Королевство теней - Эрскин Барбара. Страница 74

Закусив губу, она уронила книжку на пол и, еще раз обойдя комнату, спустилась на кухню. Приготовила себе сандвич, хотя была не голодна и, включив телевизор, села возле него, не слыша и не видя, какая идет передача, просто стараясь голосом диктора заполнить тишину.

Услышав, как громко хлопнула дверь, она решила, что это от сквозняка, в комнате наверху. Но нет; это была тяжелая дубовая дверь, дверь часовни в Дандарге. Клер порывисто вскочила и стул, на котором она сидела, с грохотом опрокинулся. Ее колотила дрожь. О Боже! Не дай этому повториться! Она сходит с ума... Она, должно быть, сходит с ума!

«Нет. Нет, пожалуйста, уходи! Я не хочу больше этим заниматься, Разве ты не видишь? Я не хочу ничего знать!»

Клер, закрыв лицо руками, прижалась лбом к стене. Позади нее в телевизоре раздался какой-то треск, и экран погас.

«Нет, прошу тебя, уходи!»

Поначалу Изабель не противилась власянице. Она хотела страдать, хотела покаяться. Долгий путь на север под жарким солнцем, на тощей лошади, без седла; с непокрытой головой, в колючей власянице, которую заставили ее надеть священники – она заслужила все это. Она чувствовала, как пот стекает у нее по спине, ощущала зуд в тех местах, где ее покусали блохи, и боль от новых укусов. Через каждый город, каждую деревню на их пути везли Изабель, жену графа, кающуюся ведьму, и сотни глаз смотрели на нее. Кто-то жалел ее, кто-то потешался над ней.

Они ехали на север через Олений лес, потом вдоль реки Юджи, огибающей подножие Мормонд-Хилл. Изабель уже почти не замечала любопытных взглядов. У нее в голове не было никаких мыслей; тело стало сплошной саднящей раной. При каждом шаге лошади грубая ткань у нее на спине натягивалась, и когда, наконец, они прибыли в Дандарг, она была не в состоянии сама спешиться. Мастер Уильям Комин вышел к ней и окинул ее взглядом. В его глазах мелькнуло удовлетворение, когда он посмотрел в лицо Изабель.

– Господь с состраданием примет ваше раскаяние, – сказал он.

Изабель выпрямилась. На мгновение дух непокорности вновь вернулся к ней: захотелось бросить резкий ответ, плюнуть ему в глаза; но она подавила свой порыв. Она не даст ему повода снова применить к ней силу. Не доставит ему удовольствия вновь связать ей руки – делая это, он испытывал наслаждение, и она это чувствовала.

Напряженная, как натянутая струна, Изабель вошла в полутемную башню. После жаркого солнца внутри казалось холодно. Она поежилась, но была рада почувствовать под ногами жесткий вереск, устилавший каменный пол.

В часовне Святого Дростана, пропахшей ладаном, она покорно опустилась на колени перед алтарем, не замечая, что осталась одна. Люди, которые сопровождали ее из Эллона, разошлись. Во дворе замка рыцарь, возглавлявший эскорт, снял шлем и отдал его своему оруженосцу. Наклонившись над корытом для лошадей, он взял ковш и стал поливать водой голову.

Дверь в часовню тихо открылась, потом так же тихо закрылась. Мастер Уильям в мягких кожаных сандалиях неслышно приблизился к Изабель и встал рядом с ней. В руках у него была плетка.

Подняв голову, Изабель взглянула на нее, потом с нескрываемым презрением посмотрела Уильяму в лицо.

– Итак, вы собираетесь еще и выпороть меня во имя Господа?

Уильям свысока взглянул на нее.

– Это должен был бы сделать ваш муж, миледи. – Он преклонил колени перед алтарем и осторожно положил туда плетку. – Епитимья, которую я наложил на вас, требует умерщвления плоти. А также смирения. Здесь, в Дандарге, на самой границе владений моего брата, вас ничто не будет отвлекать, вы будете страдать и молиться. Сэр Дональд Комин останется здесь сторожить вас со своими людьми – это воины, миледи, которых ваш муж с трудом выделил в столь тяжелое для Шотландии время. Мастер Дэвид, капеллан, позаботится о вашей душе, а две сестры из монастыря, которые уже прибыли сюда, будут прислуживать вам. Я же должен немедленно вернуться на юг.

