Ночь Святого Распятия - Эксбрайя Шарль. Страница 28

— Если она виновна, то чертовски ловкая актриса…

С этой минуты я возненавидел Чарли Арбетнота. После того как капатасу удалось без сучка без задоринки вывести платформу Девы из церкви, толпа разразилась аплодисментами. Носильщики остановились перевести дух, а толпа снова замерла. И вдруг послышалась саэта, воспевавшая любовь Севильи к Армагурской Деве. Мария сжала мою руку. Мы оба и без слов понимали, что чувствуем одно и то же. Нас объединяла страстная любовь к Богоматери, понятная лишь истинным андалусцам и очень немногим чужакам, во всяком случае, когда они не строят из себя умников, как, например, Чарли Арбетнот — я отлично видел, что его тонкие губы кривит ироническая усмешка. Само собой, этот британец чувствовал себя здесь среди дикарей. Певица умолкла, снова заиграла музыка, и процессия двинулась дальше, а в дверном проеме возникла вторая платформа, с Иисусом и Иродом. Ее тоже встретили овацией.

Процессии предстояло идти по улице Торрехон и Трахан до Кампаны, где встречаются все братства. Мы не последовали за ней, а решили через полтора часа подойти к собору. Тем временем неутомимая Мария потащила нас по пустынным улочкам в северную часть города на Триумфальную площадь смотреть на процессию Марии Сантисима де Ла Пас, возвращавшуюся в свой дальний квартал Порвенир. Оттуда мы почти бегом бросились к западу в надежде догнать процессию Саграда Сена, движущуюся вдоль улицы Дель Соль. Потом, опять-таки галопом, мы повернули на юг и полюбовались шествием братства Иниеста на улице Эрмандад Анхела-де-ла-Крус. Наконец, чувствуя, что времени осталось в обрез, мы со всех ног помчались к собору и, несмотря на густую толпу верующих, успели пробиться вперед как раз в тот момент, когда первые музыканты братства Армагуры подступали к крыльцу. Я чувствовал себя совершенно измочаленным и, пока шла торжественная литургия, думал, что мне ни в коем случае не следовало браться за это расследование, ибо здесь, в Севилье, я стал совсем другим человеком, разительно не похожим на Хосе Моралеса из Вашингтона. Прошлое так глубоко впиталось в мою плоть и кровь, что мешало сохранять обычное хладнокровие. Слишком много воспоминаний, слишком много новых впечатлений… И все это мешало рассуждать трезво. Да еще — Мария… Со свойственной ему проницательностью Алонсо сразу понял, что со мной творится, поэтому-то он так уговаривал меня уехать. И у меня появилось препротивное ощущение, что я не только не помогаю коллегам, а еще и могу стать для них серьезной помехой. Но, отбросив все доводы рассудка, сейчас я умолял Армагурскую Деву сотворить чудо: пусть Мария окажется невиновной… Вставая с колен, я как будто заметил Хуана, но он тут же исчез среди сотен мужчин и женщин, поющих хвалу своей покровительнице. Мысль о парне вернула меня к действительности. Право же, его поведение невольно вызывало подозрения. Каким образом Мария допустила, чтобы ее брат не пошел с нами? Что за доводы он привел в свое оправдание и почему девушка не сказала нам ни слова?

Мы покинули собор следом за процессией своего братства и, предоставив ей двигаться дальше по Алеманес, вышли на площадь Генераль-Мола приветствовать Деву Эсперанса, которую насаренос, тоже облаченные в белое, но в лиловых капюшонах, несли обратно, в церковь Сен-Pox. Однако мы вовремя успели на площадь Ла Пальма посмотреть, как Армагурскую Деву снова внесут в церковь Сан-Хуан, где ей предстоит мирно дремать до следующего года. Было около полуночи. Носильщики брели, едва волоча ноги от усталости. Толпа тоже заметно погрустнела. Сказывались и утомление, и то, что настал конец празднику. Меня слегка оттеснили от спутников, и, услышав за спиной незнакомый голос, я вздрогнул.

