Язон четырех морей - Бенцони Жюльетта. Страница 29

Дверь ложи отворилась, оборвав слова молодой женщины. Показался Талейран в сопровождении Язона. Последовали поклоны, реверансы, поцелуи рук, затем неисправимая креолка, одарив Бофора полной кокетства сияющей улыбкой, взяла за руку князя и увлекла его наружу, не дав ему даже слова вымолвить, заявив, что она должна сообщить ему нечто весьма значительное при условии сохранения тайны. Марианна и Язон оказались наедине.

Молодая женщина инстинктивно отодвинула свое кресло, чтобы оказаться в относительной тени. Уйдя от яркого света, она чувствовала себя менее уязвимой под устремленным на нее мрачным взглядом Пилар. Ведь это такой пустяк: краткое уединение среди громадного стрекочущего и квохчущего птичника, но для Марианны все, касающееся Язона, все, что исходило от него, было отныне бесконечно ценным. В одно мгновение все окружающее исчезло: красное с золотом убранство зала, сверкающая толпа с ее пустой болтовней, наигранная изысканность атмосферы. Язон словно обладал удивительной способностью ломать привычные рамки там, где он появлялся, какой бы культуре они ни принадлежали, чтобы утвердить свой собственный мир с его мерками людей и терпким ароматом морских приключений.

Неспособная произнести хоть одно слово, Марианна удовольствовалась тем, что смотрела на него сияющими радостью глазами. Она забыла обо всем, вплоть до присутствия в этом зале Чернышова, которого сама добровольно выбрала своим спутником. Раз Язон здесь, рядом с нею, значит, все в порядке. Время может остановиться, мир рухнуть, все это теперь не имело ни малейшего значения.

Глядя на него, она испытывала глубокую радость, тщетно пытаясь понять, как она могла не догадаться, не почувствовать эти неуловимые приметы, которые связывают два предназначенных друг другу существа тайными нитями, не понять, что она всегда любила только его. И даже сознанию, что он отныне принадлежит другой, не удавалось погасить эту радость, словно испытываемая к Язону любовь была из тех, что ничто человеческое не в силах уничтожить.

Однако американец как будто не собирался разделять молчаливую радость Марианны. Его взгляд едва скользнул по ней, когда он здоровался. Затем он устремился в глубину зала, словно Язону действительно нечего было сказать. Со скрещенными на груди руками, с обращенным к императорской ложе лицом, он будто искал там разгадку тайны, которая ожесточала его черты и омрачала взгляд.

Это молчание становилось невыносимым для Марианны, невыносимым и оскорбительным. Неужели Язон пришел в ее ложу только для того, чтобы публично показать, как мало интереса он к ней питает? С невольной грустью она прошептала:

– Зачем вы пришли сюда, Язон, если не находите даже словечко сказать мне?

– Я пришел, потому что князь попросил меня сопровождать его.

– Всего лишь? – спросила Марианна, чувствуя, как сжалось ее сердце. – Следовательно, без господина де Талейрана вы не оказали бы мне честь визитом?

– Именно так!

Сухость тона уколола Марианну, и она стала нервно обмахиваться веером.

– Очень любезно! – сказала она с легким смешком. – Вы боитесь, мне кажется, доставить неудовольствие вашей жене, которая не спускает с нас глаз? Ну, хорошо, друг мой, я не удерживаю вас, возвращайтесь к ней!

– Перестаньте городить вздор! – процедил сквозь зубы Язон. – Миссис Бофор и в голову не придет разрешать или запрещать мне что-либо! Я не пришел бы, ибо вы совершенно не нуждаетесь в моем присутствии. По-моему, вы достаточно ясно дали понять сегодня вечером, кого вы предпочитаете и кого любите.

– Нонсенс! – запротестовала возмущенная Марианна. – Теперь вы отдаете дань сплетням? Кто может упрекнуть меня за общество человека, которому я обязана жизнью?

На этот раз потемневший от гнева и презрения взгляд Язона впился в сверкающие яростью глаза Марианны. Он сухо рассмеялся.

