дни не позволяли доехать до Фонтенбло за один день. Остановка не изобиловала удобствами. Разумеется, дворец и службы были очень просторными, но для доброй тысячи человек здесь все равно оказалось тесно. Конечно, еды и тепла хватило на всех, но, размещенные всего в четырех спальнях, фрейлины провели не самую приятную ночь в своей жизни. Но следовало радоваться хотя бы тому, что кардинал решил остановиться в своем замке Флери.

– Если бы не это решение, – заметила Анна Австрийская с горькой иронией, – моим фрейлинам пришлось бы ночевать в хлеву на соломе. Что за мысль заставить нас путешествовать по такой ужасной погоде!

Королева нервничала. В этот вечер Сильви позвали развлечь ее величество. Девушка попросила разрешения спеть что-нибудь по своему выбору. Королева согласилась, и мадемуазель де Лиль исполнила свою самую любимую песню. Это был старинный романс. Его когда-то разучил с ней Персеваль де Рагнель, которому он тоже очень нравился:

Голос Сильви звучал чисто, как хрустальный колокольчик. Все были очарованы им, и больше всех королева. Когда песня закончилась, она положила руку на каштановые волосы юной фрейлины:

– В доме герцогини Вандомской мне показалось, что вы поете словно ангел, и я не ошиблась. Я никогда не смогу отблагодарить ее за то, что она отдала вас мне...

Это было первое проявление теплого чувства королевы к своей прелестной певице. Сильви этому очень обрадовалась, и от удовольствия на ее губах заиграла улыбка.

– Вашему величеству угодно услышать что-нибудь еще?

– Мне говорили, что вы поете еще и по-испански. Это верно?

– Да, ваше величество. Я могу спеть «Песнь Богородице» сеньора Лопе де Вега или еще...

– Нет, – сказала Анна Австрийская. – Сегодня мы не будем слушать песни моей родины. Король расположился совсем близко от нас, и ему это может не понравиться. Лучше спойте еще раз этот очаровательный романс...

– Не кажется ли вам, ваше величество, – заговорила Мария де Отфор, – что королю будет тоже приятно его услышать? Его величество любит музыку и еще больше хорошие голоса.

Камер-фрау нашла взглядом Луизу де Лафайет. Та рассеянно смотрела в окно. До настоящего времени она считалась самой лучшей музыкантшей среди фрейлин королевы, и Людовик XIII любил ее слушать.

– Ему хочется теперь слышать только один голос, – пробормотала королева, вновь вспомнившая о своих тревогах. – Нас могут неправильно понять. Может быть, позже...

Сильви пропела романс еще раз, потом небольшую поэму о соловье. И больше она в этот вечер не пела. Королева удалилась в свою спальню, потом последовала церемония укладывания в постель. Но Сильви не успела выйти из комнаты. Ее задержала Стефанилья. Это было совершенно против всяких правил. Старая камеристка родом из Кастилии считала стайку фрейлин чем-то вроде приспешниц сатаны и обычно окидывала их крайне свирепым взглядом, который лишь подчеркивал ее черный наряд. На этот раз тонкие губы раздвинулись в некоем подобии улыбки:

– Вы доставили удовольствие королеве, – пробормотала старая испанка. – Это хорошо, но этого недостаточно. Я хочу знать, любите ли вы ее?

– Кого же?

– Королеву. Она очень нуждается в том, чтобы ее любили.

– Когда я недавно приехала в Лувр, я поклялась быть ей верной и преданной. Я не могу сейчас сказать, что люблю ее, но верю, что так непременно случится.

– Вы искренни. В таком случае мы поладим...

Стефанилья вернулась к кровати, на которой она только что задернула полог, и просунула голову внутрь. Она что-то сказала королеве, но Сильви не расслышала слов.

Когда на следующий вечер роскошный кортеж прибыл в Фонтенбло, во дворце все было готово к приезду королевского двора. Во всех каминах горел огонь, все необходимое лежало на своих местах. Король и его сопровождение с удовольствием устроились на новом месте, и Сильви не стала исключением. Огромный дворец, выстроенный среди лесов Франсуа I, сразу же очаровал ее. Она даже спросила себя, почему это короли Франции упрямо просиживают в старом, темном и безрадостном Лувре все плохое время года, когда даже зимой в Фонтенбло куда приятнее, чем в столичной резиденции монархов. Посеребренные инеем деревья, голубовато-белые снежные покрывала, повторяющие изысканные рисунки садовых клумб, – все радовало глаз. Сильви показалось, что ей здесь будет так же радостно, как когда-то в садах Шенонсо и Ане.

Поэтому на следующее утро, воспользовавшись тем, что она не была занята по службе, Сильви надела плотную длинную накидку на беличьем меху, ботинки, перчатки и вышла прогуляться. Она никого не предупредила, побоявшись, что кто-нибудь пожелает ее сопровождать. А ей так хотелось побыть одной. Девушка полагала, что все как следует рассмотреть можно только в одиночестве. Она еще не догадывалась, что вдвоем это может быть намного приятнее.

Она прошла Овальный двор и вышла через Золотые ворота, где ее приветствовали стражники. Затем по террасе, возвышающейся над цветником, вдоль окон бального зала, апсиды церкви Святого Сатюрнена и павильона Тибра она добралась до места, где ей предстояло решить, отправится ли она в цветник или пойдет в парк. Сильви выбрала последнее. Небо было изумительного голубого цвета, несколько светлее обычного, по нему плыли пухленькие, словно херувимы, облачка.