Остров накануне - Эко Умберто. Страница 31

«О, – вопил священнослужитель, – как бы мне наконец тебя расквасить, блудодей, нечестивец, отродье всех растрепроклятых святых Парадиза, разрази тебя в кровь Христову!»

Окошко прелестницы открылось, кто – то высунулся и возмутился. Все участники, похоже, запамятовали первозамысел экспедиции и толпились около дуэлянтов, те же с возгласами танцевали вокруг фонтана, Сен – Савен изводил противника полукруглыми парадами и точечным колотьем.

«Кстати о Христовой крови, мсье аббат, – ерничал он. – Ваша Римская Святая Церковь вам вдолбила, будто наш грязный шарик – центр мира и весь мир пляшет вкруг Земли по – скоморошьи и наигрывает музыку сфер. Осторожно, вы слишком глубоко залезли в фонтан, замочите фалды, будете как старичок с недержаньем… Ну, а если посреди великой пустоты крутятся миры, числа коим нету, как полагал один философ, которого ваша братия спалила на площади в Риме, неисчислимые миры, обитаемые такими, как мы, существами, и если всех создал этот ваш Господь, как же сделать, чтоб Христос воскресал?»

«Как сделать, чтоб ты сдох, чертова кукла!» – надрывался аббат, с трудом отбивая Сен – Савенову кварту с кругом.

«Что, Христос воплотился только однажды? Значит, первородный грех совершился только раз и только на нашем шаре? Виданная несправедливость! Или для прочих, обреченных существовать без Божьего воплощенья, или для нас самих, потому что только на нашу долю выпадает искупление, а другие живут в совершенстве, как прародители до греха, и радуются прирожденному счастью без всякого крестоносительства. Или бесчисленные Адамы несметно повторяли свой проступок подзуживаемые всегда Евой, и всегда с яблоком? Тогда Христу, выходит, приходилось воплощаться, проповедовать и распинаться на Голгофе бессчетно раз сколько, и может, он и ныне занимается этим, и если миры нескончаемы, нескончаемы страсти Христа. При бесконечности страсти, бесконечны и формы мученья: если вне нашей Галактики есть земля, где живут шестирукие люди, как у нас тут на Terra Incognita, Божий сын должен там распинаться не на крестовидном древе, а на шестиконечном, что, мне кажется, уместно только в комедии».

«Комедию ломал ты сам, но теперь кончишь, проклятье!» – с этими словами аббат бросился на Сен – Савена, молотя куда попало.

Сен – Савен эффектно оборонился. Миг замешательства. Аббат занес над его головой оружие, тот как будто попробовал кольнуть вниз, промахнулся и скользнул тому в ноги. Аббат отвильнул и замахнулся выше, чтоб рассечь его сверху. Но Сен – Савен, и не думавший ослаблять колени, выпрямился, как молния, приоперся на левую руку, а правая взмыла наверх: это был Удар Баклана. Кончик шпаги вошел в щеку аббата и прорезал от носа до подбородка, отрубив левый ус.

Аббат выл и богохульствовал, как не снилось эпикурейцам. Сен – Савен салютовал по – фехтовальному, а окружающие рукоплескали его искусству.

Однако именно в этот миг в глубине квартала вынырнул испанский патруль, вероятно привлеченный шумами.

Французы инстинктивно схватились за эфес оружия, и испанцам представились шесть офицеров в боевой позиции. Испанец выхватил мушкет. Прозвучал выстрел. Сен – Савен упал. Ему прострелило грудь. Начальник испанцев увидел, что четверо лазутчиков, не думая стрелять в ответ, склоняются над простреленным, разглядел залитое кровью лицо пятого француза, догадался, что его люди потревожили дуэлянтов, скомандовал кругом, и патруль испарился.

Роберт поник над своим бедным другом. «Видели, – с трудом выговаривал Сен – Савен, – видели вы, ла Грив, мою штуку? Припомните и потренируйтесь. Жалко, если фокус умрет со мною…»

«Сен – Савен, дружище, – плакал Роберт. – Не надо умирать так глупо!»