– Да? А ваш муж? Новый… Тосканский… Князь, который, похоже, является в вашей жизни всего лишь неприятным эпизодом! Вы замужем только три месяца, и вместо того, чтобы оставаться на ваших землях, к чему обязывает долг, вы афишируете себя в безрассудном туалете полуобнаженной рядом с самым знаменитым юбочником, человеком, который якобы не знает отказа!

– Если я еще сомневалась, что Америка не является дикой страной, – отпарировала Марианна, покраснев, как перья на ее шляпе, – то теперь все прояснилось. Неужели после того, как вы были пиратом, покорителем моря, или я не знаю кем еще, затем официальным посланником, вы собираетесь стать пастором? Преподобный Бофор! Как прекрасно звучит! И я уверяю вас, что при небольшом усердии ваши проповеди будут иметь успех! Хотя, правда, если среди ваших предков имелись…

– Имелись в первую очередь порядочные женщины. И женщины, которые знали свое место.

Черты лица Язона стали твердыми как камень, в то время как ироническая складка в углу рта вызвала у Марианны непреодолимое желание ударить его.

– Слушая вас, можно подумать, что я сама выбрала свою судьбу. Словно вы не знаете…

– Я знаю все, верно! Поскольку вы были вынуждены бороться за вашу жизнь и свободу, все права были на вашей стороне, и я восхищался вами! Теперь же вы обязаны воздать должное человеку, давшему вам свое имя, хотя бы просто уважая это имя.

– Из чего следует, что я не уважаю его?

– А вот из чего: еще трех месяцев не прошло, как вас называли любовницей Императора, сейчас вас считают любовницей казака, чья репутация создавалась в гораздо большей степени среди смятых простынь, чем на полях сражений.

– Не преувеличиваете ли вы немного? Должна напомнить, что Император сам вручил ему орден при Ваграме, а Наполеон не привык раздавать свои кресты по пустякам.

– Я восхищен пылом, с которым вы его защищаете! Действительно, какое большее доказательство любви смог бы он представить?

– Любви? Я люблю Чернышова?!

– Если вы и не любите его, то ведете себя так похоже на это. Но я начинаю верить, что эта «похожесть» близка вам… Вы вели себя так же и с вашим таинственным супругом!

Марианна тяжело вздохнула.

– Я считала, что вам все известно о моем браке! Надо ли повторять, что, кроме капеллы, где мы были соединены и где я видела только его затянутую в перчатку руку, я никогда не приближалась к князю Сант’Анна? Надо ли повторять также, что если бы вы вовремя получили некое письмо, это не был бы князь, за кого я вышла бы замуж?

На этот раз Язон рассмеялся, однако таким черствым смехом, что он причинил боль, подобно звуку скиксовавшего смычка в руках неумелого скрипача.

– После того, что я увидел здесь, я думаю, что должен благодарить Небо, не допустившее это письмо до меня. Благодаря этому я смог спасти Пилар от незаслуженной участи, и, похоже, гораздо лучше предоставить вас судьбе, которая не кажется вам неприятной и, видимо, вполне заслуженной, когда наблюдаешь, с какой легкостью вы меняете привязанности!

– Язон!..

Марианна встала. Краска на ее лице сменилась меловой белизной, и в ее судорожно сжатых пальцах тонкие пластинки драгоценного веера ломались с печальным потрескиванием. Изо всех сил она старалась удержать слезы, поднимавшиеся из переполненного сердца к глазам. Ни за что нельзя показать ему, что он причинил ей боль!.. Она была слишком задета, чтобы понять, что оскорбительные слова продиктованы только горечью и… утешительной ревностью! Она безуспешно пыталась найти разящую реплику, чтобы ответить ударом на удар, раной на рану… Однако времени для этого уже не было. Высокая фигура в зеленом возникла между нею и Язоном.

Резче, чем обычно, грассируя, похожий на боевого петуха, Чернышов заявил, заметно стараясь оставаться спокойным:

– Вы оскорбляете одновременно ее светлейшее сиятельство и меня. Это слишком, сударь, и я сожалею, что смогу убить вас только один раз!

Язон с такой презрительной улыбкой смерил русского взглядом, что гнев Чернышова дошел до предела.

– А вам не приходит в голову, что вас могу убить я, я тоже?

– Безусловно, нет! Смерть – женщина, и она послушается меня.