Время любить - Бенцони Жюльетта. Страница 35

– Ты проспала два часа! – торжественно объявила она Катрин. – И все съела: это хорошо! Вижу, мы с тобой поладим.

Сняв ее с дивана, две служанки с большой осторожностью, будто хрустальную вазу, отнесли Катрин в соседнее помещение, где занялись удалением волос при помощи густой массы, замешенной на извести и аурипигменте. В это время парикмахерша покрывала ее волосы хной, после которой они приобрели золотистый оттенок. После этого ее опять отдали в руки самой Фатимы. Великанша натерла благовонным маслом тело Катрин и принялась ее массировать. На этот раз молодая женщина отдалась процедуре с настоящим удовольствием.

– Когда я закончу тобой заниматься, ты сможешь соперничать даже с принцессой Зобейдой, – удовлетворенно сказала Фатима.

При упоминании этого имени Катрин очнулась от дремоты и стала очень внимательна, потом спросила, не подавая вида, что вопрос имел для нее большое значение:

– Я о ней слышала. Ты ее знаешь? Говорят, она очень красивая…

– Уж конечно, я ее знаю. Она даже доверялась моим заботам после болезни. Это самая прекрасная пантера на всем Востоке – жестокая, дикая, пылкая, но прекрасная! Зобейда гордится своим телом и знает, что оно само совершенство, знает, как прекрасны ее груди… И она их не прячет. У себя в покоях и в саду она носит только прозрачный муслин и чудесные драгоценности, чтобы больше порадовать глаза своего любовника.

У Катрин сразу пересохло в горле:

– Своего любовника?

Фатима перевернула Катрин и принялась массировать ее спину.

– Мне нужно было сказать «своих любовников», так как люди шепчут на базарах, что по ночам многие воины входили к ней через потайную дверь усладить ее. Бывало даже, как рассказывают, Зобейда заставляла сильных рабов услаждать себя… а потом во рвах Аль Хамры валялись их трупы…

Катрин бросало то в жар, то в холод. С одной стороны, если Зобейда была такого рода Мессалиной, может быть, будет легче, чем она думала, вырвать у нее добычу… Но, с другой стороны, кто мог сказать, не ждала ли Арно такая же судьба? И зачем только Фатима прибавила:

– Но вот уже несколько месяцев наши сплетницы только и говорят о том, что у Зобейды теперь единственный любовник, пленник из франков, она от него без ума, и теперь никто не проходит через потайную дверку в ее сады…

– А ты видела этого человека? – спросила Катрин.

– Один раз! Он красивый, высокомерный и молчаливый. В некоторой мере он походит на Зобейду: как и она, это хищник!.. Их любовь, видно, полна сильных ощущений, страстей, а их ласки…

Этого уже Катрин не могла выдержать.

– Замолчи! – вскричала она. – Приказываю тебе молчать…

Пораженная ее внезапной резкостью, Фатима умолкла и мгновение смотрела на нее с недоуменным видом, машинально вытирая руки о свою набедренную повязку. Катрин спрятала лицо в ладонях, чтобы скрыть слезы, подступавшие к глазам. Внезапно медленная улыбка осветила круглое лицо негритянки. Ей показалось, что она поняла причину внезапного отчаяния своей подопечной… Она наклонилась над Катрин и прошептала:

– Догадываюсь, почему ты расстраиваешься, Свет Зари. Тебе завидно думать о прекрасном любовнике Зобейды, когда ты сама предназначена для ласк уже немолодого, немощного мужчины. Но успокойся, моя красавица, может быть, ты найдешь и получше…

– Что ты хочешь сказать?

Фатима уклонилась от прямого ответа.

– Не надо плакать. Смотри, что ты сделала со своим лицом, глупенькая! Сейчас я им займусь…

Когда спускалась ночь, на террасы домов в Гранаде выходили женщины в разноцветных одеждах, чтобы подышать вечерним воздухом, поесть сладостей или обменяться сплетнями. Мужчины же выходили на площадь, где они беседовали, смотрели на фокусы бродячих шутов и комедиантов или же, если только мусульманская секта, к которой они принадлежали, позволяла, отправлялись в какое-нибудь заведение на открытом воздухе, где они могли поразвлечься, выпить вина и посмотреть на танцовщиц.

