Узник в маске - Бенцони Жюльетта. Страница 52

Итак, брак этот был заключен едва ли не вопреки желанию их величеств; к тому же молодая маркиза умудрилась поссориться с Мадам примерно тогда, когда третья из подруг, Аврора де Монтале, отправилась в изгнание. Атенаис принадлежала, впрочем, к слишком хорошему дому, чтобы совершенно отодвинуть ее на обочину, поэтому теперь входила в число придворных дам Марии-Терезии, высоко ценившей ее жизнерадостность и задор, а также набожность. Это не очень-то помогало прелестной молодой женщине держаться на плаву. Несмотря на многообещающие матримониальные соглашения, супружеская пара испытывала денежные трудности и уже привыкала к мысли о необходимости вот-вот ограничить свои расходы. Молодой маркиз был в долгах, как в шелках, к тому же и он, и его жена были привержены роскоши. Неудивительно, что жили они взаймы.

Вот уже несколько дней госпожа де Монтеспан не показывалась в Лувре. Не так давно она вторично забеременела и теперь мучилась тошнотой и головокружением. Недомогания эти не должны были затянуться ввиду ее крепкого здоровья, однако они временно делали нежелательным ее присутствие рядом с королевой, еще не до конца оправившейся после последних родов. По этой причине госпожа де Фонсом не сомневалась, что застанет маркизу дома, и велела везти ее в Сен-Жерменское предместье, в старый дом на улице Таран, где Монтеспаны занимали просторные, но не слишком удобные апартаменты. [12]

Она застала прекрасную Атенаис закутанной в меха, в кресле, придвинутом к камину, посреди просторной гостиной, где новая обивка стен и кое-какая изящная мебель безуспешно маскировали начинающееся запустение. Бледность этой женщины не портила ее красоту, поражавшую Сильви всякий раз, когда ей доводилось с ней сталкиваться: ведь это была одна из ярчайших красавиц эпохи.

Маркиза встретила гостью радушной улыбкой и хотела подняться, чтобы ее поприветствовать, но Сильви попросила ее не беспокоиться:

– Главное сейчас – ваше здоровье. Предлагаю пренебречь на сегодня правилами хорошего тона.

– Меня смущает ваша доброта, госпожа герцогиня. К тому же я вас ждала. Насколько я понимаю, Мари исчезла?

– Я догадывалась, что вы об этом прослышите. Кажется, вы – единственная ее подруга?

– Не знаю, единственная ли, но искренне ее люблю и желаю ей счастья. Потому и помогла ей покинуть Париж.

Сильви сделалось нехорошо.

– Вы помогли ей и не стесняетесь говорить об этом мне, ее матери?

Прекрасные синие глаза гордо сверкнули.

– Зачем же мне опускаться до грубой лжи? Моя честь не позволила бы мне такого бесстыдства. Мари твердо решила провести зимние месяцы с герцогом де Бофором, где бы он ни поселился на это время. Опасаясь, что он не появится в Париже, она все приготовила заранее.

– Что именно, позвольте узнать?

– Коня, приобретенного для нее мною, костюм кавалериста, шпагу, пистолеты, кое-какой багаж, необходимый для дальнего пути...

Ошеломленная Сильви покорно внимала перечислению всего того, чем эта женщина снабдила ее дочь, собирая для столь безумного предприятия.

– Когда же все это к ней попало?

– Прошлой ночью. Днем она передала мне записку, в которой просила все приготовить на рассвете. Все, что мне оставалось, – это прислать за ней на улицу Кенкампуа в четыре часа утра свою карету с двумя лакеями, на которой она и приехала сюда, чтобы переодеться и ускакать верхом. Видели бы вы, как она была счастлива!

Атенаис удивилась бы, узнав, что госпожа де Фонсом способна представить себе состояние дочери. Но Сильви хорошо помнила себя в ее возрасте, а потому знала, в каком воодушевлении скачет ее дочь по заснеженным дорогам вдогонку за мечтой. Благодаря усердию Персеваля Мари научилась обращению с огнестрельным оружием, а в верховой езде перещеголяла бы многих мужчин. Сильви представила себе, как дочь, прирожденная амазонка, несется по полям, опьяненная свободой и надеждой. Сама Сильви тоже не отказывалась от надежды, что ее крестный быстро настигнет Мари, станет за ней незаметно приглядывать, как пообещал, и не даст в обиду...

Вернувшись к действительности, Сильви посмотрела на госпожу де Монтеспан в упор.

– Вы искренне уверены, что, содействуя безумным планам, приближаете ее счастье?

– Хочу надеяться. Мари, как и я, не из тех, кто бросает начатое дело. Если в будущем нам придется пожалеть о содеянном, то упрекать мы сможем только самих себя. – Последние слова были произнесены с горечью, не ускользнувшей от тонкого слуха гостьи.

– Вам уже знакомы сожаления?

– Выходя замуж вопреки воле короля и даже собственной родни, после гибели на дуэли моего жениха, маркиза де Нуармутье, я отдалась любовному вихрю, в точности как поступила теперь Мари. Кстати, я не могу быть в этом до конца уверена, но вполне возможно, что Мари повстречает моего мужа.

– Он уехал?

– Он тоже погнался за господином де Бофором, – ответила маркиза с нервной усмешкой. – Мечтает о боях как о способе пополнить семейную казну... Между прочим, вы, герцогиня, в немалой степени ответственны за поведение своей дочери.

– То есть как?

– Вы – слишком снисходительная мать. Вы не можете не знать по собственному опыту, что, долго пребывая при дворе, немудрено и разориться, тем не менее Мари никогда не ощущала недостатка в деньгах. Подобное благополучие подталкивает к безумствам, например, к помощи менее удачливой подруги.

Судя по всему, делая это признание, маркиза не испытывала ни малейшего неудобства. Сильви не собиралась ловить ее на слове, а заметила лишь:

– Возможно, вы правы... Мне всегда хотелось, чтобы она была красивой и нарядной, поэтому я ни о чем не сожалею. Более того, она вправе пользоваться тем, что имеет, по собственному усмотрению, согласно повелению собственной души. Мне известно о ее привязанности к вам.

– Я отвечаю ей тем же и обязательно верну ей все, до последнего гроша, потому что рано или поздно стану богата, даже очень богата! Богата и могущественна, если верить предсказаниям.

– Нисколько в этом не сомневаюсь. Что ж, – Сильви поднялась, – мне остается лишь поблагодарить вас за откровенность и удалиться.

Атенаис выбралась из-под своих мехов, бросилась к гостье и порывисто стиснула ей руки.

– Вы, Фонсомы, – люди редкой породы, и вашу дружбу следует почитать за честь. Не бойтесь за Мари! Во-первых, она сильна телом и духом, во-вторых, я просила своего брата Вивонна, знающего ее и преклоняющегося перед ней, быть с ней рядом и в случае чего оказать помощь. Это должно остаться в тайне, но мы с братом очень близки, и он меня не ослушается. Как вам известно, он временно возглавляет королевскую каторгу.

Госпожа де Фонсом сделала над собой усилие, чтобы скрыть недовольную гримасу. Подобный надзор показался ей излишним. Во-первых, лучшее – враг хорошего, во-вторых, она знакома с молодым Вивонном еще с тех героических времен, когда он рос при молодом короле в качестве почетного пажа. Отличаясь, наподобие Бофора, безудержной отвагой, он был при этом отъявленным проказником, что впоследствии переросло в распутство. Однако плоха та сестра, которая не окружает голову своего брата ореолом безупречности... Сильви дала себе слово, что, как только даст о себе знать Персеваль, она предостережет его насчет возможного обременительного покровительства со стороны старшего Мортемара.

Тем не менее она прочувственно поблагодарила госпожу де Монтеспан, которая, взяв ее под руку, проводила до лестницы. Прежде чем проститься, та сказала гостье:

– Только не думайте, что деньги, которыми вы баловали дочь, помогли ей сбежать. Я бы все равно ей посодействовала, а она в случае необходимости уехала бы и в дилижансе, переодетая в простолюдинку. Подозреваю, ее не остановила бы и перспектива пешего путешествия... Ведь она всерьез влюблена.

Именно это терзало Сильви больше всего. Своей тревогой она поделилась с нетерпеливо дожидавшейся ее Жаннетой.

– Ты и без меня знаешь, как дуреют девушки, когда влюбляются. О тяжести недуга Мари я могу судить по своему собственному прошлому. Уверена, она влюбилась во Франсуа с первого взгляда, совсем как я когда-то! А ведь при их первой встрече ей было всего два года! Когда это несчастье стряслось со мной, мне уже как-никак стукнуло целых четыре...