Тутта Карлссон Первая и единственная, Людвиг Четырнадцатый и др. - Экхольм Ян. Страница 21

Людвиг Четырнадцатый снова кивнул.

Волоски на шубе у папы Ларссона так и поднялись дыбом.

– А как же ты пробрался в курятник? – зло спросил он. – Ведь было совсем светло. Тебя могли увидеть.

Людвиг Четырнадцатый рассказал, как он взял шляпу и как прокрался к курам.

После этого он даже не решился посмотреть на папу Ларссона. Ведь от такого горя тот мог снова постареть на глазах.

– Ты очень сердишься? – прошептал он, спрятав нос и глаза в свою шубку. – Я не знал, что они такое надумают с мышеловкой.

Людвиг Четырнадцатый осторожно вытащил из шубки нос и открыл глаза. Нет, это невозможно – папа Ларссон хохотал.

– Ты что, не сердишься? – переспросил Людвиг Четырнадцатый.

– Следовало бы, хи-хи-хи, да, пожалуй, весьма следовало бы, – смеялся папа Ларссон. – Но ты и сам не представляешь, какой ты у нас хитрый! – Он вздохнул. – А всё же нехорошо обманывать своих, – добавил он.

– Я не хотел, – улыбнулся Людвиг Четырнадцатый. – Я только хотел, чтобы Лабан не причинил зла моей лучшей подруге и её родственникам.

– Хорошо сказано, – заметил папа Ларссон. – Но вот мой тебе совет. Не рассказывай Лабану, что это из-за тебя он подцепил на хвост мышеловку. А то, надо полагать, он когда-нибудь тебе весьма напомнит об этом. Да, и вот ещё,

– добавил папа Ларссон, – больше ты не должен играть с Туттой Карлссон. Она и её родственники отнюдь не наша компания.

– Папа, – начал было Людвиг, – Тутта и я...

– ...больше никогда не будете играть вместе, – решительно закончил за него папа Ларссон.

– Ну почему все звери в одном лесу не могут быть друзьями! – глубоко вздохнул Людвиг Четырнадцатый.

– Тоже мне философ! – сказал папа Ларссон. – Подрастёшь – поймёшь. А пока будет так, как я сказал.

Людвиг Четырнадцатый подумал, что он никогда-никогда этого не поймёт. Даже когда постареет. Он понуро вышел из норы и лёг на покрытый мхом камень.

Так он и лежал и думал, как ему жалко всех и самого себя.

Сначала ему не разрешили играть с добрыми зверятами. Потом с ним поссорился Максимилиан. А теперь вот он больше не сможет встретиться и с Туттой Карлссон. «Лучше уж я был бы игрушкой для человеческих детей, – думал Людвиг Четырнадцатый. – Тогда, по крайней мере, я каждый день виделся бы с Туттой Карлссон».

Но хотя он ещё совсем не состарился, а уже и он понимал, что скоро ему захотелось бы обратно домой в лес, потому что дом для лис – это лес. Нет, он не смог бы быть игрушкой для человеческих детей.

– Бедный я, бедный... – простонал Людвиг Четырнадцатый. – Какой ужасный мир! Бедный я, бедный. Мне никогда больше не будет весело.