Счастливого Рождества, Тони! - Эксбрайя Шарль. Страница 18

— Спросите у нее!

— Но разве у вас нет никаких соображений на сей счет?

— Нет, но, даже будь у меня кое-какие догадки, я бы вам о них не сказал. Я не испытываю ни малейшего желания создавать какие бы то ни было осложнения мадам Гажан. Может, вам это и неизвестно, но на свете еще существует такое понятие, как деликатность.

— Благодарю за урок. А теперь я попросил бы вас отказаться от роли преподавателя хороших манер и добросовестно припомнить все, что вам известно о Гажане.

Турнон снова прикрыл глаза. Похоже, у него это что-то вроде нервного тика. Во всяком случае, именно так милейший директор поступал каждый раз, когда его что-нибудь раздражало.

— Марк Гажан значительно выше среднего роста… Волосы — светло-каштановые. Он никогда не улыбался и приходил в крайнее замешательство, как только разговор преступал рамки математических вычислений и его экспериментов. Насколько я знаю, за ним не замечено никаких, даже самых невинных, пороков или особых увлечений. Гажан ни с кем не откровенничал и вообще говорил очень мало. Коллеги не испытывали к нему особой симпатии, но весьма ценили его глубокие познания. Тем не менее после женитьбы на Эвелин Марк, похоже, оттаял. В то время в нем как будто появилось что-то человеческое. Гажану хотелось элегантно выглядеть, и не раз он, оставив в покое науку, снисходил до обычных разговоров, более того, начал ходить в театры. А потом мало-помалу огонь угас. Гажан опять стал тем человеком, которого мы знали. По нашему общему мнению, работа взяла верх над любовью к жене. В понедельник утром, когда Гажан вдруг не явился на завод, никто этого сначала не заметил — коллеги слишком редко заглядывали к нему в лабораторию.

— Насколько я помню, в прошлый раз вы уверяли, что Гажан практически не общался ни с кем из коллег, верно?

— С тех пор я навел кое-какие справки… О дружбе говорить было бы преувеличением, но все-таки с двумя инженерами он держался не так замкнуто, как с прочими. Это химик Варанже и специалист по электронике Ордэн. Вероятно, вам стоило бы побеседовать с обоими.

— Можете не сомневаться — не премину.

— Если не хотите разговаривать с ними здесь, то вот домашние адреса… Да так оно и лучше — нечего возбуждать излишнее любопытство у прочих коллег.

Я сунул бумажку в карман и распрощался с Турноном, поблагодарив за то, что на сей раз он проявил большую готовность к сотрудничеству.

До встречи с Сальваньяком оставался еще час. Не без труда отыскав свободное место на площади Кэнконс и оставив там «воксхолл», я поднял воротник пальто, сунул руки в карманы и быстрым шагом пошел вперед, надеясь хоть ненадолго избавиться от навязчивых мыслей и влиться в поток сограждан, — приятно чувствовать себя таким же обывателем, как и все прочие честные бордосцы.

Миновав мост Людовика XVIII, несмотря на то что холодный ветер пощипывал уши, я по-прежнему пешком добрался до площади Жана Жореса, свернул вправо на аллею Шапо-Руж и спортивным шагом вышел на площадь Комеди. Какое наслаждение смешаться с толпой прохожих, деловито снующих по обе стороны аллеи Интепанданс, и от души полюбоваться витринами! Чисто инстинктивно я охотнее останавливался у магазинов игрушек и с удовольствием смотрел на восторженные мордочки малышей, а заодно и на их мам, словно помолодевших от радости за своих детишек. Казалось, они вновь переживают счастливые минуты прошлого, когда сами получали от родителей рождественские подарки. Глядя на чудесные куклы и многообразные машины, все, независимо от возраста, чувствовали себя мальчишками и девчонками. Мне бы тоже хотелось взять за руку сына или дочь и войти с ними в какой-нибудь ярко освещенный магазин, но для начала следовало непременно пройти через мэрию, а я много лет старательно избегал подобных испытаний. Однако в моей душе уже произошли настолько сильные изменения, что теперь возможность навсегда потерять свободу почти не пугала. Даже без особого копания в причинах подобной метаморфозы я прекрасно понимал, что новый взгляд на будущее несомненно связан с Эвелин Гажан. Из-за нее же я остановился и у мебельного магазина. Я выбирал кресло, в котором так удобно, сунув ноги в домашние туфли, наблюдать, как Эвелин готовит нам ужин… Увлекшись подобными материями, я уже не мог остановиться и чувствовал, что готов простить мадам Гажан продажу драгоценного досье за границу, лишь бы она согласилась бросить супруга. Любовь толкает нас к странным решениям и чрезмерному благодушию. Почти каждый рано или поздно открывает для себя этот закон.

