Армия возмездия - Эхерн Джерри. Страница 16

Огонь гранатами оказался губителен. Вокруг Фроста взлетали в воздух тучи пыли, обломки, человеческие тела, части человеческих тел, искореженные винтовки… Затем у наемника буквально похолодело в груди.

С дальнего конца улицы, вход в которую оборонял дот, рыча могучим двигателем и грохоча гусеницами, надвигался тяжелый советский танк.

— По смотровым щелям и перископам, из винтовок, ураганным — пли!!! — закричал Фрост. — Гранатометчики, на фланги! Остановить его, как только приблизится на пятьдесят ярдов!

Каплевидная башня танка, оснащенная пушкой, чей калибр Фрост оценил на глаз миллиметров эдак в сто пять, начала разворачиваться. Замерла. Ударил оглушительный выстрел.

Наемник невольно зажмурился.

Услыхал взрыв.

Осторожно приоткрыл глаз.

Выпущенный танком снаряд разорвался вовсе не в гуще его солдат, как того ждал оцепеневший Фрост.

Бетонный дот, причинивший атакующим столько неприятностей и бед, по сути, перестал существовать. Верхнюю часть сооружения, где располагались крупнокалиберные пулеметы и гранатометчики, точно корова языком слизнула. Уцелевшая прислуга, видимо остававшаяся в нижнем этаже, высыпала наружу и, шатаясь, — оглушенная, израненная контуженная, — падала под выстрелами разом воспрявших духом наемников.

— Отставить огонь! Отставить!! — закричал Фрост. — Это Дэвидсон! Дэвидсон и его парни! Захватили-таки машину! Ох, молодцы!..

Башня опять развернулась — теперь уже в другую сторону. Пушка рявкнула вновь. Огромный пролом возник в стене ближайшего дома, но старая колониальная постройка все же устояла, и не рассыпалась грудой щебня. Огонь защитников еще более ослаб.

Капитан, Карр и еще трое бойцов, пригибаясь, помчались навстречу бронированному исполину. Командирский люк раскрылся, высунулось радостное, возбужденное лицо Дэвидсона:

— Хорошо сработано, а, босс?

— Лучше не бывает!

Фрост вытер лоб, изрядно перепачкав при этом сажей рукав комбинезона, вытянул сигарету, закурил. Сощурился:

— А сейчас, Дэви, двигай-ка своего мастодонта перед нами, обеспечивай лобовое прикрытие, и пали во все, что движется. Или не движется, но стреляет. Мы, пожалуй, доберемся теперь до морской базы первыми, а уж там этому трофею и впрямь цены не будет. Протаранит стену, как по-твоему?

— Сначала всадим снарядик-другой в нужное место, — сказал Дэвидсон, — а потом в это же местечко двинем грудью! Конечно, протаранит! Как же иначе?

Люк захлопнулся, танк взревел двигателем, развернулся, высекая гусеницами искры из брусчатки, неведомо когда выложенной старыми французскими колонистами, с грохотом и лязгом покатил впереди ударной группы. Время от времени лобовой пулемет взлаивал, уничтожая возникавших перед машиной рамоновцев.

При бое в городской черте бронированные машины гораздо более уязвимы, нежели в открытом поле, но державшаяся за кормой танка ударная группа тщательно заботилась о том, чтобы из окон не метнули гранату, не швырнули бутылку зажигательной смеси. Фрост и его люди прикрывали танкистов, а те работали всесокрушающими первопроходцами нормандских улиц.

За низкой стеной, окружавшей базу монтеасулийского флота, Фрост уже различал длинные стволы береговых орудий, изрыгавшие пламя в сторону моря. Взорам наемников открылась просторная гавань, вдали маячили корабли, окутывавшиеся густыми клубами дыма.

Капитан вспомнил: пушки береговой обороны почти не приспособлены для разворота на сто восемьдесят градусов и стрельбы в обратную сторону.

Он заколотил кулаком по броне.

Люк открылся, опять показалось лицо Дэвидсона.

— Проламывай стену и выбивай у них орудия! Одно за другим. Ответить не смогут, а пехотинцы и гранатометчики — наша забота!

— Понял, сэр, — ответил майор, ныряя в утробу стального гиганта.

Стену, хоть и низкую, сложили когда-то на совесть. Как и предсказывал Дэвидсон, пришлось произвести два выстрела в упор прежде, чем грохочущая махина довершила разрушение и ворвалась на территорию базы.