Вечером Фатима усаживалась под ночным небом, устроившись на шелковых подушках. Катрин испытывала любопытное ощущение, будто она сменила кожу. Это происходило от того блаженного состояния, когда чувствуешь себя сразу и легко, и раскованно. Катрин провела по крайней мере целый час в большом бассейне с теплой водой, а рабыня в это время, сидя на корточках у берега, подавала ей разнообразные фрукты. Потом, перед тем как вновь одеть ее в причудливые одежды, Катрин накрасили. Она чувствовала себя прекрасно в новом облачении: широкие розового муслина шаровары, подхваченные на бедрах тяжелым позолоченным серебряным поясом, при этом талия и живот оставались голыми, короткая кофточка с маленькими рукавчиками из розового атласа. Круглая тюбетеечка придерживала большое розовое покрывало, которым она принуждена была закрыться, прежде чем появиться на крыше.

Катрин была единственной подопечной Фатимы – таковы были условия Абу. Такая безумная щедрость глубоко поразила толстую банщицу. Ночь была нежна и мягка, пахло жасмином и апельсинами. С террасы вид города, улочек, освещенных множеством масляных ламп, был сказочно прекрасным, но взгляд Катрин упорно возвращался к темной громаде дворца, возвышавшегося над домом Фатимы. В ста пятидесяти метрах над ним глубокие зубцы дворца вырисовывались на темном бархате неба. Там не видно было ни света, ни признака жизни, если не считать железной поступи невидимых часовых.

Глаза молодой женщины так долго были устремлены на неприступные стены, что Фатима через некоторое время заметила:

– Что, дворец так тебя и притягивает, Свет Зари?

– Мне хотелось бы увидеть пленника принцессы… Я с ним из одной страны, ты знаешь.

Жирная ручища Фатимы заткнула ей рот.

– Тебе надоело жить? – прошептала она. – Если это так, лучше я уж немедленно отправлю тебя обратно к твоему хозяину. Даже стены имеют уши. Я стара и уродлива, но все же мне хочется вдыхать аромат роз и есть нугу…

– А что такого я сказала?

– Этот человек – единственный на всю Гранаду, о котором ни одна женщина в городе не имеет права думать. Палачи Зобейды – монгольские пленники. Они умеют, не доводя до смерти, заставить длиться агонию несколько дней, и лучше вызвать недовольство самого калифа, чем ревность Зобейды. Даже любимая султанша, ослепительная Амина, даже она не решится это сделать. Зобейда ее уже достаточно ненавидит. Именно из-за этого Амина редко живет в Аль Хамре.

– Где же она живет?

Толстый палец Фатимы указал в южную часть города, на изящные беседки и зеленые крыши большого, отдельно стоящего здания вне городских стен.

– Это Алькасар Хениль, частный дворец султанов. Его легко охранять, и Амина чувствует себя там в большей безопасности. Жены султанов редко жили в этом дворце, но Амина знает, чего стоит ненависть ее невестки. Конечно, Мухаммад ее любит, но ведь он поэт и всегда пасовал перед Зобейдой. Султанша относится к ней подозрительно.

– Если принцесса захочет получить ее голову, – заметила Катрин, – не думаю, что этот дворец долго сможет ее защищать.

– Дольше, чем ты думаешь. Так как есть еще и это…

И ее палец ткнул в здание вроде крепости, находившееся невдалеке от медресе. Стены его были увенчаны зубцами и освещены многочисленными горшками с огнем. Крепость словно охраняла южные ворота города и создавала впечатление грозной мощи.

– Это жилище Мансура-бен-Зегриса. Он – двоюродный брат Амины и всегда был в нее влюблен. Без всяких сомнений, – это самый богатый человек в городе. Зегрисы и Бану Сараджи [1] – это две самые могущественные семьи в Гранаде, и, само собою разумеется, они соперничают между собой. Амина – из Зегрисов, и это еще одна причина для Зобейды ненавидеть ее: ведь Зобейда покровительствует Бану Сараджам. Ты и представить себе не можешь, какие беспорядки происходят из-за ссор между этими двумя семьями. Если калиф Мухаммад уже два раза терял свой трон, смело можно сказать, что он обязан этим Зегрисам!