Небесные врата - Бенджамин Курт. Страница 4

– Если вспомнить, как ты воспринял смерть Хмиши, неудивительно, что карлик решил одарить тебя милосердием.

Шокар схватился за эфес меча, будто готовясь убить демонов, захвативших разум Льешо. Он не заметил, как с неба спустился орел, и непроизвольно дернулся, когда птица вцепилась когтями ему в плечо.

Хлопнув крыльями, Каду вновь поднялась в воздух – впрочем, только на высоту человеческого роста – и приняла земное обличье.

Заминка, однако, Льешо не спасла.

– Он винит себя в смерти хана, верно? – спросила Каду, усаживаясь рядом с Льешо.

Юноша скривился. Ему пришло в голову, что, сидя на этом камне – плечом к плечу, щека к щеке, – они, наверное, выглядят как три демона несчастья в поисках неприятностей.

Не сводя осуждающего взгляда с Льешо, Шокар произнес, обращаясь к Каду:

– Я думал, он чувствует себя виноватым, потому что Ясное Утро выполнил его желание за счет какой-то несчастной души из земного царства, – кисло заметил он. – Но теперь даже не знаю… Балар сказал: вселенная должна поддерживать равновесие, однако никто никогда не говорил, что смерть Чимбай-хана сравнима с жизнью Хмиши. Я больше представлял себе затоптанную бабочку или глубокую трещину в скале – в противовес крошечному огоньку жизни низшего солдата.

– За смерть хана нужно заплатить гораздо больше. Жизнью мальчика-короля, например. Именем Богини, Льешо, куда девался твой разум?! Ты как будто разучился думать!

– Он прав. – Мастер Ден хлопнул себя по коленям для пущей убедительности. – Хмиши неровня хану, даже если бы убийство могло восстановить равновесие, нарушенное милосердием.

– А такого не бывает, – закончила мысль Каду. – Как говорит отец, убийство само по себе порождает пустоту во вселенной. Одно убийство не оплачивает другое, а у нас два убийства.

– Хабиба – слуга смертной богини войны, – возразил Льешо. – Говоря так, веря в свои слова, он снимал с себя вину за то, что убивал во имя богини.

Каду одарила его мрачным взглядом.

– Не играй в эти игры, Льешо. Война – не убийство, ты прекрасно знаешь. По крайней мере ты убивал только в честной битве.

– Итак, твоя смерть не спасла бы хана, – произнес Шокар. – Но подумай о людях, которые следуют за тобой! Они бы погибли в бесполезном сражении, чтобы отомстить за тебя, без надежды когда-либо освободить Фибию. Подумай о Великой Богине, твоей супруге, и о том, что случится, если осада небесного царства увенчается успехом и Небесные Врата будут взяты штурмом…

– Но как же Тай? – прошептал Льешо.

Он видел в гарнском принце самого себя. Теперь Таючит тоже сирота и жаждет отомстить силам, которые держат в страхе его народ. Жизнь Тая, как и жизнь Льешо, будет оставаться под угрозой, пока живы его враги.

– Хороший вопрос…

Каду вскочила, отряхнулась, поставила Льешо на ноги и подтолкнула вперед.

– Разве не это ты собирался узнать?

Они нашли принца Таючита и его мачеху, госпожу Чауджин, в окружении советников в переполненном шатре его отца. Многочисленные стражники покойного хана, которые не сумели помочь ему в нужную минуту, бдительно осматривали представителей кланов, будто в попытке загладить свою вину.

Льешо заметил Есугея, тот сидел в традиционной гарнской позе – одну ногу подобрал под себя, на колено другой опирался подбородком – и о чем-то шепотом разговаривал с Мергеном, дядей Тая. Вокруг них собрались вожди кланов и старые женщины, Великие Матери.

Борту, бабушка Тая и мать убитого хана, присоединилась к ним, как Великая Мать клана своего сына. Льешо не знал, что представляли собой эти Великие Матери, но чувствовал, что скоро узнает.