— Сеньор Моралес… — шепнул кто-то.

Я обернулся. Сзади стоял насарено Армагурской Девы. Лицо его скрывал капюшон, и лишь глаза его блестели сквозь прорези маски. Зачем он меня окликнул? Или просто хотел проверить, что не ошибся, прежде чем нанести удар? Я весь подобрался, настороженно следя за каждым движением незнакомца. Но тот не двигался с места.

— Что вам нужно? — спросил я.

— Дайте мне руку, сеньор…

Вероятно, почувствовав, что я колеблюсь, он сразу добавил:

— Вам нечего опасаться.

Я протянул руку. Незнакомец взял ее, будто хотел пожать, и я почувствовал, как в ладонь мне скользнул листок бумаги. А насарено тут же бросился к церкви и исчез за дверью. Что все это могло значить? Мне не терпелось прочитать записку.

Мария пригласила нас домой поужинать гамбас и невероятной длины чуррос [73], которые мы купили прямо на улице. В кафе нам охотно продали несколько бутылок вина, и получился обычный праздничный ужин. Как только мы сели за стол, Чарли повернулся ко мне.

— Почему у вас такой озабоченный вид, Моралес? Что-нибудь случилось?

— Потом объясню.

Я сослался на то, что хочу вымыть руки, и, выйдя на кухню, быстро вытащил из кармана записку.

Последняя фраза обожгла меня как каленым железом, надо думать, потому что слишком соответствовала моим собственным подозрениям. Но кого имел в виду этот тип? Марию или Хуана? А может, обоих?

Вернувшись в комнату, где остальные уже принялись за ужин, я вздрогнул, увидев, что Мария помогает какому-то насарено снять плотно облегающий голову капюшон. Но тут появилась сияющая физиономия Хуана. Так вот чем объяснялось его отсутствие… У меня сразу отлегло от сердца. Выбросив из головы Эстебана и его советы, я с удовольствием принялся уничтожать гамбас и чуррос. Их вкус живо напомнил мне о прошлом, когда я теребил мать, умоляя купить пирожок. В те времена я считал это самым замечательным лакомством, ибо в нашем доме гораздо чаще ели фасоль. Как только я осушил первый бокал, Арбетнот напомнил, что задал мне вопрос насчет моего мрачного вида, а я так и не ответил. И я рассказал о том, как насарено Эстебан окликнул меня и передал записку. Все слушали, затаив дыхание, особенно Хуан, хотя, возможно, мне просто показалось. Но когда я уже собрался прочитать записку, в дверь постучали и молодой человек пошел открывать. Это оказался сосед, заглянувший попросить аспирина для больной жены. Тем временем я прочитал о предложении Эстебана, опустив последнюю фразу, где он советовал опасаться друзей. Во-первых, мне не хотелось прежде времени вспугнуть тех, кого я подозревал в измене, а кроме того, не стоило еще больше подогревать недоверие Алонсо и Чарли к хозяевам дома. Когда Хуан вернулся, сестра вкратце пересказала ему содержание записки, а потом повернулась ко мне.

— Надеюсь, вы не пойдете на это свидание один, правда, Хосе?

— Разумеется, пойду, Мария…

— Ну уж нет, Пепе! — Это вмешался Алонсо. И, сурово поглядев на меня, он добавил: — Уж не воображаешь ли ты, будто после всего, что с тобой тут случилось, я позволю тебе разыгрывать Тарзана? Когда меня нет поблизости, можешь геройствовать сколько влезет, а пока, нравится тебе это или нет, но я все равно тоже пойду в «Карабела дель Кристо»!

Естественно, Арбетнот не пожелал остаться в стороне.

— С вашего позволения, Моралес, и я составлю вам компанию. Раз уж в кои-то веки Англия может подсобить Соединенным Штатам, грешно было бы упустить такой случай!

Они рассмеялись, а Мария поблагодарила моих коллег за то, что не дают мне совершить очередную неосторожность. Но я не желал сдаваться.