Узник в маске - Бенцони Жюльетта. Страница 62

Кое-какие меры Персеваль все же принял. Так, придя к выводу, что Сильви грозит нешуточная опасность, он немедленно отправил письмо Бофору, в котором требовал приезда Филиппа, и теперь ждал его появления со дня на день. Предупредил он и Марию де Отфор, но та, как на грех, упала с лошади и тоже не могла двигаться. Оставалась нечестивая дочь. Но где ее искать? Вернулась ли она на службу к Мадам или где-то скрывается?

– Самый верный способ – отправиться к маркизе де Монтеспан, ее подруге, – посоветовала Жаннета. – Она живет на улице Таранн в предместье Сен-Жермен. Уж она-то наверняка что-то знает.

Совет выглядел разумным. Персеваль тут же отправил в дорогу Корантена, снабдив его двумя письмами: одно было адресовано молодой маркизе, другое – самой Мари. Теперь оставалось только ждать.

Близился конец второго дня ожидания, когда на аллее из старых вязов, протянувшейся к имению Фонсомов, появилась невиданная процессия. Шевалье был готов увидеть двух всадников или почтовую карету, сопровождаемую Корантеном, но никак не огромную дорожную карету с королевским гербом и целым взводом вооруженной охраны, приставленной к Орлеанскому дому. У дверцы монументального экипажа скакал с обреченным видом Корантен. Описав по двору грациозную дугу, карета остановилась у лестницы, и из нее вышла дама, так тщательно закутанная мехами, что ее можно было принять за медведицу, напялившую шляпу с белыми и синими перьями. Следом за дамой из недр кареты появился малорослый субъект, лысый и коренастый.

Персеваль уже догадался, кто к ним пожаловал, и поспешил навстречу Мадемуазель, ловко скрывая недоумение. Незваная гостья немедленно все объяснила:

– Рада вас видеть, господин де Рагнель! Вчера я гостила у госпожи де Монтеспан, когда к ней прибыл ваш гонец, искавший юную Мари. Он поведал нам о том, что госпожа де Фонсом занемогла: затерянная в снегах Пикардии, она лишена даже медицинской помощи! Вот я и доставила вам гения от медицины, которого сама случайно открыла и с тех пор прячу у себя. Где наша больная?

Персеваль, внимая извергаемому принцессой потоку слов, старался от нее не отставать. Мадемуазель стремительно шагала по замку, распугивая слуг. Оставались считанные секунды, прежде чем она ворвется в спальню больной... Шевалье, изменив правилам этикета, преградил ей путь.

– Прошу меня простить, ваше высочество! Извините мою невоспитанность, но прежде я попрошу уделить время мне.

– О чем нам говорить? У нас есть дела поважнее...

– Возможно, но речь пойдет о самом короле. Известно ли вашему высочеству, что госпожа де Фонсом – изгнанница?

– Разумеется, известно! Я узнала об этой... несправедливости, находясь в своем замке Э, где наблюдала за важными работами, и немедленно возвратилась в Париж, чтобы узнать о происшедшем подробнее.

– Могу сказать одно: ваше высочество сильно рискует, так как ваш приезд сюда может прогневить его величество.

– Велика важность! – фыркнула Мадемуазель и приблизила свой крупный нос к физиономии Рагнеля. Заглянув ему в глаза, она продолжила: – Кузен давно меня знает. Ему не надо напоминать, что мне лучше не мешать делать то, что я хочу. А что до риска, то чем я рискую? Что меня снова вышлют на мои земли? И пускай! В Э у меня много дел, в Сен-Фаржо я заказала большие гобелены и с удовольствием проверю, как продвигается работа.

– О да, я знаю, что ваше высочество ничего не боится.

– Кое-чего я все-таки побаиваюсь... – Схватив Персеваля за руку, она потащила его вверх по лестнице, сделав слугам знак остаться внизу. – Кое-чего я побаиваюсь... – повторила она тихо. – Скажем, упреков, которыми меня засыплет кузен Бофор, если я позволю владычице его помыслов уйти из жизни, когда у меня имеются способы ее оживить. Я очень привязана к своему кузену, шевалье. Он – мой старый соратник, давний сообщник. Когда король доверил ему командование флотом, он явился проститься со мной в Люксембургский дворец. Тогда он и поведал мне о своей тревоге за нашу общую подругу, которая недостаточно опасается этого грубияна Кольбера и была слишком дружна с беднягой Фуке. Я пообещала ему сделать все, что в моих силах, соблюдая меры предосторожности. Сегодня настал момент сдержать обещание, хотя я примчалась бы, даже если бы не дала слова: слишком мне дорога бедненькая герцогиня! Так вы отведете меня к ней?

