Брак на пари - Эшфорд Джейн. Страница 4

Лакей принес поднос, на котором лежали колоды карт, графин с бренди и два бокала. Он неторопливо положил на столик карты, поставил графин и налил в бокалы бренди, украдкой поглядывая на даму в маске, которая, напряженно выпрямившись, сидела на позолоченном стуле.

Со времени возвращения из Франции барон ни разу не приглашал гостей. Слуги шептались между собой: они-то ожидали сборищ веселых джентльменов, от которых можно было бы ожидать богатых чаевых. Повариха даже осмелилась спросить Реддингса, почему барон так нелюдим, за что получила от камердинера резкую отповедь. Наконец-то у хозяина намечается что-то вроде интрижки. Джон предвкушал, как он утром будет рассказывать на кухне о вечернем приключении.

— Что-нибудь еще нужно, милорд? — спросил он, тщательно сохраняя безразличное выражение лица.

— Спасибо, Джон, можешь идти спать.

Окинув напоследок библиотеку жадным взглядом, лакей удалился. Вот Нэнси удивится, когда он расскажет ей о темнокожем гиганте! Теперь все будут смотреть ему, Джону, в рот.

Эмма взглянула на хозяина дома, сидевшего по другую сторону инкрустированного карточного столика и тасовавшего карты. Она ни минуты не сомневалась, что выиграет, и с удовольствием предвкушала растерянное выражение лица своего противника. Выиграть у одной из этих презренных тварей, которые живут за счет молодых неискушенных юношей, было одним из немногих оставшихся ей удовольствий.

Игра началась. Лакей разжег камин, хотя вечер и так был теплый, и в библиотеке стало жарко. Эмма решала, какие карты ей сбросить. В комнате пахло кожей и лаком.

Хозяин протянул ей бокал:

— Хотите бренди, мисс… Как вас зовут? Я так и не узнал этого на корабле.

Эмма не отвечала, продолжая разглядывать свои карты.

— Меня зовут Уэрхем. Колин Уэрхем. — Он отхлебнул из своего бокала, разглядывая гостью, лотом перевел взгляд на карту, которой она пошла. — Неплохо, — с удивлением сказал он. — Вы хорошо играете. Но вот что удивительно: ваше поведение не похоже на поведение тех женщин, которые проводят жизнь за карточным столом.

— Я вообще на них не похожа, — ответила Эмма голосом, исполненным отвращения. — И на вас тоже не похожа. Я не заманиваю зеленых юнцов и не обираю их до нитки.

— Я тоже этого не делаю.

— Я не люблю разговоров во время игры, — отрезала Эмма.

Не хватало еще препираться с подобной личностью!

За полчаса она поняла, что ее противник — необыкновенно искусный игрок. Он точно рассчитывал ходы и умело использовал свои карты. И даже, казалось, каким-то чудом угадывал, какие карты у нее на руках. Ей стало ясно, что этими красивыми руками с длинными тонкими пальцами руководил незаурядный ум. Скоро Эмма с удивлением осознала, что и руки эти совсем не похожи на те изнеженные белые руки, которые она обычно видела за карточными столами. Они были мозолистые, загорелые, в мелких шрамах. Очевидно, этот человек занимался не только тем, что обирал беспомощных юнцов. Да и вел он себя не как прожженный игрок. Однако она собственными глазами видела, как он обчистил юного Беллингема, и поэтому упорно не обращала внимания на все то, что противоречило ее представлению об этом человеке.

Первую партию Эмма проиграла, но с небольшим счетом. Ей просто явно не повезло. Проигрыш ее нисколько не обеспокоил, и она сдала снова, разобрала свои карты по мастям и стала обдумывать стратегию игры.

— А вы ведь вовсе не любите играть в карты, правда? — с любопытством спросил Уэрхем.

Пораженная его проницательностью, Эмма подняла голову. Она предполагала, что ее противник, поглощенный игрой, ни на что другое не будет обращать внимания. Такие люди, как он, ничем, кроме карт, не интересуются. Встретившись взглядом с Уэрхемом, она вдруг вспомнила ощущения, нахлынувшие на нее, когда они столкнулись на трапе корабля. Вспомнила, как буквально утонула в глубине его сиреневых глаз. Они действительно глубокие. И в них светятся и ум, и сострадание, и юмор, и тысяча других свойств, которые чужды такому человеку, каким она его себе представляла. Как и в тот раз на корабле, его взгляд пронзил ее насквозь.

Выбитая этим из колеи, она вгляделась в своего противника. До сих пор у нее было о нем лишь общее впечатление: высок, строен, широкоплеч, темноволос, модно одет. Теперь же она обратила внимание на его лицо: узкое, с высокими скулами, орлиный нос и решительный подбородок. Черные волосы довольно коротко подстрижены и слегка вьются, хотя и зачесаны назад и напомажены. Четко очерченные твердые губы и глубоко посаженные синие глаза странного сиреневого оттенка. Красивый мужчина, вынуждена была признать Эмма, в нем все-таки есть что-то притягательное. Но, испугавшись собственных мыслей, она одернула себя — все шулеры наделены поверхностным обаянием.

— У меня такое впечатление, будто игра вам просто противна, — добавил он.

— Противна, — призналась Эмма.

Риск азартной игры совсем не привлекал ее. Игра в карты скорее напоминала ей скучные задачи по математике, которыми ее донимала гувернантка мисс Крейн, или перевод с французского трудного текста. Она выигрывала не потому, что любила играть, и не потому, что ей везло, а потому, что у нее были ясный ум, способность рассчитывать варианты, но самое главное — ей нужны были деньги на жизнь.

— Неужели игра не доставляет вам никакого удовольствия? — не унимался ее противник.

— Удовольствия? Когда я начну испытывать от игры в карты удовольствие, я тут же брошу играть.

— Зачем же вы играете?

— Потому что у меня нет другого выхода, — отрезала Эмма. — Делайте сброс, сэр.

Он, казалось, хотел добавить еще что-то, но передумал и положил на стол карты. Эмма смотрела на свои карты, стараясь сосредоточиться, хотя это было нелегко — она кожей чувствовала, что Уэрхем разглядывает ее. Молодая женщина была смущена. Она снова подняла на него глаза. Да, он внимательно смотрел на нее, и в глазах у него стояло нескрываемое любопытство. Да, именно любопытство. И еще… дружеское участие.

Человек, который так на меня смотрит, не может желать мне зла, — забыв о своих подозрениях, подумала Эмма. Уэрхем улыбнулся, как будто прочитал ее мысли. У Эммы перехватило дыхание. Какая у него удивительная улыбка! Добрая, теплая, надежная. Наверное, я к нему была несправедлива, — подумала Эмма.

— Может, выпьете немного бренди? — спросил Уэрхем, с удовольствием смакуя напиток. — Уверяю вас, оно того стоит.

Семь лет жестоких уроков напомнили о себе, как только Эмма отвела глаза. Ну конечно! Он все это делает нарочно. Старается отвлечь ее внимание, чтобы она проиграла. Собрав в кулак всю свою решимость, Эмма сосредоточила внимание на картах. Нет уж, больше она не попадется на этот крючок!

Вторую партию Эмма выиграла. Теперь они шли ровно. Но, бросив на Уэрхема злорадный взгляд, она заметила на его губах легкую улыбку. Что это значит? Он налил себе еще бренди и сделал пару маленьких глотков. Интересно, что означает эта улыбка? У него такой вид, будто он получает огромное удовольствие от этой игры, — подумала Эмма. — Он как будто вовсе не опасается проигрыша. Какая отвратительная самоуверенность!

Теперь все зависело от третьей партии. Эмма взяла новую колоду, распечатала ее и приготовилась сдавать.

— Напрасно вы отказываетесь от бренди.

— Не надейтесь, что я позволю вам затуманить мой мозг спиртным, — жестко сказала Эмма. И, не глядя на него, стала сдавать.

— Кто вы? — вдруг спросил Уэрхем. — Откуда вы появились? У вас манеры и выговор женщины аристократического круга, но вы совсем не похожи на тех светских дам, с которыми меня сводит судьба.

Эмма вспыхнула. Что-то в его тоне смутило ее: не то это было восхищение, не то насмешка.

Пусть бы эти дамы провели семь лет так, как провела их я, — подумала она, — вот тогда бы вы все поняли.

— Я пришла сюда играть в карты, а не вести с вами светскую беседу! — В ее голосе был лед.

Уэрхем на это замечание только вскинул бровь. В очаге догорали поленья. Одна из свечей погасла, и Эмма уловила приятный запах воска и дыма. Дело близилось к утру, вокруг стояла тишина, которую нарушало лишь похрапывание Ферека в холле.