Сверстники - Ролингс Марджори Киннан. Страница 37

– Лем не такой. Он принимает всё близко к сердцу.

– Это печально. Я встрял в драку между ним и Оливером потому, что вас было много, а он один.

– Что ж, братская кровь не вода. Мы деремся иногда промеж себя, но когда против нас выступает чужак, мы всегда заодно. Но мне-то с тобой не из-за чего ссориться.

Драки начинались со слов и кончались словами.

– А если люди не говорят друг другу ничего обидного, могут они подраться? – спросил Джоди.

– Это у мужчин в крови, мальчуган, – сказал Бык. – Вот погоди, начнешь сам ухаживать, так повыколачивают пыли из твоих порток.

– Да ведь ухаживали-то только Лем и Оливер, а в драку ввязались все мы, и Бэкстеры, и Форрестеры.

– Из-за чего люди дерутся, всего не перечтёшь, – сказал Пенни. – Я даже знал одного проповедника, – снимал сюртук и тузил всякого, кто отказывался признать, будто и детские души осуждаются на вечные муки. Тут уж ничего не поделаешь: дерись за то, что считаешь правильным, и чёрт бы побрал неудачника.

– Тсс! – сказал Бык. – Слыхали? Похоже, в хэммоке лает лисица.

В первый момент ночь казалась безмолвной. Потом, словно облака ветром, стали доноситься звуки. Прокричала сова. Пропиликала, как на скрипке, древесная лягушка, предсказывая дождь.

– Вот! – сказал Бык.

Издали послышался тонкий лай, пронзительный и печальный.

– Вот это музыка для моих бедных собак! – сказал Бык. – Уж они бы подпели этому сопрано! Нам пора трогаться, Джоди. Этот визгун должен добраться до кукурузного поля примерно в одно с нами время. – Он взял стоявшее в углу ружьё Пенни. – Сегодня я попользуюсь этим. Сдается, где-то я уже его видел.

– Только смотри не похорони его рядом с собакой, – сказал Пенни. – Ружьё-то всамделе хорошее.

Джоди закинул за плечо шомполку и вышел вместе с Быком. Оленёнок в сарае услышал его и заблеял. Они прошли под тутовыми деревьями, перевалили через изгородь и вышли на кукурузное поле. Вдоль крайней гряды Бык двинулся к его северному краю. Там он повернул и пошёл в поперечном направлении. У каждой гряды он задерживался и направлял свет от жаровни вдоль поля. Вдруг он остановился, обернулся и толкнул Джоди локтем. Свет от жаровни, падая на землю, отражался в двух горящих зелёных агатах.

– Пройдешь крадучись полгрядки, – прошептал он. – Я всё время буду светить тебе. Не загораживай собой свет. Когда глаза станут размером с шиллинг, всыпь ей хорошенько, прямехонько промеж глаз.

Джоди стал красться вперёд, прижимаясь к кукурузе, росшей слева. Зелёные огоньки на мгновение потухли, потом снова уставились на него. Он поднял ружьё и установил его так, чтобы сноп света от горящих в жаровне лучин падал вдоль ствола. Затем нажал спуск. Ружьё, как обычно, сбило его с ног. Он хотел побежать вперёд, чтобы увериться в попадании. Бык зашипел на него:

– Тсс! Ты попал. Пусть лежит. Давай назад.

Он крадучись вернулся обратно. Бык передал ему ружьё отца.

– Похоже, тут близко ещё одна.

Они стали перебираться от грядки к грядке. На этот раз он увидел горящие глаза раньше Быка. Он снова покрался вдоль грядки. Управляться с ружьём отца было сущее наслаждение. Оно было легче старой шомполки, не такое длинное, его удобнее было наводить. Он выстрелил уверенно. Бык снова позвал его, и он вернулся к нему. Они тщательно прочесали все грядки и, пройдя по западной кромке поля, просветили грядки и с южной стороны, но горящих зелёных глаз больше не оказалось.

– На сегодня всё, – уже не таясь, громко сказал Бык. – Посмотрим, что там у нас.

Оба выстрела попали в цель. Одним был убит самец, другим – отъевшаяся на кукурузе самка. Лисицы были серой масти, в хорошем состоянии, с пышными хвостами. Джоди с победным видом нёс их домой. Приблизившись к дому, они услышали переполох. Пронзительно кричала матушка Бэкстер.

– Твоя мать не станет бросаться на отца, покуда он болен, или как? – спросил Бык.

– Она никогда не бросается на него, разве только разговоры…

– Ну, а по мне, пусть лучше женщина ошарашит меня крепким суком, чем бранится.