«Как, глупо? Я побил глупца. Я умру на поле боя от вражьей пули. Я сумел выдержать в жизни меру. Серьезность надоедает. Зубоскальство приедается. Философствование утомляет. Паясничество отпугивает. Я совмещал все эти стили соответственно времени и случаю, бывал и придворным шутом. Но сейчас, если рассказать этот вечер как следует, выйдет не комедия, а трагедия. Не удручайтесь, что я ухожу, Роберт. – В первый раз он назвал его по имени. – Une heure aprиs la mort, notre вme йvanouie, sera ce qu'elle estoit une heure avant la vie… Хорошие стихи, не кажется вам?»

И умер. Выработали достойную версию, при согласии и аббата: Сен – Савен погиб в схватке с ландскнехтами, подошедшими к замку. Туара и штаб осажденных отдали ему почести как герою. Аббат доложил, что в этой схватке был тоже ранен, и приготовился получить продвижение по службе по возврате в Париж.

В течение краткого срока Роберт потерял отца, возлюбленную, здоровье, друга и проиграл войну.

Не было утешения и от отца Иммануила, не вылезавшего с тайных советов. Роберт вернулся в ординарскую господина Туара, к единственному, кто хоть как – то напоминал ему семью. Пребывая на посылках у коменданта, он и наблюдал развязку войны.

13 сентября явились в замок посланники короля Франции, делегация герцога Савойского и капитан Мазарини. Помощная армия тоже вела переговоры с испанцами. Не последняя удивительность этой осады: французы просили о перемирии для того, чтобы подоспеть и спасти город; испанцы уступали на эту просьбу, потому что и в их лагере, опустошавшемся мором, дела были нехороши, усугублялось дезертирство, а Спинола цеплялся за жизнь зубами. Туара получил от делегаций такие условия перемирия, которые позволяли ему не отдавать Казале в то время, как Казале был уже потерян. Французы, согласно условиям, оставались в цитадели, а город и замок предоставляли испанцам на срок до 15 октября. Ежели к этой дате помощная армия все еще не появлялась, французы, предполагалось, уходят из цитадели и признают себя побежденными. В случае подхода армии испанцы возвращали и город и замок.

До оных пор осаждающие обязывались снабжать провиантом осажденных. Конечно, не вполне таким образом, полагаем мы, должны были проходить осады в те времена. Но именно так в те времена осадам иногда приводилось проходить. Не военные схватки, а настоящие партии в кости с перерывами, пока противник отойдет по нужде. Или же как на ипподроме: делается ставка на лучшую лошадь. Фаворитом в бегах была ожидавшаяся армия, численность которой все возрастала вместе с возлагавшимися на нее надеждами, но которой никто не видел. В Казале, в цитадели, жизнь была похожа на жизнь на «Дафне»: с мечтой об обетованном Острове и с посторонними в квартире.

Если авангарды испанцев и проявили себя довольно прилично, сейчас положение поменялось, в город заходили основные эшелоны, и казальцы вынуждены были сосуществовать с дьявольским отродьем, отбиравшим что попало, кидавшимся на женщин, искавшим городских удовольствий после долгих месяцев лесного и полевого сиденья. Разделенная по – братски между завоевателями, завоеванными и осажденными, в крепости, городе и цитадели правила свой бал чума.

25 сентября пролетел слух, будто скончался Спинола. Ликование в цитадели, растерянность захватчиков, осиротевших, как сиротствовал Роберт. Время тянулось нуднее, нежели недели на «Дафне», вплоть до 22 октября, когда было объявлено, что армия уже в Асти. Испанцы бросились вооружать замок, устанавливать мортиры вдоль берега По, не блюли (Туара негодовал) достигнутых соглашений, по которым при появлении французской армии они должны были убраться. На это испанцы, устами господина Саласара, ответствовали, что договоренности были в силе вплоть до срока 15 октября, и коль на то пошло, скорее уж французам полагалось сдать без пререканий город вот уже неделю назад, если не раньше.

24 октября с откосов цитадели заметилось великое бурление среди рядов неприятеля. Туара прикрыл своим огнем подходящих французов. В последующие дни испанцы грузили обозы на плоты и барки и отправляли в Александрию, это показалось наблюдателям из цитадели порядочной приметой. Но затем враги принялись наводить понтонные мосты через реку, готовя себе выход на равнину. Тут уж Туара не удержался и начал бомбить их из пушек. Испанцы обозлились и поарестовывали всех французов, еще находившихся в городе, зачем они там медлили, честно сказать, мне непостижимо, но Роберт излагает факты именно так, а я от этой осады готовлюсь ожидать каких угодно несуразиц.