Как ни странно, гарнские вожди действительно голосовали за одного представителя своего круга, которому предстояло улаживать отношения между кланами и вести войны с внешним врагом – с мастером Марко, например… или, как подумал Льешо, с ним самим. Бросит ли новый хан свои силы против южных гарнов, ведомых магом? Или примет сторону чужеземцев, которые пришли в поисках товарищей и остались, чтобы объединиться против общей опасности? Чимбай-хан благоволил им, но Льешо слишком хорошо понимал, что следующие несколько часов могут превратить его шатры из святилища в тюрьму.

Оставив пустынников охранять вход в дворцовую палатку, Льешо протолкался к подножию помоста, где Тай с мачехой принимали если не клятвы верности, то хотя бы соболезнования вождей кланов. Льешо надел роскошную традиционную фибскую накидку без рукавов, вышитую лучшими мастерицами, которую мастер Ден сохранял для него всю дорогу от Далекого Берега. Под накидкой юноша носил дорогую фибскую рубашку и бриджи, на ногах – мягкие сапоги.

Шокар тоже оделся соответственно статусу принца. Каду явилась в одежде приглушенных зеленых, синих и серых тонов – военных цветов провинции Тысячи Озер, обители смертной богини войны, в чьей свите числилась Каду. Даже мастер Ден повязал красный пояс с письменами, молитвами и заговорами на удачу, хотя пришел в обычной белой накидке по колено – поверх бриджей и необъятного живота.

Обстановка в ханском шатре уже изменилась: после смерти Чимбая исчезло много роскошных вещей, которые служили ему теперь на том свете. Однако замысловато расписанные сундуки остались – как и другие вещи, считавшиеся фамильными драгоценностями или собственностью ханского клана.

Принц и госпожа наблюдали, как Льешо пробирается к ним через огромное пространство шатра. Юноша заметил бронзовый бюст своего фибского предка, отлитый много веков назад. Кто-то передвинул его ближе к расписному сундуку – туда, где сейчас на месте отца сидел принц Таючит. Бюст перешел к Чимбай-хану по наследству и теперь останется у принца независимо от исхода голосования. Намеренное выставление скульптуры по правую руку от принца говорило, что Тай собирается продолжать поддерживать дружеские отношения с отрядом Льешо по примеру своего отца.

Как на его решение отреагируют кланы, предсказать было невозможно.

Когда подошла очередь Льешо выразить соболезнования скорбящей семье, он оставил своих товарищей и в глубоком поклоне приблизился к помосту. Юноша знал, какое положение он занимает между двумя основными соперниками в битве за ханство. Госпожа Чауджин, вдова покойного хана и мать его нерожденного ребенка, по ее собственному признанию, желала смерти Льешо. Она уже покушалась на его доверие и жизнь.

Принц Таючит, его ровесник и пасынок госпожи Чауджин, стал для юноши другом. Оба принца делили ненависть госпожи, которая, вполне возможно, убила не только отца, но и мать Тая, а также готовилась отправить следом пасынка – как только пройдет достаточно времени, чтобы еще одна смерть не вызвала излишних подозрений. В лице госпожи Чауджин они оба видели врага. Однако для Льешо было важнее, что принц Тай присутствовал при битве с каменными гигантами, порождениями мастера Марко. Он видел смерть друзей от рук чудовищ и понял опасность, которую представлял его улусу злобный маг. Если Тая назовут ханом, он будет сражаться вместе с другими союзниками Льешо. Значит, враг у них тоже общий.

Вождей не обязывали голосовать за члена ханской семьи. Любой из них мог заслужить доверие и привести собственный клан к власти и богатству. Такой выскочка соберет в кулак воинов всех кланов и бросит их против своих врагов… Наследники Чимбай-хана будут забыты, как и переговоры с Льешо. Юноша знал, что, если дело дойдет до смены власти, он может рассчитывать на Есугея, который повстречал его на самой границе Страны Лугов и привел к хану. О других Льешо судить не мог.

Госпожа Чауджин протянула к нему руки.

– Принц Льешо Фибский. Подданные Чимбай-хана скорбят.

– Ваша скорбь – моя скорбь, госпожа.

Льешо прижался лбом к ее ладоням.

– Все мы должны вынести из этого урок. Даже ничтожнейшая из тварей может привести к падению величия.

Чауджин скрыла насмешку за густыми ресницами.

– Почему же ничтожнейшая, госпожа?

Льешо почувствовал, как она заскребла ногтем по его ладони, и торопливо отнял руки.