Подойдя к дому ещё ближе, они услышали крик Пенни.

– Ну, мальчуган, она убивает его, – сказал Бык.

– Нет, это кто-то за оленёнком! – крикнул Джоди.

Если дикие звери и заходили на двор к Бэкстерам, то это были всё больше мелкие лесные воришки; гости более грозные наведывались не часто. Бык перемахнул через изгородь. Джоди перескочил за ним следом. Из проёма двери падал свет. В нём в одних штанах стоял Пенни. Рядом с ним, хлопая передником, стояла матушка Бэкстер. Джоди показалось, что какая-то тень метнулась от дома в ночной мрак, преследуемая лающими собаками.

– Это медведь! – крикнул Пенни. – Убейте его! Убейте, пока он не перескочил через изгородь!

Искры так и летели из жаровни в руках бегущего Быка. Свет выхватил из темноты переваливающуюся с боку на бок фигуру, во весь опор мчавшуюся на восток под персиковыми деревьями.

– Дай мне жаровню, Бык, а сам будешь стрелять! – крикнул Джоди.

Он испугался и растерялся. Они обменялись на бегу. У изгороди медведь обернулся к собакам. Его лапищи так и кромсали воздух. Глаза и зубы сверкали в трепетном свете лучин. Затем он повернулся и полез через изгородь. Бык выстрелил. Медведь рухнул наземь. Собаки неистовствовали. Подбежал Пенни. Свет лучин подтвердил, что медведь убит. Собаки, делая вид, будто вся заслуга принадлежит им, лаяли и ретиво бросались на него. Бык сиял довольством.

– Этот бродяга не посмел бы сюда заявиться, знай он, что тут есть Форрестер, – сказал он.

– Он просто учуял вкусное и до того ошалел, что не заметил бы и всей вашей ватаги, – ответил Пенни.

– Что его приманило?

– Оленёнок Джоди и свежий мёд.

– Он не добрался до оленёнка, па? Скажи, па, оленёнок цел?

– Он никак не мог до него добраться. Дверь, к счастью, была закрыта. Тогда он, должно быть, учуял мёд и давай шастать вокруг крыльца. Я подумал, это вы возвращаетесь, и в ус себе не дую, покуда он не сбил с мёда крышку. Я бы мог свалить его выстрелом тут же у двери, и вот на поди – ружья-то у меня и нет! Тут уж нам с Орой только и оставалось, что поднять крик, и уж, верно, на такой жуткий крик он отродясь не нарывался и сразу дал драла.

Джоди обмирал при мысли о том, какая участь могла постичь оленёнка. Он побежал в сарай утешить его и застал его сонным и ко всему безразличным. Он радостно погладил его и вернулся в месту происшествия. Медведь был двухгодовалым самцом, в хорошем состоянии. Его притащили на задний двор и освежевали при свете жаровни; тушу разрубили на четыре части и повесили мясо сушиться в коптильне.

– Жаль только, это не Топтыга, – сказал Пенни. – Господи, с каким наслаждением я бы провёл ножом вдоль хребтины этого ворюги.

Возбуждение шло Пенни впрок. Он сидел на корточках возле Быка и обменивался с ним историями о лисицах и собаках. Но на этот раз небывальщина оказалась бессильна завладеть вниманием Джоди. Он с нетерпением ждал той минуты, когда все разойдутся по своим постелям. Вновь обретенная энергия быстро покинула Пенни, и он присоединился к уже спавшей жене. Но Бык завелся говорить до полуночи. Все знакомые Джоди признаки были налицо, а потому он притворился, будто укладывается спать. Бык сидел на краю постели и говорил до тех пор, пока отсутствие слушателей не обескуражило его. Джоди услышал, как он зевнул, стащил с себя штаны и лёг на матрас из кукурузных обвёрток, положенный на трескучие доски.

Джоди ждал, пока не послышался густой переливчатый храп. Тихонько выскользнул он из дома и пробрался впотьмах к сараю. При звуке его шагов оленёнок встал. Джоди ощупью нашёл его и порывисто обнял за шею. Оленёнок ткнулся мордочкой в его щёку. Он взял его на руки и понёс к выходу. За то короткое время, что оленёнок пробыл у него, он рос так быстро, что нести его дальше Джоди было просто не под силу. На цыпочках выйдя с ним из сарая, он опустил его на землю. Оленёнок с готовностью последовал за ним. Джоди крадучись вошёл в дом, держа руку на гладкой твёрдой голове оленёнка, чтобы тот знал, куда идти. Его острые копытца зацокали по деревянному полу. Тогда Джоди снова поднял оленёнка и осторожно прошёл с ним мимо спальни матери в свою.