Следом, кашляя и чихая от стоящей облаком пыли, побежали наемники.

Пыль, хотя и мешала дышать, отлично сыграла роль дымовой завесы. Наемники оставались почти неразличимы для ошалелых моряков, не сразу понявших, что вытворяет собственный рамоновский танк, зачем он вкатывается в их владения, останавливается и, урча мотором, поворачивает башню.

Целил майор Дэвидсон с кинжального расстояния, прямой наводкой, а промахнуться при этом почти немыслимо. Длинное орудие советского Т—55 отличается большой скорострельностью, а сто пятимиллиметровый снаряд и на большей дистанции обладает громадной сокрушительной силой. Капитану Генри Фросту даже сделалось немного жаль метавшихся, точно загнанные крысы, артиллеристов, чьи пушки в продолжение трех или четырех минут попросту перестали существовать.

Как, впрочем, и большинство солдат, составлявших расчеты: люди Фроста били плотными очередями, а стрелять умели не хуже майора.

Последнее орудие, успевшее послать снаряд в сторону “Ангела-Три” и едва не потопившее транспорт, взлетело на воздух: Дэвидсон попал прямо в штабель зарядных ящиков. Взрывная волна заставила наемников попадать наземь.

Фросту почудилось, будто его контузило, но спасла металлическая туша танка, принявшая основной удар на себя.

Шлюпки с десантом уже спешили к берегу по сравнительно спокойным водам гавани. Стояло безветрие, но волны плескали в пристань, поднятые далекими взрывами и докатившиеся до острова, чтобы угаснуть у бетонных пирсов.

Ударила палубная пушка “Ангела-Три”. Снаряд провыл над головами наемников, разорвался где-то в центре города.

Тиммонс может переусердствовать, подумал Фрост. Эдак недолго и своих поколошматить. Палит ведь наугад. Но пускай: сопротивление защитников далеко не сломлено. Ради победы еще предстоит подраться.

Коммунисты и впрямь сосредоточивались для решительного контрудара, осознав, что численный перевес на их стороне, а противник не силой, так сказать, силен, а напуском смел.

Первая волна регулярных солдат ринулась в пролом со штыками наперевес, одновременно ведя ураганный огонь из АК—47 — оружия убийственно мощного, но малоэффективного при пальбе на бегу.

Впрочем, как и любое иное.

Люди Тиммонса уже выпрыгивали из шлюпок на причалы, но им предстояло еще проложить себе дорогу сквозь позиции уцелевших моряков, а от Фроста десантников отделяла четверть мили — не меньше.

Капитан стрелял из CAR—16 и хромированного браунинга одновременно, опустошал обойму за обоймой, перезаряжал, опять стрелял, опять перезаряжал… Казалось, миновали века, но рукопашная, которая перешла во всеобщую свалку, длилась, вероятно, минуты две-три.

Карр исчез из виду, пропал. Неужели убит? Жалко, такой славный малый…

— Капитан Фрост!

Наемник обернулся, увидел Карра. Собрав и возглавив примерно дюжину бойцов, юный Фрэнк умудрился отразить натиск рамоновцев на левом фланге, получил кратчайшую передышку и теперь торопился выручить друзей, продолжавших с коммунистами бой на взаимное уничтожение — жесточайший бой изо всех возможных.

— Мы с вами! Держитесь!

Рамоновским людям сразу пришлось туго. Свежие силы, обрушившиеся на них, почти мгновенно склонили колебавшуюся чашу весов на сторону Фроста. Наемник работал штыком, точно рапирой, молотил прикладом наотмашь, наносил пинки по системе сават и каратэ.

Лицо за лицом — искаженное, злобное, решительное.

Удар за ударом — наносимые автоматически, заученно, бессознательно.

Коммунистическая контратака начала захлебываться, монтеасулийцы дрогнули, ослабили натиск, а потом принялись отступать сквозь тот же пролом, который дал им возможность внезапно ворваться в расположение базы.

Вопли, предсмертные стоны, глухие звуки ударов и звонкие, хлесткие выстрелы понемногу смолкли. По крайней мере, здесь. Там, вдалеке, на берегу, десантники Тиммонса продолжали сражаться.

— Эй! — крикнул Фрост Фрэнку, мучительно пытаясь отдышаться. — Капрал!