Персеваль низко поклонился, не скрывая волнения, и заторопился по галерее, в которую открывались двери многочисленных комнат. За ним последовали Мадемуазель и ее гениальный лекарь. Достигнув двери спальни, Мадемуазель вспомнила, что ей жарко, и сбросила лисьи шкуры, увеличивавшие ее в объеме по меньшей мере вдвое. Избавившись также и от шляпы, она схватила лекаря за руку и потащила его за собой в спальню Сильви.

– Нас никто не должен беспокоить! – распорядилась она. – За дело, мэтр Рагнард!

Персеваль недоверчиво проводил взглядом робкого на первый взгляд носителя устрашающего имени предводителя викингов, которого Мадемуазель, дернув за руку, оторвала от пола. У изголовья Сильви сидела Жаннета, готовая исполнить все распоряжения врача. Самому шевалье предстояло заняться размещением свиты принцессы. Зная о ее аппетите, вошедшем в поговорку, он заторопился на кухню, чтобы предупредить о грядущем испытании Лами, но тот уже знал о происходящем: во всех очагах пылал огонь, повар раздавал громогласные распоряжения.

– Будь благословенна добрая принцесса, навестившая нас вопреки воле самого короля! – провозгласил он воодушевленно. – Уж я постараюсь, чтобы она навсегда запомнила свое пребывание у нас!

Рагнель хотел было возразить, что состояние здоровья герцогини не располагает к пышным пирам, но славный малый уже начал священнодействовать, осчастливленный возможностью попотчевать кузину короля, и обескураживать его было бы бесчеловечно. Рагнель оставил его и поспешил наверх, чтобы ознакомиться с диагнозом. Но ожидание затянулось более чем на час, после чего из спальни вышла одна Мадемуазель.

– Итак? – спросил шепотом Персеваль, опасавшийся худшего.

– Врач говорит, что если поступать согласно его советам, то больную еще можно спасти.

– Естественно, его советы будут выполнены!

– Сначала дослушайте до конца! – прикрикнула принцесса. – Он остается в ее комнате и будет впускать только служанку с бельем, водой и пищей. Она будет приходить только тогда, когда он сам ее позовет. Остальным вход в спальню больной строго запрещен.

– Выходит, у нас больше нет права видеть Сильви? Он сумасшедший?

– Нет, просто у него свои методы, и он не хочет, чтобы ему мешали. Если вы не согласны, он уедет завтра же, со мной.

– А если приедут дети герцогини?

– Им тоже придется подождать. Кстати, не знаю, успел ли вам передать это ваш гонец: никому не ведомо, где скрывается юная Мари.

– Даже госпоже де Монтеспан?

– Даже ей! У Мадам все тоже в неведении. Там уверены, что она ушла в монастырь. Но вернемся к мэтру Рагнарду: он говорит мало, только самое необходимое, терпеть не может, когда ему задают вопросы, и не отвечает на них. У меня он живет в одиночестве, под самой крышей, обложившись книгами и разными чудными предметами. Еду ему приносят, а сам он выходит лишь тогда, когда я в нем нуждаюсь или переезжаю.

– Ваше высочество это устраивает?

– Полностью, пусть мой Рагнард и смахивает больше на колдуна, чем на обычного врача. Мое отменное здоровье, вызывающее зависть у всего двора, должно служить для вас наилучшим подтверждением его искусства.

– Без всякого сомнения! И все же я только что услышал от вашего высочества, что завтра вы уезжаете...

– Уезжаю, но оставляю вам своего кудесника. Когда он сочтет, что пациентка здорова, то даст вам знать, и вы отошлете его обратно. Кстати, он не берет за свои услуги платы... М-м-м! – простонала она, расширив ноздри. – Что за волшебный аромат! Покажите мне мою комнату, я вымою руки – и за стол! Умираю от голода!

Она подтвердила правоту своих слов, отдав должное стряпне Лами. Персеваль, совсем не голодный, неожиданно для себя составил гостье достойную компанию. Мадемуазель так нахваливала молодого повара, что Персеваль испугался, как бы она не переманила его к себе, однако она была слишком великодушна, чтобы взять за свои услуги даже такую плату. На следующий день принцесса уехала, как и обещала. Ей доставила удовольствие оказавшаяся у нее в карете большая корзина со всевозможными яствами, призванными скрасить ей тяготы обратного пути. Подав напоследок руку Персевалю для поцелуя, она молвила: