Звезда для Наполеона - Бенцони Жюльетта. Страница 4

– Так скоро? Ведь я буду здесь и присмотрю за ней, – возразил аббат.

– Вы? Мой бедный друг! С таким же успехом ее можно поручить ветру. Вы исчезнете однажды в одной из ваших таинственных экспедиций, и девочка останется одна. Нет, она обручена, так обвенчайте же ее. Я сказала: восемь дней! Вы обещаете это сделать?

Аббат Готье пообещал. Вот почему, верный своему слову, он и венчал этим дождливым вечером 1809 года Марианну д'Ассельна и Франсиса Кранмера.

Стоя перед алтарем в расшитой золотыми лилиями белой шелковой ризе, которую ему одолжил каноник Людовика XVIII Александр Талейран-Перигор (дядя знаменитого министра Наполеона, оставшийся верным королевской власти), аббат Готье де Шазей торжественно совершал обряд. Несмотря на его небольшой рост и хрупкое телосложение, в одежде священника он производил величественное впечатление, подчеркиваемое благородством жестов. В сорок пять лет он выглядел гораздо моложе и сохранил совершенно юношескую походку. Только белые нити, бороздившие его густые черные волосы вокруг тонзуры, выдавали прошедшие годы. Марианна с нежностью поглядывала на эти следы времени, ибо она смутно догадывалась, что они были плодами трудных лет и тяжкого труда на благо других. За то, что она знала о нем, и за то, о чем она догадывалась, Марианна любила его особенно преданно. Однако ее дорогой крестный не собирался разделять с ней радость по поводу происходящего события, и это несколько омрачило ее счастье. Она знала, что он не одобряет этот брак с английским протестантом, что он предпочел бы видеть на его месте какого-нибудь молодого эмигранта из окружения герцога Беррийского и что он примирился с ним только во исполнение воли покойной. Кроме того, ее не покидало ощущение, что Франсис Кранмер не нравится аббату де Шазей просто как человек: священник исполнял свой священный долг, но исполнял его без всякой радости.

Когда во время церемонии он спустился к молодой чете, Марианна подарила ему обезоруживающую улыбку, как бы приглашая его разгладить морщины между нахмуренными бровями и разделить ее радость. Ее обращенный к нему взгляд, казалось, говорил: «Я счастлива, и я знаю, что вы меня любите. Почему бы вам тоже не быть счастливым?» И такая печаль была в ее немом вопросе… Отныне, когда тетки Эллис не было больше, он был всем, что ей осталось. И ей так хотелось, чтобы он признал и одобрил ее любовь.

Но лоб аббата не разглаживался. Он задумчиво смотрел на новобрачных, и Марианна видела в его глазах удивительную смесь сострадания, гнева и беспокойства. Воцарившаяся тишина неожиданно стала такой давящей, что Готье де Шазей это почувствовал. По его сжатым губам скользнула безрадостная улыбка.

Он взял за руку новобрачную.

– Я желаю тебе столько счастья, дитя мое, сколько может дать на этой грешной земле всемилостивейший Бог. Он один знает, когда мы снова увидимся!

– Вы уезжаете? – встревоженно спросила молодая женщина. – Но вы мне ничего об этом не говорили?

– Я боялся усилить волнение в этом доме и омрачить, даже слегка, твою радость. Да! Я отправляюсь в Италию, куда меня призывает сам Святой отец. Но отныне ты в надежных руках твоего супруга. Я надеюсь, что они будут добрыми.

Конец фразы был обращен к молодому человеку. Лорд Кранмер вскинул голову, распрямился и смерил взглядом аббата с головы до ног.

– Я надеюсь, что вы в этом не сомневаетесь, аббат! – бросил он с оттенком вызова в голосе.

– Марианна еще очень молода, я уверен, что она проявит послушание. Почему же ей не быть счастливой?

– Послушайте – это не все. Есть еще взаимопонимание, снисходительность, нежность… любовь!

Плохо скрытый гнев звучал в голосах обоих мужчин, и это напугало Марианну. Ее супруг и священник, благословляющий их союз, не должны были заводить спор у самого алтаря. Она не могла понять причину едва прикрытой враждебности ее крестного отца к человеку, которого избрала леди Эллис. В глубине души она догадывалась, что эта враждебность вызвана не религиозными причинами, а касалась личности Франсиса. Но почему же? В чем мог аббат упрекнуть его? Разве не был лорд Кранмер самым очаровательным мужчиной, самым блестящим, самым храбрым, самым образованным, самым… Когда Марианна начала перечислять достоинства своего нареченного, она кончила тем, что запуталась в них. Однако ей не пришлось вмешиваться. Аббат де Шазей ушел от опасной темы, ограничившись обращением к Франсису:

– Я вам доверяю ее!