Полностью погрузившись в мечты, нелепость, а пожалуй, и чудовищность которых сглаживало предрождественское сказочное время, я дошел до площади Гамбетты и, как истинный бордосец, перебрался на правый тротуар, чтобы вернуться на площадь Комеди, — коренные жители этого прекрасного города повторяют этот маневр тысячи раз в году.

Ровно в пять часов я вошел в «Бордо» — одно из самых элегантных кафе столицы Жиронды. Сальваньяк уже ждал, и я сел за его столик.

— Ну?

— Похоже, бордоские полицейские великолепно провели расследование. Супруги Банон, соседи из дома напротив Гажанов, уверяют, что в то воскресенье отлично видели, как они возвращались. Мадам Гажан, как обычно, вышла из машины, принесла мужу ключ от гаража — переделанной старой кузницы, и попросила не задерживаться, сказав, что сейчас поставит на плиту чайник и все приготовит к чаю. Супруги Банон даже сочли нужным уточнить, что на Гажане была куртка в черную с белым клетку. Другие соседи тоже заметили возвращение Гажанов, но, поскольку все они живут намного дальше, не смогли сообщить таких точных подробностей. Так или иначе, все они хорошо знали клетчатую куртку инженера. Я думаю, в свое время этот пестрый наряд несколько шокировал обитателей Кодрана.

— А как Гажан возвращался обратно из гаража, никто не видел?

— Нет, но зато многие помнят, что мадам Гажан несколько раз выходила на улицу, по-видимому ожидая мужа, а в последний раз появилась уже в пальто и наброшенном на голову шарфе и быстро побежала к гаражу, расположенному в пяти-шести сотнях метров от их дома. Минут через пятнадцать мадам Гажан вернулась с самым озабоченным видом.

— Неужели эти Баноны вечно сидят у окна?

— Хозяин дома инвалид. По воскресеньям они с женой играют в шашки у окна, так, чтобы можно было наблюдать за прохожими, и далеко не всегда с благородными намерениями. А что у вас, Лиссей?

Я рассказал, как побывал в больнице у Иеремии Лафрамбуаза и о разговоре с Турноном.

— Вам бы следовало прислушаться к словам Лафрамбуаза, Лиссей. По-моему, он человек думающий.

Сальваньяк мог не продолжать — я и так понял, что он намекает на доказательства против Эвелин и хочет лишний раз привлечь к ним мое внимание. Поэтому я довольно сухо с ним попрощался, сказав, что завтра позвоню и расскажу, чем кончились мои сегодняшние поиски, а в случае неприятностей — позову на помощь.

Ожесточение обоих моих помощников против Эвелин раздражало меня тем больше, что в глубине души я признавал их правоту.

Инженер-химик Антуан Варанже жил неподалеку от больницы, где мой приятель Лафрамбуаз вновь обретал вкус к жизни, а именно на улице А. Надеясь немного развеяться и снять нервное возбуждение, я решил отправиться туда пешком. Пешая прогулка вообще полезна, а кроме того, я все равно не нашел бы где поставить свой «воксхолл». Улицу Сент-Катрин запрудила такая толпа, что каждый шаг давался с величайшим трудом. Машины почти не двигались с места, то и дело возникали пробки. Вскоре я свернул направо, в сторону Аира, миновал перекресток, где кончается улица Пастера, и оказался на улице А. На заводе Турнона не слишком строгая дисциплина, и я надеялся, что в этот предрождественский день инженер Варанже постарался прийти домой пораньше.

Дверь открыла женщина. Не красавица, не дурнушка, а вполне заурядная особа. Впечатление смягчали лишь особая хрупкость и изящество фигуры. Откуда-то из недр квартиры доносились крики детей, особенно пронзительно заявляла о своем присутствии девочка.