Изабель стоя на коленях перед алтарем, крепко сжала руки, стараясь скрыть охватившую ее радость. Она чувствовала взгляд своего деверя, но не могла прочитать его мысли. Его лицо было абсолютно бесстрастным. Изабель знала, что она выглядит ужасно, что тяжелая власяница, которую ее заставили надеть, грязна и пропахла потом. Ее босые ноги кровоточили, израненные о камни и колючий кустарник, когда на привалах во время долгого пути через города и деревни она искала уединения, чтобы справить нужду, прячась в редком кустарнике и за поваленными деревьями.

Изабель догадывалась, что Уильям старается подавить в себе желание, охватившее его, когда он смотрел на ее стройное тело и красивые ноги с узкими лодыжками и маленькими израненными ступнями, едва прикрытыми уродливой рубахой. Он поднял задумчивый взглад на ее усталое лицо и спутанные черные волосы и сглотнул вставший в горле комок. Она увидела похоть в его глазах, как только он подошел к ней с плеткой. Сначала он хотел сам применить к ней это наказание, но вовремя понял опасность. Пусть эту обязанность исполнят монахини. Он сдержанно кивнул Изабель:

– Оставляю вас наедине с вашими молитвами. Позднее вас проводят в вашу комнату.

Когда дверь за ним со скрипом закрылась, Изабель с трудом встала на ноги, борясь с желанием сорвать с себя грязную рубаху и прижаться обнаженным телом к холодным каменным плитам, чтобы облегчить терзавшую ее боль. Но если бы ее застали обнаженной в доме божьем, это окончательно убедило бы их в ее греховности и привело бы ее, как Майри, на костер.

Сэр Дональд Комин с нескрываемым облегчением проводил мастера Уильяма за ворота Дандарга. Как только святой отец со своими людьми скрылся из виду, он поспешил в часовню. Распахнув тяжелую дверь и заглянув в темноту, он сначала решил, что Изабель исчезла, но потом разглядел ее, стоящую у алтаря.

– Миледи? Мастер Уильям уехал. Проводить вас наверх?

Изабель повернулась к нему, и он увидел, как просветлело ее бледное лицо; он также понял, какую боль причиняет ей каждый шаг, когда она направилась к двери.

Небольшая комната в верхнем этаже башни имела два сводчатых окна, выходивших на юг, на продуваемую ветрами долину. Здесь Изабель ждали, тихо беседуя у окна, две монахини. Когда Изабель вошла, они встали. Старшая из них, высокая худая женщина с изможденным бледным лицом, улыбнулась.

– Леди Бакан? – Она протянула Изабель обе руки. – Мы прибыли сегодня утром, как только мастер Уильям прислал гонца в монастырь. Это – сестра Юлиана, а я – сестра Элинор. Мы будем счастливы вам служить.

Изабель надеялась, оставшись одна, снять с себя ненависную рубаху, однако приветствовала сестер-монахинь вымученной улыбкой. Сестра Юлиана была моложе и привлекательнее сестры Элинор, но в ее лице присутствовала холодность, которая не понравилась Изабель.

– Мастер Уильям дал нам относительно вас инструкции. – Голос сестры Юлианы звучал почтительно, но в нем слышались резкие, властные нотки. – Власяницу вы должны носить сорок дней, и в каждый из этих дней должны терпеть искупительное наказание плеткой. Если вы не сможете заставить себя наносить себе удары, как это делаем мы, то одна из нас поможет вам в этом. – Ее глаза сурово смотрели на Изабель.

Даже ночью Изабель не могла остаться одна. Все в той же ненавистной власянице она лежала на низкой деревянной кровати в углу комнаты. Рядом в той же комнате спали монахини, сняв с себя верхнее платье и покрывала, но оставаясь в сорочках.

Только в часовне Изабель было разрешено частично обнажать свое тело; здесь, перед алтарем власяницу спускали с плеч до пояса, чтобы подвергнуть ее спину, воспаленную и кровоточащую от укусов блох и вшей, ударам кожаной плетки. Сестра Элинор наблюдала за этой процедурой со странным чувством сострадания и любопытства. Когда она заканчивалась, Элинор охотно помогала Изабель вновь надеть власяницу, как бы случайно прикасаясь к ее спине. Изабель не видела странного выражения, которое появлялось в этот момент на лице монахини.

Через десять дней после приезда в Дандарг сестра Юлиана заболела. Ночью Изабель проснулась оттого, что женщину рвало. Схватив в темноте кремень, Элинор пыталась зажечь свечу.