– Будьте спокойны, – последовал сухой ответ.

Аббат торопливо поднялся на алтарь, захватил чашу и вернулся в богатую ризницу, устроенную в бывшем будуаре леди Эллис. Будуар, который никогда не использовался по своему прямому назначению. В нем находилось больше принадлежностей охоты и верховой езды, чем подушек и уютных кресел.

Словно избавившись от неожиданного стеснения, Франсис улыбнулся жене и, слегка согнувшись, предложил ей руку:

– Пойдем, моя дорогая?

Бок о бок они медленно пересекли огромный зал. Кроме группы смущенных слуг, сгрудившихся у двойных дверей, людей было мало, как и подобает при свадьбе, происходящей во время траура. Но присутствующие возмещали качеством отсутствие количества.

Уверенной рукой Франсис подвел жену к принцу Уэльскому, приехавшему с несколькими друзьями чествовать бракосочетание одного из своих фаворитов. Склоняясь перед принцем в глубоком реверансе, Марианна с удивлением заметила, что он не произвел на нее большого впечатления. У будущего короля был внушительный вид, даже с некой величественностью, но приближение пятидесятилетия и фантастический аппетит неумолимо влекли его к непреодолимой тучности, в то время как лилово-пурпурная краска окончательно завладела августейшим лицом. Благородный нос, властный взгляд и чувствительный рот не спасали Его Королевское Высочество от производимого им комического впечатления. Любой в Англии, даже такая невинность, как Марианна, знал, что принц вел распутную жизнь, что он был самым официальным образом двоеженцем, женившись на своей любовнице Мери Фитцгерберт по любви и по расчету на принцессе Каролине Брауншвейгской, которую он всей душой ненавидел.

Тот, кого за глаза называли Жоржик, уронил благосклонный взгляд на молодую женщину, улыбнулся и соблаговолил согнуть свою дородность, чтобы помочь ей подняться.

– Неотразима! – произнес он по слогам. – Вы положительно неотразимы, леди Кранмер, и если бы я не так погряз в брачных делах, то, клянусь Георгом, я поспорил бы из-за вас с моим другом Франсисом. Мои лучшие пожелания!

– Благодарю, Ваше Высочество, – пробормотала Марианна, с восхищением вслушиваясь в звучание своего нового имени.

Между тем собственная шутка вызвала у принца взрыв смеха, подхваченного Франсисом и тремя джентльменами, окружавшими наследника престола. Марианна видела их уже много раз. Они были постоянными сотрапезниками принца и товарищами Франсиса: лорд Мойр, Орландо Бриджмен и король денди Джордж Брайн Брумвель, чье миловидное лицо с необычайно длинным носом и завитыми светлыми кудрями возвышалось над головокружительным галстуком.

Тем временем прозвучал грудной голос лорда Кранмера, поблагодарившего присутствие и выразившего надежду, что Его Королевское Высочество почтит Селтон-Холл еще и своим участием в обеде.

– Право, нет! – ответил принц. – Я обещал леди Джерси сопровождать ее к Хетчиту, чтобы вместе выбрать новую карету! Ведь новая карета – это важное событие, а Лондон далеко! Так что я еду.

– Вы оставляете меня? В такой вечер?

Марианна с удивлением заметила, как в порыве гнева сжал челюсти ее супруг. Неужели он до такой степени разочарован отказом королевского гостя остаться? Что касается ее, то она, наоборот, страстно желала, чтобы все эти люди поскорее убрались и оставили ее наконец наедине с любимым… Во всех романах, которые она читала, молодожены только и мечтали об отъезде гостей.

Снова раздался приятный, но немного глуповатый смех принца:

– Ты что, боишься одиночества в свадебный вечер? По правде говоря, Франсис, ты сильно изменился… Но успокойся, я уезжаю не весь целиком. Я предоставляю тебе лучшую свою часть… Мойр останется, так же как и наш американец. И, наконец, разве нет с тобой твоей милой кузины?